Страница 4 из 18
– Ты знаешь, кто эта леди? – поинтересовался патриций у Павла.
Работорговец лишь замотал головой и развел руками. Видел я это краем глаза, пристально наблюдая за уходящей незнакомкой. Вдруг она обернулась и, скользнув взглядом по увлеченным разговором Павлу и патрицию, посмотрела мне прямо в глаза. Высунув язычок, она манящим жестом быстро облизнула губы, а после задорно подмигнула. Резкий разворот, взмах локонов – и вот она уже вновь удаляется. Еще миг – и белоснежная туника затерялась в толпе.
«Да что же здесь все-таки происходит?»
Голова раскалывалась от метавшихся мыслей – я даже не заметил, как меня отвязали от общей вереницы. Шея болезненно дернулась, и слуги нового хозяина повели меня прочь. Вдруг перед глазами из ниоткуда вновь появилась объемная надпись:
«Поздравляем с изменением социального статуса!»
«Вы теперь раб Квинта Остория Джонса!»
Критерий оптимальности
Неуклюже перебирая ногами, повинуясь рывкам веревки, я обреченно шел вперед. Слуги Джонса вели меня через толпу – но двигался я машинально, с трудом ориентируясь в пространстве, стараясь держаться за спиной впередиидущего варвара. И во все глаза рассматривал материализовавшуюся передо мной из ниоткуда надпись.
Я студент. Был, услужливо подсказало подсознание. Первый курс СФУ, в Красноярск приехал из вымирающего и стремительно деградирующего брошенного судьбой и государством поселка. В одиннадцатом классе школы был единственным учеником – и провожали меня в Красноярск, когда уезжал поступать, как героя на войну.
Денег у меня тогда не было даже на обратный билет. С собой вез полторы тысячи рублей и сумку с продуктами – которые должны были помочь продержаться первый месяц. Сразу поступить не удалось, но возвращаться домой не стал. Не очень люблю вспоминать тот год – первое время, до морозов, жил в шалаше на берегу Енисея. Подрабатывал где придется, в самых разных местах – не стыдно вспоминать только работу администратором сауны и грузчиком на овощной базе. А потом мне повезло – познакомился с одиноким и нелюдимым дядей Сережей (он даже здоровался не со всеми). Сергей Иванович, как я его называл, оказался ветераном без удостоверения. Кроме Афганистана, военнослужащие Союза выполняли интернациональный долг в самых разных местах планеты – о чем государству впоследствии оказалось легче забыть. Или забить.
Сергей Иванович, как казалось, очень устал от жизни. Он неоправданно мало ел и невероятно много пил. Но на работу к семи утра приходил по-военному четко и без какого-либо намека на перегар. Всегда выглядел свежим, даже несмотря на внешность – на коей годы оставили заметный опечаток. После того как Сергей Иванович несколько раз вечером застал меня моющимся в тазике за раздевалкой, однажды пригласил к себе домой. Зиму и весну я прожил у него – и со второго раза поступил в университет. Сразу после этого Сергей Иванович умер. Он как знал – за несколько дней до смерти у нас было несколько разговоров, за которые он произнес слов больше, чем за предыдущие полгода. И, как оказалось после похорон, свою трехкомнатную квартиру переписал на меня. Кроме того, за неделю до смерти через одного из многочисленных знакомых он помог мне устроиться на интересную работу в дизайн-студию. Хорошая зарплата, удобный гибкий график – все, что нужно для души.
В моей поселковой школе был мощный компьютер, купленный каким-то чудом по программе министерства образования. К нему – после того как я решил продолжить обучение в десятом классе – по распоряжению директора пускали лишь меня, других учеников и даже педагогов только под присмотром. Мне же с самого детства нравилось работать с графическими редакторами – которые я с появлением в школе мощной машины покупал со значительной скидкой на торрентах. И это мое увлечение уже в Красноярске на новой работе начало приносить очень неплохие деньги.
Это все к чему: мне был знаком шрифт надписи! На одном из мероприятий студенческого научного форума я видел его в описании инновационного проекта…
Под ногу, возвращая в реальность, попалось гнилое яблоко. Ступня проскользнула, и я взмахнул руками, удерживая равновесие, – надпись, стоило лишь отвести от нее глаза, исчезла. Наткнувшись на плечо собрата по несчастью, купленного Джонсом вместе со мной варвара, я вздрогнул, ожидая реакции конвоиров. Но те даже не обратили внимания – продолжали двигаться через толпу.
Раб, которого я толкнул, неожиданно едва приметно поклонился.
– Молодой господин, – произнес он извиняющимся тоном.
Я же раб. Почему «господин»? И еще я аркадианец. Почему стою три миллиона, в то время как стоимость обычного раба триста сестерциев? Я умер, мне же в голову выстрелили. Но почему я жив? И как мне найти Катю?
Стоило задуматься, как навалилось невероятное количество вопросов, на которые пока не было ответов. Стараясь отвлечься, я принялся рассматривать своего спутника. Высокий, едва ли не на две головы выше меня, свалявшаяся от грязи рыжая борода лопатой. Грубое, но откровенно бесхитростное и простоватое лицо, волосы заплетены в две косы. Торс его был хаотично исполосован множеством шрамов – самых разных: следы от рваных, резаных и колющих ран. Легионер? Гладиатор? Или разбойник с большой дороги?
– Как тебя зовут? – поинтересовался я негромко.
– Кельтилл из Агединкума, молодой господин.
– Почему ты называешь меня господином?
Вопрос поставил собрата-невольника в тупик. Он даже столкнулся плечом со встречным прохожим в яркой тунике – пошатнувшимся и обрушившим нам вслед поток брани.
– Потому что ты аркадианец, господин, – выдал наконец Кельтилл как само собой разумеющееся.
Информативный и познавательный для меня ответ.
Через некоторое время городской пейзаж изменился – улицы раздались вширь, толпа поредела. Праздношатающиеся граждане и спешащие рабы исчезли, над головой зазеленели кроны деревьев, высаженных по обочинам мощеной мостовой, теперь круто поднимающейся по склону холма. Мы двигались уже по элитному району, проходя мимо глухих заборов с небольшими воротами типичных для римской эпохи городских особняков.
Мой новый владелец Джонс явно не принадлежал к верхним слоям местной элиты, подумал я, когда мы остановились у одних из ворот. Мы были у подножия холма – а самые дорогие и роскошные особняки располагались дальше и выше по улице. Тот, в который вошли мы, откровенно говоря, не поражал убранством. Миновав небольшой вестибюль под тяжелым взглядом вооруженного коротким мечом охранника, мы оказались в атриуме – большом и самом главном помещении особняка. В центре находился неглубокий имплювий – бассейн для сбора дождевой воды глубиной едва по колено, с плававшими в нем лепестками цветов. По краям его возвышалось четыре изукрашенные колонны, подпирая световой колодец направленных внутрь скатов крыши. Вдоль стен стояли красивые – далеко за гранью легкой эротики статуи – как одиноких девушек и юношей, так и сплетенных в экстазе пар любовников. Не всегда разнополых.
В одном из помещений – столовой, или триклинии, суетились служанки. Они накрывали, готовя к трапезе низкие, типично римские столы – за которые никак нельзя было присесть, только возлечь. Напротив входа в вестибюль виднелась арка, ведущая в перистиль – опоясанный крытой колоннадой открытый сад. Откуда нам навстречу уже спешил краснолицый управляющий в повседневной тоге из тяжелой шерсти. Он резко вскрикнул и слуги быстро повели Кельтилла мимо бассейна дальше, в сад-перистиль. Накрывавшие на столы рабыни бросили свое занятие и выбежали в атриум. Невысокие и стройные девушки, обе с огненно-рыжими волосами. Из одежды на них были лишь подвязанные на талии небольшие туники, больше подчеркивающие, чем прикрывающие наготу. Несколько фраз на латинском – и, приняв из рук надсмотрщика поводок веревки, рабыни – обе как по команде опустив глаза – повели меня следом за Кельтилем. Вот только его конвоиры увели вглубь сада, где в глубине особняка располагались помещения для рабов и коптила кухня, а меня девушки потянули за собой в термы – небольшую баню по типу турецкой сауны.