Страница 21 из 32
Другой кадет, А.А. Кизеветтер, писал: «Март прошел уже прямо в каком-то вихре. Митинги происходили ежедневно… Крайне левые партии бойкотировали выборы и не выставляли своих кандидатов, их ораторы выступали на митингах только для пропаганды своих взглядов»87. Октябрист С.И. Шидловский свидетельствовал: «Говорили много о западноевропейских порядках, причем ораторы доказывали, что все они устарели, и почему-то особенно часто упоминалось о Новой Зеландии. Одним словом, происходило нечто в достаточной мере хаотическое и весьма возбужденное. Среди составлявших большинство крестьян весьма определенно намечалось настроение не выбирать господ, но относительно того, кого выбирать, ничего определенного не выяснилось… Настроение было таково, что предпочитали шуметь и митинговать, чем делать дело»88.
Трудовик Т.В. Локоть смотрел на первую думскую кампанию несколько по иному: «Как бы то ни было, но наряду с торжественными заявлениями о свободе выборов были приняты и «зависящие меры» домашнего порядка для законного пресечения и предупреждения нежелательных влияний – прежде всего, конечно, на предвыборных собраниях. Устраивать предвыборные собрания вообще было чрезвычайно затруднительно. Полиция, этот властитель провинции, вообще не одобряла стремление обывателей устраивать собрания, а тем более обывателей, за которыми была хоть тень репутации «беспокойных», то есть принадлежащих или примыкающих к воззрениям всех партий левее Союза 17 октября. Сторонники же партий вправо от кадетов предпочитали или устраивать келейные, домашние собрания, на которых участвовали только избранные обыватели и обсуждались только способы устранения намечавшихся избирательных трудностей, или же прямо обделывать такие дела, как невключение в списки нежелательных избирателей, способы возможно меньшего осведомления избирателей о выборах, наконец, другие простейшие способы привлечения сторонников и устранения противников. В тех случаях, когда в руках «правых» находилась власть – городские головы, председатели земских управ, – подобные дела и способы до известной степени удавались, особенно если среди обывателей не находилось достаточно энергичных «левых», которые могли бы парализовать махинации «правых». А ведь недостаток энергичных «левых» в провинции или парализованность их действий благодаря воздействию администрации – явление слишком обычное и общеизвестное. Предвыборная картина в провинции поэтому сплошь и рядом представлялась почти совершенно мертвой»89.
Активный участник право-монархического движения в Москве Б.В. Назаревский совершенно по другому воспринял первые выборы в Думу. Так, в частности, он отметил, что «коренная народная масса осталась глубоко равнодушной к выборам. Если в Москве на выборы явилось сравнительно с другими городами очень много народу, то в провинции, наоборот, в дни выборов большинство сидело дома, как будто совершенно не отдавая себе отчета, к чему назначены эти выборы и зачем нужна будет впоследствии сама Государственная Дума… крестьяне… молчали и только прислушивались, что… говорили другие. А ведь голос-то русского крестьянина был наиболее нужным, был наиболее ценным. Вековой молчальник так и не высказался, так и не услышали его ни Россия, ни царь… От имени крестьянства брались говорить очень многие, некоторые из них, вроде Аладьина, Жилкина, Аникина – даже крестьяне по происхождению, но только по происхождению, по паспорту и не больше. Все эти мнимые крестьяне давным-давно оторвались от матери сырой земли, давно позабыли, да, наверно, и не знали никогда, каковы настоящие, насущные нужды крестьянства, в чем легла его вековая печаль, его бесконечная тоска о лучшем будущем»90.
Всего в I Государственную думу было избрано 448 депутатов, представлявших преимущественно либерально-буржуазные и демократические партии: 153 – кадета, 107 – трудовиков, 70 – «автономистов» (депутатов национальных окраин: польская группа – 32, группа западных окраин (украинцев) – 20, литовская – 7, латышская – 6, эстонская – 5), 13 – октябристов, 105 – беспартийных и семь прочих91. В целом I Дума оказалась слишком радикальной, более «левой» по политическим воззрениям, чем этого ожидали царь и его окружение. Особенно выделялись депутаты-трудовики, которые вообще потребовали конфискации помещичьих земель. 26 апреля 1906 г. министром внутренних дел был назначен саратовский губернатор П.А. Столыпин. Назначение П.А. Столыпина на пост министра внутренних дел и открытие Думы, состоявшееся 27 апреля 1906 г. (то есть на следующий день), фактически совпадало по времени.
Работать Государственная дума должна была в столице Российской империи г. Санкт-Петербурге в Таврическом дворце, который находился на месте дома Г.А. Потемкина (третьего мужа императрицы Екатерины II). В 1783 г. Екатерина II приказала архитектору И.Е. Старову построить на месте данного дома «роскошный дворец наподобие Пантеона» и назвать его Таврическим (в честь взятия Тавриды, то есть Крыма) и подарить его Г.А. Потемкину – «великолепному князю Тавриды». После этого она выкупила этот дворец за 460 тыс. руб., но в феврале 1791 г., когда Г.А. Потемкин вернулся в столицу после победы под Яссами, опять подарила ему. Однако 5 октября 1791 г. Г.А. Потемкин умер, и дворец был опять выкуплен в казну. В 1797 г. при Павле I Таврический дворец был передан конно-гвардейскому полку, а все вещи были перевезены в только что отстроенный тогда Михайловский замок. В 1802 г. по указанию Александра I дворец был восстановлен в прежнем виде92. В середине и конце XIX в. у дворца не было строго определенного назначения. Иногда здесь проживали те или иные члены императорской фамилии, у которых не было собственного «именного» дворца. Время от времени здесь селили почетных гостей русского императора, и не только иностранных. Например, в 1826 г. Мария Федоровна пригласила пожить во дворце придворного историографа Н.М. Карамзина; здесь же он и умер. В конце XIX в. и начале XX в. в Таврическом дворце проводились общественные мероприятия, балы и другие торжества. В 1906– 1910 гг. интерьеры здания изменили в связи с размещением в нем Государственной думы.
Согласно воспоминаниям В.А. Маклакова, «состав Думы наглядно отразил… главную черту этого времени – моральное крушение старого строя. Сторонников его в чистом виде в Думе не было вовсе. Репутация консерватора тогда губила людей. Даже такие исключительно популярные, легендарные люди, каким был Ф.Н. Плевако, по этой причине не прошли по Москве. На правых скамьях, на которых мы видели позднее Пуришкевича, Маркова и Замысловского, сидели такие заслуженные деятели освободительного движения, как граф Гейден или Стахович. Они сами не изменились ни в чем, но очутились во главе справа. Эта правая оппозиция в Думе выражала подлинное либеральное направление; именно она могла бы безболезненно укрепить в России конституционный порядок»93.
Главную роль в I Государственной думе играли кадеты (153 депутата). Так, председателем I Думы был избран представитель либеральной московской профессуры, член ЦК партии кадетов С.А. Муромцев, товарищами председателя – также члены ЦК князь П.Д. Долгоруков и профессор Н.А. Гредескул, секретарем – член ЦК князь Д.И. Шаховской. Ключевую роль в подготовке основополагающего думского документа оппозиции – «Наказа» сыграл член ЦК В.А. Маклаков. Видные члены кадетской партии являлись председателями и секретарями отделов, постоянных, временных и думских комиссий. Из 22 председателей отделов 16 принадлежали к кадетской фракции. Члены фракции «Народной свободы» председательствовали в 7 постоянных и 15 временных комиссиях.
Первым делом Государственная дума (по инициативе кадетов) обратилась к царю с требованием полной амнистии «для всех замешанных, так или иначе, в освободительном движении», а также проведения «самых радикальных реформ во всех сферах государственной жизни вообще и в области аграрных отношений в частности». В ответ на это 18 мая 1906 г. в Думе выступил председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, который не поддержал идею «огульной амнистии» и пообещал не допустить «радикальной ломки государственного строя». Это выступление вызвало бурное негодование в Государственной думе, так как ее депутаты считали себя всенародно избранными представителями народа и полагали, что министры «не смеют указывать им границы возможных реформ, а обязаны беспрекословно осуществлять их веления». В результате бурного заседания I Государственная дума выразила недоверие правительству И.Л. Горемыкина. Депутаты надеялись, что после этого правительство либо подаст в отставку, либо на следующий день придет «с повинной, покорной головой». Однако не произошло ни того, ни другого. И тогда кадеты начали «штурм власти», объявив непримиримую войну Совету министров, который начал забрасываться массой запросов по различным вопросам, а когда представители правительства появлялись на думской трибуне, чтобы ответить на эти запросы, то их встречали и провожали криками: «Долой, в отставку! Вон!», а иногда и более резкими выражениями94.
87
Кизеветтер А.А. На рубеже столетий: воспоминания: 1881–1914 гг. М., 1996. С. 265–289.
88
Шидловский С.И. Воспоминания. Берлин, 1923. Ч. 1. С. 100–105.
89
Локоть Т.В. I Дума: статьи, заметки и впечатления бывшего члена Государственной Думы. М., 1906. С. 96–106; Выборы в I–IV Государственные Думы Российской империи (Воспоминания современников. Материалы и документы)… С. 280–285.
90
Назаревский Б.В. Перед выборами. М., 1906. С. 1–13.
91
Боиович М.М. Члены Государственной Думы (Портреты и биографии). Первый созыв 1906–1911 гг. М.: Товарищество И.Д. Сытина, 1906. С. XXIV.
92
Там же. С. XXV–XXX.
93
Маклаков В.А. I Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, 1939. С. 32.
94
Красильников Н. Петр Аркадьевич Столыпин и его деятельность в I, II и III Государственной Думе по важнейшим государственным вопросам: по финляндскому, польскому, по землеустроению крестьян, по вероисповедному, по введению земства в Западном крае и по многим другим крупнейшим явлениям общественной жизни. СПб.: Отечественная тип., 1912. С. 9.