Страница 50 из 53
Письма с этими строками — от середины ноября, как раз перед тем, как на немецкие головы неожиданно грянул русский гром. Немцы скучают в Сталинграде, война треплет им нервы, они раздражены тем, что русские «невообразимо упорны» и все стреляют из своих щелей и подвалов. «Иногда во мне такая злоба, что я готов все перебить… К тому же эта постоянная трескотня и связанная с ней опасность. Война — это самое отвратительное, что есть в мире…»
В самом деле, какого черта русские эти все еще цепляются за какие-то клочки своей земли? Все равно Сталинград — немецкий город, и немцы никогда отсюда не уйдут. Пора понять, что немцы приходят и никогда не уходят… Так сказал фюрер.
«Хочу описать тебе, дорогая Грета, что делается вечерами у нас в блиндаже… У одного в руках рубашка, у другого — кальсоны, каждый занят подсчетом наличного состава живности, называемой нами „танками“, работаем молча… Я не могу думать о будущем, тогда мне становится совсем непереносимо, я надеялся тот день моего рождения провести с тобой, но, увы, провожу его в печальной обстановке… Ну, как тут не разреветься…»
В эти лирические настроения скучающего Карла, превращенного Гитлером в профессионального бандита, но все еще сохранившего за тихим занятием — обшаривания своей рубашки — склонность к меланхолическому раздумью, ворвался гром пушек наступающей Красной Армии. Откуда она взялась? Ведь Гитлер на весь свет трижды побожился, что под Сталинградом уничтожаются ее последние остатки… «У русских даже уже больше нет авиации, — по ночам летают и бомбят какие-то „тихоходные кофейные мельницы…“» (Это «У-2»-то «кофейные мельницы»!)
Ну, ладно! Во всяком случае Красная Армия откуда-то взялась, и взялась так серьезно, что у немцев получилась полнейшая путаница в сознании — ножницы между победными обещаниями Гитлера и жуткой действительностью.
Вместо победоносно нападающей стороны 6-я армия в составе двухсот пятидесяти тысяч человек, отборная — косточка к косточке — немецкая (за исключением двух румынских дивизий), непобедимая, уверенная в Гитлере и в самой себе, — в несколько дней стала обороняющейся стороной. Ее сшибли с правого берега Дона, отшвырнули от Волги, — и с юга, запада и севера стали прижимать к Сталинграду.
Нужно отдать справедливость, что в конце декабря Гитлер сделал попытку, и очень серьезную, разорвать окружение 6-й: на выручку ей со стороны Котельниково — с юго-запада — устремилось восемьсот танков с соответственным количеством артиллерии, мотопехоты и автоматчиков, к ним навстречу из окружения вытянулись языком мощные бронетанковые силы 6-й армии. Немцы были уверены в прорыве. Казалось, выдержать такое встречное чудовищное давление — между молотом и наковальней — не могли бы никакие человеческие силы. Но Красная Армия выдержала. Надо думать, что наше командование предвидело этот немецкий маневр и ожидало его. Русские отсекли вытянутый из окружения бронетанковый язык 6-й армии и уничтожили его на берегу Дона в чудовищной танковой битве, затем разгромили и погнали на юг танковые дивизии, спешившие от Котельниково на выручку. Кольцо вокруг 6-й наглухо и навсегда замкнулось и стало смертельно сдавливать ее.
…Гитлер, несомненно, очень волновался исходом этой борьбы. Может быть, он даже пил валерьянку, чтобы держать себя в порядке. Как истый дилетант, он надеялся на чудо, на немецкого бога, на какие-нибудь наши промашки, — черт его знает, на что он надеялся! Он приказал не принимать никаких ультиматумов от большевиков. Он грозил жестокими репрессиями семьям тех немецких солдат, кто сдастся в плен. А в то же время на его армии — от Владикавказа до Ленинграда — обрушивались новые и новые могучие удары, и немецкий фронт все дальше отодвигался от Сталинграда.
И вот 25 января радио из Берлина оповестило, что «германские войска, защищающие Сталинград, сражаются в тяжелых условиях на выдвинутых вперед позициях» и что «только после многих часов ожесточенной борьбы германские позиции в южной и северной частях этого сектора были перенесены на более короткие линии». Вот и все о чудовищной катастрофе 6-й армии.
Из этого сообщения мы узнали, что во-первых Сталинград-то, оказывается, защищают сами немцы. Вот так история с географией! — тут действительно почешешь в голове. От кого? — раз они его еще не взяли, значит, защищают сами от себя… Ну и хитер Гитлер!.. Во-первых, это сообщение правительства, которое боится сказать правду своему народу и своей армии. Правда ужасна, в германской военной истории еще не было такой черной страницы: целиком, до последнего человека, пропала лучшая германская армия, оснащенная и снабженная, как ни одна армия до этого. Пропала, не выполнив священного приказа фюрера, ибо все же девяносто две тысячи немцев из этой группировки сдались большевикам в плен. Предположим даже, что сдались в плен именно те, кто, едва удерживая рыдания по поводу несостоявшегося семейного праздника, бил вшей в теплом блиндаже. Но их, черт возьми, этих вошебойщиков, девяносто две тысячи. А это уже явление как-никак массовое. Почем знать: а не был бы несколько другим ответ на наш ультиматум, если бы наши парламентеры могли обратиться не к командующему армией, которого день и ночь на всякий пожарный случай, ожидал самолет под полным газом, а непосредственно к солдатам…
…Сталинград освобожден! Необозримые поля на запад от него, и Дон, и степи, и холмы далеко за Доном свободно развернулись перед героическим искалеченным городом бессмертной славы. За двадцать пять лет он дважды вынес небывалые трудности обороны и победы. Он дважды боролся за всечеловеческое счастье. Фашизм под Сталинградом получил удар, от которого оправиться уже не сможет никогда. Дальнейшее все хуже и хуже будет. Правильно написал один ефрейтор своему брату в Германию:
«Одно тебе скажу, Николаус, не стремись в солдаты. Лучше днем и ночью работать и всю жизнь сидеть на сухом хлебе, чем это… в России».
В. Коротеев
До свидания, Сталинград!
Над скованной льдом и покрытой снегом Волгой стоит необычайная тишина. Лишь изредка тишину разрывают глухие взрывы — это саперы подрывают мины на набережной, на дорогах на улицах, в домах. Сколько здесь мин — трудно сказать! Саперам придется немало потрудиться…
Землю Сталинграда не перепахивают больше ни снаряды, ни бомбы. Рассеялись тучи тяжелого дыма, окутывавшего город три месяца изо дня в день.
Сталинград стал глубоким тылом: фронт ушел далеко на юг, на запад. Город оживает, наполняется людьми. С левого берега Волги к родным местам возвращаются жители — рабочие, женщины с детьми. Сколько в эти дни взволнованных встреч, объятий, слез радости и слез горести…
Однако пора приниматься за дело. А дел в городе— уйма. Надо восстанавливать разрушенные предприятия, мертвый трамвай, разбитый водопровод, закопать трупы, собрать трофеи. Особенно велика работа по уборке вражеских трупов. Горожане вместе с тыловыми частями фронта занялись этой не особенно приятной и легкой, но абсолютно необходимой работой.
А по дорогам уже движутся на юг, вытянувшись в походные колонны, полки и дивизии сталинградского войска. Закончив битву у Волги, солдаты идут вперед, к линии фронта, идут навстречу новым боям и сражениям.
Сильные тягачи тянут на буксире тяжелые орудия. Юркие вездеходы легко мчатся по взрыхленной гусеничными тракторами дороге, таща за собой противотанковые пушки, покрытые белым шелком трофейных парашютов. Идут пехотинцы с лицами, почерневшими от зимних ветров. У многих из них на поясах немецкие кортики, кинжалы, на шеях бинокли — каждый хочет сохранить себе что-нибудь на память о здешних боях.
Тепло прощаются горожане с бойцами. От всего сердца благодарят они своих дорогих защитников, желают им новых побед и долго-долго смотрят вслед.
Защитники Сталинграда всем сердцем привязались к сожженному, разрушенному городу на Волге. Сталинград, с его славной и трагической судьбой, был их судьбой, их жизнью и смертью, и сейчас, уходя из города, каждый вспоминает тяжелые и славные события сталинградской обороны. В этом городе родилась боевая слава многих бойцов и командиров, многих полков и дивизий. Уральцы и сибиряки, казахи и башкиры, украинцы и белорусы, — они с гордостью называют себя сталинградцами. Долгим взглядом солдаты оглядывают знакомые улицы, кварталы, словно хотят сохранить их в памяти на всю жизнь.