Страница 39 из 63
- Лера, нельзя.
Я обернулась и увидела Графа, который настороженно смотрел на меня, держа мою руку в своей руке.
- Отпусти.
- Лера, туда нельзя. - повторил он тихо, но настойчиво. - Это слишком высоко.
- Я ведь могу... - прошептала я.
- Можешь. Но нельзя. Лера, там ничего нет.
- Если там ничего нет, почему мне тогда так хочется туда? Пустота не может так манить.
Он не нашелся что ответить, и тихо сказал.
- Я тебя не отпущу. - нахмурил брови, отвел глаза и стащил меня обратно, поставив меня на облачную подушку, отпустив мою руку. Посмотрел на меня и молча прокрутил в руке хрустальный тетраэдр. Глядя не него я словно очнулась от гипноза. Оглянулась и увидела людей, стоящих на пушистых облаках, улыбающихся, и восхищенно глядящих в открытый космос. Они переговаривались между собой, и глаза их светились неподдельным восторгом. Все они прекрасно понимали, что, наверняка, больше никогда не увидят ничего подобного. Они будут рассказывать об этом своим внукам, а те - думать, что их прадеды сошли с ума. Но никому не пришло в голову, что можно подняться выше. А Граф все смотрел на меня и вертел в руках музыкальную шкатулку.
- Зачем же показывать небо, если летать нельзя?
В ответ он лишь пожал плечом и отвел глаза. А затем тетраэдр перестал крутиться, вспыхнул, и я услышала первые слова, переплетённые с удивительной музыкой. Такой знакомой. И, как и всякий раз, когда я слышу ее, в моей груди рассветает сиреневая лилия желания, которое невозможно утолить. Она играла на моих нервных окончаниях, заставляя меня замирать от восторга, забывая обо всем на свете. Это была моя песня. Граф удивлённо вскинул брови и стал внимательно слушать ее, улыбаясь одним уголком губ. Я знала, что означает эта улыбка. Он знал, что это МОЯ песня. Он хитро прищурился и посмотрел на меня, и в этот момент я совершенно ясно поняла, что он знает, ощущает, какие чувства рождаются во мне в этот момент, какие мысли приходят в голову, он видел образы, что рождает мое воображение, и ощущает, как сладостной волной внутри меня разливается желание принадлежать...
Шеки мои вспыхнули румянцем, дыхание сбилось, а глаза не знали, куда спрятаться. Я обогнула его и, побежала прочь, как можно дальше от него. Он улыбнулся и посмотрел мне вслед.
Меня окружили танцующие пары, и я удивилась, как красиво можно танцевать под эту песню. Меня она всегда вводит в благоговейный ступор, и я ничего не могу делать, кроме как смотреть на картины, проносящиеся в моей голове, ловить ощущения моей души, и блаженствовать, зная, что есть на свете удивительное сплетение музыки и слов, которое заставляет мою душу сливаться с моими желаниями в причудливом танце. Второй такой нет. Она одна рождает во мне это.
А вокруг меня кружились люди, танцующие на облаках, под светом млечного пути и ловящие каждый миг этой удивительной ночи, чтобы никогда не забыть ее. Я любовалась, как плавно в танце женщина перетекала в мужчину, как просыпаются их давние, давно позабытые чувства, к друг другу, и, в первую очередь, к самим себе. Как они отдаются музыке, как она ведет их. Как восхитительно они ее чувствуют и как красиво двигаются. Мне хотелось бы верить, что она дарит им то же, что и мне, потому что то, что она рождала, было прекрасно. А я просто смотрела на все, что окружало меня, и никак не могла поверить, что все это происходит со мной. Облака, млечный путь, моя любимая музыка.
Я спряталась среди людей, ведомая музыкой, и уже ничто, что смущало меня секунды назад, теперь не казалось мне постыдным. Я оглянулась и увидела Графа. Он мелькнул среди танцующих, там, где я оставила его, и словно тень, появился в другом месте. Исчез и снова появился в нескольких парах от меня. Словно играя в прятки, он мелькал средь людской толпы, а я не успевала следить за ним. И вдруг он возник прямо передо мной. Не дожидаясь моего разрешения, он мягко взял меня за руку и притянул к себе.
- Потанцуем? - сказал он так тихо, что это было похоже на заклинание, а не на приглашение, и, как только моя рука оказалась в его руке, я сразу же вспомнила Ирму. Ох уж эта Ирма. Все-то она знает. Где ты кружишься, моя милая ведьма? Хочу поведать тебе, что поняла твои слова. Это действительно, ни с чем несравнимое чувство - ощущать тепло его кожи под тонким шелком, но не чувствовать прикосновения. Тонкая грань, между нами, от которой желание стать ближе становиться непреодолимым. Такая малость - тонкий лоскут ткани - и каждое движение его тела ощущается всеми нервными окончаниями, словно острие лезвия, по которому ты идешь. Мы застыли за секунду до волшебства, и его предвкушение растянулось, как кадры замедленной съемки. И теперь уже нет никого во всем мире, кроме него и меня, и я слышу его сердце, чувствую удивительный запах его кожи. Я поднимаю глаза, и вижу их до самого дна. И все становится таким очевидным, таким понятным, что я удивляюсь, как не видела этого раньше. Как могла все перепутать? Это не ненависть. И он не злится. Он смотрит и не верит, что я все поняла. Не хочет верить. Но взгляд его скользит по моему лицу, любуясь каждой черточкой, каждой линией, не в силах оторваться.
- Посмотри, что ты делаешь со мной... - говорит он.
Внезапно почва уходит у нас из под ног, и мы проваливаемся. Он прижимает меня к себе, и я слышу, как зашлось его сердце. Магия, какой бы сильной она ни была, имеет свои пределы, и поддавшийся искушению Граф выпустил из рук свое колдовство.
- Падаем. - шёпотом сказала я.
- Падаем. - ответил он, понимая, что я совсем не про гравитацию.
Мы летели вниз. Вокруг нас слышался смех и восторженные крики людей, думающих, что все это - часть развлекательной программы, даже не подозревая, что Граф потерял всякий контроль над собой. Скорость была невысокой, но этого было достаточно, чтобы разбиться. И я испугалась. Честное слово, не за себя.
- Отпусти меня. - сказала я. Но он отчаянно замотал головой. - Разобьёмся!
- Нет.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
- Ты со мной становишься слабым. Все перемешалось, все спуталось. Посмотри, ты больше не держишь нас. Отпускай.
Он смотрел глазами полными отчаянья.
- Не бойся. Я никуда не денусь.
Бесконечно длинную секунду он метался, не зная, как быть, но в итоге разум взял верх. И он отпустил. Воздух отделил нас друг от друга, и, бросив на меня взгляд, полный страха, он рванул вниз, скрывшись в темноте.
Несколько долгих секунд мы летели, стремительно приближаясь к земле. Мне безумно хотелось кричать от страха, но рядом со мной были люди, слепо верящие в могущество Графа. А через мгновенье воздух стал вязким, словно желе. Он держал нас, тормозя падение и превращая людей в семена одуванчиков, неспешно спускающихся с небес. Если есть на свете что-то радостнее, чем полет, так это благополучное приземление. К нам стремительно приближалась крыша замка, целясь в нас шпилями башен, но уже в следующее мгновение вместо нее оказалась зияющая дыра, на дне которой светился бальный зал. Все мы, как опытные парашютисты, по очереди приземлялись на каменный пол столовой. Я была в числе последних. Приземлившись, окинула взглядом вес вокруг. Казалось, что я провела на небе целую вечность, и зал, который ничуть не изменился, был в моей прошлой жизни.
Вокруг меня бурлили овации в честь хозяина замка. Люди кричали, хлопали и сыпали словами благодарности и восхищения. Все вокруг были счастливы. А я стояла, глядя на обрушившееся на меня буйство шума, света и красок, и никак не могла понять, почему у меня такое чувство, что между небом и землей пролетели целые столетия. Мне стало так тесно в этих необъятных стенах, словно весь мир сжался до размеров одного единственного бального зала. Так много, так громко, так ярко, так тесно. Вдруг боковым зрением я улавливаю движение, которое в общей массе застывших в восхищении людей, бросилось в глаза резкостью и порывистостью. Я обернулась и увидела фигуру, мелькающую сквозь плотные ряды нарядно одетых людей. Высокий и худощавый, он появлялся и исчезал за очередной плотной компанией, но даже беглого взгляда, брошенного поверх чужих спин, было вполне достаточно, чтобы из меня вырвался не то стон, не то выдох: