Страница 25 из 26
– Пойдем, милок, дам тебе таких саженцев, что у этой карги никогда не бывает!
Он послушно пошел следом, и кто-то из зрителей ударил его в спину. Однако спортсмен даже не обернулся.
Через полчаса он вышел на бульвар, улыбаясь до ушей. В правой руке – охапка саженцев, в левой – лопата. Он остановился, прищурился на послеобеденное солнце и с шумом вдохнул ароматы весны: старая штукатурка, скошенная трава, урна с окурками.
Как же прекрасно стало жить! Спортсмен не питал иллюзий – еще долго шлейф пьяницы будет тянуться за ним, а уже совсем скоро алкогольная ломка попытается взять свое. Но он не отступит, не позволит ничему отнять у него новую жизнь, полную звуков, красок и запахов.
Навстречу шли незнакомые люди, и каждому он улыбался, словно закадычному другу. Не в силах сдержаться, те улыбались в ответ.
Вдруг на бульвар свернуло знакомое лицо – Вадим из телемастерской. Поравнявшись с ним, спортсмен поздоровался. Телемастер остановился в замешательстве.
– Не узнаешь, Вадим? Я это, я. Петрович. Тот самый, – и усмехнулся, – алкоголик.
Лицо Вадима вытянулось от изумления, а Петрович продолжил:
– Почти никто не узнает. А иные… так лучше бы и не узнавали. Ты домой? Пойдем, нам по пути, я как раз в ту сторону.
Некоторое время шли молча, и телемастер то и дело ошарашенно поглядывал на Петровича. Наконец он выдавил:
– Петрович… Что с тобой случилось-то? Ты как заново родился!
– Так и случилось! В каком-то смысле.
– И все-таки. Может, я тоже так хочу!
Петрович беззлобно рассмеялся.
– Тебе-то зачем, Вадим? Ты-то не алкаш. У тебя работа, статус, уважение. Это я забулдыгой был, ничего не имел за душой. Но если хочешь, расскажу. Вот ты видел когда-нибудь свою смерть?
Вадим поперхнулся.
– Странно звучит, правда? А я, представь, увидел. Как наяву на себя со стороны посмотрел. Лежу в подворотне, грязный, пьяный и никому не нужный. Так и умер. И никто потом слова доброго не сказал. Словно голос какой-то сказал мне, что еще раз выпью – и все, кирдык. И внутри все перевернулось. Ну нельзя же так жить! Вот и решил заново все начать. Вокруг смеются: мол, пару дней я только продержусь.
Он покосился на Вадима: не смеется ли. Но тот был максимально серьезен.
– Да только мне без разницы, что они там говорят. Хуже, чем раньше, говорить все равно не будут. Я просто пойду вперед, в новую жизнь. Сыновей растить мне уже поздно, так вот, – он потряс саженцами, – хоть дерево посажу. Книги читать буду. Авось что-нибудь путное из меня еще получится. Ну все, пришли мы.
Вадим с удивлением посмотрел на дверь своего подъезда и рассеянно скрылся в нем.
На моем этаже перегорела лампочка, и минут пять я возился с ключами, не в силах попасть в замочную скважину. Осилив эту преграду, я вошел в квартиру, разулся и повалился в кресло.
Из головы не шли слова Петровича. А зачем я сам живу? Затем, чтобы телевизоры чинить? А что будет потом, когда умру? Кто вспомнит? Кто всплакнет?
Я прошел на кухню, чтобы сделать бутерброд. Там вспомнил, что хлеб есть, а вот намазывать на него нечего. Взял подсохшую горбушку и погрыз ее.
Почему меня это вообще беспокоит? Потому что я не понимаю, что происходит. Сначала Леха, потом Петрович… Или сначала Петрович? Вроде большая тройка говорила о нем давеча.
А я не люблю неопределенностей. Я люблю, когда все ясно и можно разложить по полочкам. Значит, надо разобраться. Почему они одновременно решили свою жизнь поменять? Совпадение? Возможно.
Но я же не гуманитарий какой-то! Негоже мне отбрасывать другие версии. Я порылся в ящике письменного стола, достал лист бумаги с ручкой, зажег лампу и начал рисовать схемы.
– Итак, что мы имеем? Два совершенно разных человека. Что их связывает? Оба мужчины. Оба средних лет – не старики, но и не подростки уже. Оба живут поблизости. Род занятий исключаем. Что еще? Европеоидная раса? Тоже запишем.
Поколдовав над листом, я выбрал географическую версию как основную. Что-то происходит именно в нашем районе. Хотя… Откуда я знаю, может, сейчас по всему миру такое. А может, именно у нас людей похищают инопланетяне и заменяют их на гомункулусов. Бр-р-р-р, чур меня!
Я подошел к телефону и набрал номер Лехиной квартиры. Никто не подходил. Неужто уехали уже? Может, Петрович еще не ушел?
На улице я застал бывшего алкоголика в самый разгар работы. Он посадил возле нашего дома три саженца и возился с четвертым.
– Петрович, будь другом, расскажи, когда и где с тобой случилось озарение?
– Пару дней назад. А где? Да в парке. В дальнем углу, там обычно никто и не ходит.
– Но ты пошел зачем-то?
– Но я пошел… – смутился Петрович. – Хотя чего уж, дело-то былое! Захотелось мне, извини уж, по-большому сходить. А до дома далеко. Ну, думаю, парк самое то. И вот я пришел, еще даже ремень не расстегнул, и тут мне открылось все. Я аж протрезвел как-то сразу. И домой побежал скорее – стыдно стало за свои желания.
– Добежал хоть?
– А то! Я в школе стометровку быстрее всех бегал!
– А заметил ли ты в тот момент что-нибудь странное? Может, увидел кого-нибудь или услышал? Или запахло чем?
Петрович подумал и торжествующе поднял лопату.
– А ведь и точно! Услышал! Там же тихо, нет никого, потому и запомнилось. Звук такой, словно… словно… дизель прогрелся… Или кошка промурлыкала…
– Ну ты сравнил, – прыснул я, – дизель и кошка!
– Ну, извини, не силен я в описаниях. В общем, такой был звук: «у-ру-ру». И все, больше ничего.
– Спасибо, дружище! С меня причитается.
Понятней не стало. Но, по крайней мере, ясно, куда копать дальше.
Неизвестно доподлинно, подслушал ли кто-то разговор Вадима с Петровичем, или Петрович и раньше делился с кем-то впечатлениями, а может, старушки на скамейках применили свои сверхспособности. Но на следующий день про Уруру, которое живет в парке, знал уже весь город.
Правда, испорченный телефон весьма исказил его чудесные свойства. Одни говорили, что оно открывает что-то важное, что волнует человека больше всего. Другие утверждали, что Уруру дает человеку второй шанс, чтобы исправить былые ошибки. Третьи вообще доказывали, что оно вроде джинна или золотой рыбки и исполняет любые желания. Нашлись и такие выдумщики, которые красочно описывали, как оно выглядит, – и все по-разному. То это был пушистый котик синего цвета, то полупрозрачный сгорбленный старикашка, то золотая пирамида с глазом.
Слухи, похоже, докатились даже до областного центра, и к обеду приехала съемочная группа, а вместе с ловцами сенсаций – мясной магнат Олег Самойлов.
Перед входом в парк собралась целая толпа зевак, благо была суббота. Самойлов вещал на камеры:
– Я как человек рациональный и образованный уверен, что это утка. Есть законы физики, есть правила бизнеса. Все, что можно описать формулами и циферками. А чудес не бывает.
Крошечная корреспондентка областной газеты пропищала в микрофон:
– Тогда зачем же вы идете туда? Хотите лично доказать, что это обман?
– Я, как человек современный и прогрессивный, не могу отрицать, что наука не стоит на месте. Возможно, мы в самом деле стоим перед каким-нибудь открытием. И я готов стать первооткрывателем! Ведь что меня волнует больше всего? Думаете, прибыль?
Присутствующие дружно закивали. Глядя на холеное самодовольное лицо миллионера, сложно было предполагать что-то иное.
– Разумеется, и это тоже. Но больше всего меня волнует, как сделать наши фабрики еще лучше, чтобы радовать потребителей и дальше!
На этом вступление закончилось, и Самойлов в гордом одиночестве углубился в парк. У входа каменными глыбами застыли два телохранителя, чтоб никто из собравшихся зевак не последовал за ним.
Через пять минут миллионер показался из-за деревьев. Выглядел он подавленно: сгорбился, колени полусогнуты, еле-еле передвигал ногами. Телохранители подбежали к боссу и подхватили его. Самойлов плакал, повторяя одну и ту же фразу: