Страница 9 из 11
Когда мы начали встречаться, Эдик просто задарил меня. Привозил сумочки, блузки, духи и кучу разной помады, хотя терпеть не мог, когда я красилась… А однажды подарил перчатки. Роскошные кожаные красные перчатки. Они были до того хороши, что я даже спросила: «А разве их можно носить?»
На произошедшие изменения в семейном статусе Стрельцова высокое футбольное начальство отреагировало весьма своеобразно. Разбирая на совещании рядовой товарищеский матч сборной с Румынией, начальник управления Антипенок со скрытой угрозой заявил:
– Мы узнаем о том, что перед этой ответственной игрой Стрельцов женился. Это говорит о слабой воспитательной работе в команде «Торпедо»!
– Так на результат-то женитьба вроде не повлияла, Валентин Панфилович, – робко возразил чей-то голос.
– А могла бы и повлиять! – отрезал Антипенок.
– И гол Стрельцов забил. А какую голевую передачу отдал!
– Вопрос не в этом. Почему ни мы, ни клубное руководство ничего не знали?
– А что, обязаны были знать?
– Да! Вы, каждый из вас, сегодня не принадлежите только самому себе. Вы защищаете честь нашей Родины!
– И что теперь, Стрельцову разводиться?
Вопрос повис в воздухе…
Эдик отмалчивался и даже самому себе не позволял глубоко копаться в своих душевных порывах, заставивших его решиться на столь ответственный, в общем-то, шаг – женитьбу. Зыбкая юношеская влюбленность? Конечно, не без этого. Но еще какая-то неясная зависть, которая то и дело возникала, когда он поглядывал на своих уже остепенившихся товарищей. Ему тоже хотелось поскорее стать взрослее.
Иногда, оставшись наедине с самим собой, он ясно видел как бы живые картинки, словно в кино.
Вот он, усталый после игры или тренировки, чуть-чуть под хмельком, возвращается домой. И на пороге его встречает не мать, а жена. Ну, пусть Алла. Помогает раздеться, провожает в ванную, потом зовет на кухню.
– Так, и что у нас сегодня на ужин? Макароны? Могла бы хоть картошечки поджарить, что ли… А, по-флотски? Тогда другое дело. Давай…
Или вот. После первомайской демонстрации звонят соседи Ивановы:
– Ну что? Вы к нам? Или мы к вам?..
И семейная пара Стрельцовых не спеша спускается на второй этаж. В руках у Эдика цветы. Дверь у соседей нараспашку. Дом полон гостей, стол уже накрыт. Ох, эти Ивановы, хитрецы!..
Букет – очаровательной хозяйке. И Кузьма громко говорит:
– Все, остальных опаздывающих не ждем! За столом знакомиться будем.
Эдик вежливо предлагает соседке слева – конечно, Алле:
– Разрешите за вами поухаживать? – и накладывает ей в тарелку винегрет – главное блюдо праздничного стола.
А со всех сторон гремит музыка. С улицы – бравурные марши духовых оркестров, из репродуктора:
Ты сегодня мне принес Не букет из алых роз, Не тюльпаны и не лилии.
Ландыши, ландыши – Светлого мая привет. Ландыши, ландыши, Белый букет.
Алла вполголоса говорит мужу: «Великанова, безусловно, гениальная певица. Всех забудут, а она останется». Он соглашается…
А утром жена после завтрака – любимой яичницы с кусочками помидоров – провожает Эдика на тренировку, проверяет сумку, ничего ли не забыл…
– Ты когда будешь?
– Ох, не знаю.
– А вот ты знай: во сколько бы ты ни пришел, я всегда буду тебя ждать…
Вот они вдвоем в кино на последнем сеансе… Ну и так далее.
Но, став семейным человеком, Эдик не почувствовал в себе никакой потребности менять свои привычки, образ жизни, круг общения, а главное – искренне не понимал, зачем ему это все ломать и кому это нужно. Только одной Алле, что ли?
Возвращавшегося после игр в других городах, сборов, а особенно после зарубежных поездок Стрельца молниеносно окружала, брала в плотную осаду разношерстная компания друзей и совершенно малознакомых людей, подруг, случайных приятелей из гнусной рыбьей породы «прилипал».
Алла совершенно не вписывалась в этот круг, и Эдик предпочитал развлекаться без нее. Только потом она стала осознавать свои роковые промахи: «Я была слишком капризной. Меня надо было вечно уговаривать, уламывать. А в такой компании я просто могла сказать какую-нибудь гадость, скривить кислую физиономию, а то и вовсе уйти. Так что к собутыльникам он меня не звал… А к ветеранам как-то привел. Они так ласково на нас смотрели. Улыбались. Умеренно потягивали винцо…»
Все, кроме Эдика. Он пил водку. И Аллу очень задела фраза жены одного из старых фуболистов: «Деточка, вы что же, не имеете на него никакого влияния?» Ей стало тошно, и по дороге домой она демонстративно не разговаривала с мужем. Он тоже хмурился. Алла вернулась домой одна – Эдик задержался, разговорился с кем-то на улице. И надо же, Софья Фроловна, поняв ситуацию, задала ей тот же вопрос:
– Ты что, не имеешь на мужа влияния?
Когда Эдик вернулся, молодая жена решила показать характер – отвесила пощечину по его довольной физиономии и удалилась в спальню в гордом одиночестве.
Софья Фроловна смотрела на эту сцену совершенно спокойно. А потом постелила сыну в коридорчике на узкой кушетке. Впоследствии она стала делать это регулярно.
Еще одной неразрешимой проблемой оставались поклонницы. Бывший футболист, позже нашедший себя в литературе, поэт Александр Ткаченко вспоминал, как после краткосрочного вояжа «Торпедо» на Волгу одна из местных красавиц сомнамбулически бродила по городским улицам и повторяла как заклинание: «Я была с Эдиком, теперь после этого никому больше не дам…» Многие девицы ей откровенно завидовали.
Рухнула семейная жизнь Стрельцова в одночасье, месяцев через пять после бракосочетания. Алла полагала, что поводом стала ее несвоевременная беременность.
В тот день свекровь и невестка ждали возвращения Эдика из очередной поездки в Скандинавию. Софья Фроловна встретила сына на пороге и сразу увела его на кухню, где и сообщила о сюрпризе будущему отцу. Как рассказывала позже подругам Алла, Эдик уставился на нее, точно злой медведь, и она буквально вжалась в стенку в своей ночной рубашоночке… А свекровь всучила ей пятьдесят рублей и сказала: «Вот тебе, дорогая, на аборт! И отправляйся-ка к маме».
Потом друзья Эдика чуть ли не силой вернули ее на Автозаводскую. Главное было – убедить упрямую Софью Фроловну, что ее любимому сыну хана, без нормальной семьи погибнет. И мать сдалась. Эдик же воспринял возвращение Аллы как должное. Но в его жизни так ничего и не менялось.
А когда он улетел на какой-то матч в Сочи, Софья Фроловна, ни слова не говоря, решительно вытряхнула из Аллиной сумочки ключи от квартиры и велела ей идти туда, откуда пришла.
«Чемпионы только в погонах спокойно спят, – так в свое время образно выразился тонкий знаток отечественного футбола, его подспудных, византийских тайн и интриг легендарный Вадим Синявский. – Звали же Стрельцова и в «Динамо», и в армейский клуб. Заартачился. Чемпион… Вот и упрятали его. И то польза. Не будет забивать динамовцам и армейцам».
– Эдуард Анатольевич? Вас беспокоят из Министерства внутренних дел, подполковник Кулагин Виктор Иванович. Да нет, никаких особых проблем, все в порядке… Просто с вами хотело бы побеседовать наше руководство. Когда? Давайте завтра, если вас устроит, в 10.00. Машина будет ждать у вашего подъезда в 9.40. Не надо, ваш адрес мы знаем… Значит, до завтра.
Служебная «Волга» лихо притормозила во внутреннем дворе министерства. Водитель обернулся к Эдику: «Все, прибыли. Вас ждут». Подполковник дежурил на ступеньках у входа. Провел на третий этаж, ничего не объясняя. Лишь в приемной доверительно сказал: «Иван Константинович надеется на ваше всемерное понимание».
Стрельцов кивнул: «Ну, конечно», и прошел в кабинет. Моложавый милицейский генерал, курировавший в своем ведомстве вопросы спорта и физической культуры, был приветлив и радушен. Пригласил за широченный стол. Сел напротив. Представился:
– Меня зовут Иван Константинович. И по служебным обязанностям, и по душе занимаюсь спортивными делами. Рад познакомиться лично. Ваша игра, скажу без экивоков (генерал недавно из чьих-то уст услышал это словцо, и оно ему так понравилось, что он постоянно искал случая его применить), в моих глазах выше всяких похвал. Присаживайтесь. Эдик, вы позволите мне вас так называть? Ведь так вас вся страна зовет. Так вот, Эдик, я не любитель ходить вокруг до около… Давайте говорить в открытую, начистоту, согласны?