Страница 23 из 24
К сожалению, они оба отдали свои жизни за веру в то, что медленно умирает и что в скором времени превратится в ад, если население ничего не предпримет. Тесса, Царствие ей Небесное, не до конца представляла масштабы смерти, которая поселилась здесь на базе. Смерть везде. Она поджидает за каждым углом, за каждой дверью, каждый день, каждую минуту. Она окутала воздух, которым мы дышим, таится в воде, которую мы пьем, сидит на плече твоего товарища и просыпается с тобой в одной постели. Желява медленно умирает.
Как и я.
Мне больше не найти покоя после того, как моего мужа вырвали из моей жизни так резко, так внезапно, так жестоко. Словно он не был удивительным и неповторимым, словно он не был маяком в ночи для тысячи трехсот жителей нашей общины, словно он не был исключительным. Словно он не был важен для судьбы.
Тигран ушел и забрал с собой половину моей души, оставив вторую доживать последние дни на этой мертвой земле, где больше не осталось смысла жить.
Я ругаю себя за подобные мысли, но больше потому, что они расстроили бы Тиграна, услышь он их, а не потому, что нахожу их депрессивными и противоестественными. Честно признаться, мне нравится придаваться им. Я всегда любила ныть и жаловаться на то, как тяжела наша участь – так я жуликовато выпрашивала у Тиграна внимание к своей важной персоне. И ведь он знал, что я в очередной раз пришла к нему за похвалой и комплиментами, которые не всегда заслуживала честным образом. Но он все равно продолжал потакать моим женским слабостям, самоотверженно терпя мой несносный характер и восхваляя мои ничтожные заслуги.
Какой же я была эгоисткой! Сколько самолюбия и эгоцентризма, когда рядом был человек, принимающий тебя с твоими странностями и недостатками, человек, которым так легко пользоваться.
Но вот хвалебным дифирамбам пришел конец, и теперь с потерей Тиграна я и сама потерялась в своем горе настолько, что иногда все вокруг мне кажется нереальным кошмаром. У меня выбили землю из-под ног, встряхнули так мощно, что аж дух выбило, я словно витаю над землей, как потерянный призрак, ищущий за что бы зацепиться. Воспоминания о Тигране – воздушные облака, сквозь которые рука проходит беспрепятственно, они не способны задержать меня в моменте. Мысли о брате и оставшихся в живых односельчанах – песок в руке, просачивающийся сквозь пальцы так, что в итоге не остается ни одной песчинки на ладони. Мысли о собственной жизни вообще чистый воздух. Они есть, но невесомы и невидимы, потому что не имеют для меня никакого значения.
Я знаю, что надо держаться, что надо найти силы продолжать свой путь, который приготовила судьба лично для меня. Возможно, я тоже уйду также внезапно, как мой муж, возможно, я погибну от рук того же врага, возможно, меня убьет тот же самый монстр, что убил Тиграна. Я не знаю. И не думаю, что хочу знать. Я более не хочу ничего. Потому что живу лишь с половиной души, достаточной только для того, чтобы делать вдохи, есть, ухаживать за растениями и руководить оставшимися в живых односельчанами. Весь азарт, задор, жизнелюбие и бодрость исчезли вместе с потерянной частью души. Вместе с моим Тиграном.
Квентин и Халил не покидают меня ни на минуту. Даже во сне они продолжают блюсти меня, охранять не столько от напастей новой подземной жизни, сколько от самой себя, от новой Алании, которая отныне все больше видит смысла в следующей жизни, в следующем шансе, в назревающем конце, нежели в попытках противостоять суровой судьбе, атакующей нас лишениями. Новая Алания хочет бросить на произвол судьбы всех, кто когда-то был ей дорог, ради кого она была готова пожертвовать собой. Прямо как Тигран. Как Тесса. Как тысяча других людей, оставшихся в том кровавом аду посреди гор.
По прибытии на базу меня пригласили работать в агроблок, и я благодарна тому, что работа нашлась быстро, потому что только в ней я могу занять свои гнетущие думы чем-либо кроме унылых воспоминаний и мрачных идей, которые ведут меня по дремучей тропе в поисках сакрального знания – смысла жизни.
Я всегда любила ковыряться в земле, наблюдать за тем, как жизнь толкает зеленые ростки сквозь толщу земли к солнцу, свидетельствовать взаимовыгодный симбиоз растений и насекомых, и этот божественный акт творения стал важной частью самой меня. Я люблю жизнь. Я люблю ее создавать.
Здесь в агроблоке работает всего по пятнадцать человек в смене, они отвечают за нормальное функционирование тепличных стеллажей, на которых произрастает соя. Эти стеллажи имеют тридцать уровней по три метра в длину и шесть в высоту, в них установлены контейнеры, в которых висят зеленые ростки. Очень занятная система выращивания растений, которую мы бы никогда не смогли воплотить в деревне из-за ее прогрессивной сложности, крайне заинтересовала меня, и я стремлюсь познать ее тонкости.
Выращивают сою по принципу гидропоники вместо традиционного для эпохи Хроник высаживания растений в открытый грунт. Местные инженера-агрономы говорят, что наши способы выращивания растений давно устарели. Опыт доказал, что использование грунта чересчур затратно в плане пространства и воды, а здесь этого, по логичным выводам, строгий дефицит. Автоматизированная система полива опрыскивает вертикальные фермы раствором, обогащенным минеральными удобрениями, а освещение в агроблок подается напрямую с генератора, которого страхует запасной. Фактически агрономы-инженера играют роль операторов компьютера, который использует датчики для сбора данных о влажности, температуре, времени, а потом выдает результаты, на каком стеллаже соя готова к сбору, а где ее необходимо полить.
К сожалению, здесь мои навыки бесполезны. Я знаю все о посеве в грунт, я всю жизнь занималась земледелием, но я не знаю ничего о вертикальных фермах, роботизированных системах полива, а главное – о доверии к бездушным машинам.
Говорю же, здесь все искусственное.
Агроблок – сердце Желявы, а потому охраняется пуще остальных гражданских блоков: у главных ворот стоит группа из солдат отряда внутренней безопасности, некоторые называют их Големами, Падальщики их на дух не переносят. Еще здесь есть отряд наружного видеонаблюдения, которых зовут Назгулами, Падальщики и их недолюбливают. Ну а мы постепенно вливаемся в местный колорит взаимоотношений, частью которых стали, сами того не желая.
Демократия рухнула с возникновением Вспышки, к власти пришли военные. Желява живет в условиях военной диктатуры, которой противится часть населения. Генералитет представляет собой железный кулак, который принимает решения по принципу авторитарности, и единственную идею, которую он пропагандирует с особым рвением и усердием, это идея того, что жизнь на поверхности невозможна.
А потом на базу въезжают четыре машины, забитые людьми до отвала, которые собственными жизнями заявляют об обратном. Но заявляют в довольно противоречивой форме, потому что наша деревня была атакована зараженными людьми и истреблена в ноль. Так что мы не должны были повлиять на противостояние между Генералитетом и его оппозицией, ведь добавили весомых аргументов обеим сторонам: Генералитету – факт того, что нас уничтожили; оппозиции – факт того, что мы жили на поверхности с начала Вспышки. Необъяснимым образом мы всем дали ровно те доказательства, которые они стремились добыть. В итоге, противостояние продолжилось на равных, но уровень напряжения резко скакнул вверх.
Наши сожители в агроблоке говорят, что за последние два дня количество солдат, ведущих караул в коридорах базы, увеличилось вдвое. Я не могу этого утверждать, потому что два дня назад меня здесь еще не было. Но одно ощущаю даже волосками в носу: люди испытывают неприязнь к отрядам внутренней безопасности, больше видя в них правительственных силовиков, нежели защитников населения от хулиганов.
В большинстве своем Големы и Назгулы готовы пасть на амбразуру Генералитета. Падальщики же занимают промежуточную позицию. В них же население и видит протекторат в будущих стычках между солдатами и гражданскими, если оппозиция генеральскому режиму выльется в реальные столкновения.