Страница 26 из 29
- Ну, пойдем, - сказал он Джоан. - У нас мало времени.
- Что ты с ним сделал, Фил? - Она с отвращением уставилась на существо, лежащее на земле.
- Да ничего особенного, просто парализовал. Его нужно оставить в живых на время. Полетели, девочка. Прочь отсюда, пока нас не заметили.
И они взлетели вверх, унося за собой тело Бринкли, которое удерживала прочная телекинетическая связь. Над облаками они остановились. Бринкли плавал рядом в воздухе, выпучив глаза, разинув рот, с бессмысленным выражением гладкого розового лица.
- Бен! - позвал Хаксли. - Эфраим Хоу! Эмброуз! Ко мне! Ко мне! Поспешите!
- Лечу, Фил! - ответил Коуберн.
- Я слышу тебя. - Спокойная сила мысли выдавала присутствие Старейшего. Что случилось, сын мой? Скажи.
- Некогда! - отрезал фил. - Вы, Старейший, и все, кто может! Сюда! Спешите!
- Летим. - Мысль была по-прежнему спокойной и неторопливой. Но в палатке Моултона появилось две дыры. Моултон и Хоу уже покинули лагерь "Марк Твен".
Они стремительно летели, рассекая воздух, - горсточка братьев, стерегущих священный огонь. Пятьсот миль на север пролетели они, словно голуби, спешащие домой. Лагерные наставники, две трети небольшой группы сестер-хозяек, несколько человек из разных уголков страны - все они откликнулись на зов Хаксли о помощи и сигнал тревоги, подобный набатному колоколу, поступивший от Старейшего. В каком-то городе домохозяйка вдруг выключила плиту и исчезла в небе. Шофер такси остановил машину и без единого слова оставил изумленных пассажиров. Исследовательские группы на Шасте разорвали свою закрытую для всех связь, бросили любимую работу и прилетели - мигом!
- Итак, Филип? - Хоу сказал это вслух, остановив полет и зависнув рядом с Хаксли. Фил показал на Бринкли.
- Он знает то, что нам нужно знать, если мы хотим нанести внезапный удар. Где мастер Линь?
- Он и миссис Дрэпер охраняют лагерь.
- Он мне нужен. Может она справиться одна? Ясный и мелодичный голос миссис Дрэпер прозвучал в его голове с расстояния в половину штата:
- Могу!
- Черепаха вылетает. - Во второй мысли была та всегдашняя спокойная веселость, по которой можно было безошибочно узнать старого китайца.
Джоан почувствовала, как что-то мягко коснулось ее разума, а затем мастер Линь оказался с ними, аккуратно усевшись по-турецки в пустоте:
- Я здесь; мое тело скоро прибудет, - заявил он. - Может быть, продолжим?
И тут Джоан заметила, что он воспользовался ее разумом, чтобы очутиться в их обществе быстрее, чем его тело преодолеет пространство. Она почувствовала себя чрезвычайно польщенной выбором китайца.
Хаксли начал без промедления.
- Через его разум, - он указал на Бринкли, - я узнал о многих других наших смертельных врагах. Их следует немедленно отыскать и покончить с ними, пока они не опомнились и не собрались с силами. Но мне нужна помощь. Мастер, могли бы вы продлить настоящее время и обследовать этого типа?
Линь учил их, как проникать во время и как воспринимать настоящее, научил удаляться на какое-то расстояние, чтобы вычленить из вечности временной отрезок. Но он был намного искуснее своих учеников. Линь мог разбить крохотное мгновение на тысячу дискретных отрезков или охватить тысячелетие как один миг жизненного опыта. Его умение проникать во время и пространство не ограничивалось ни его метаболизмом, ни молярными размерами.
Линь начал тщательно прощупывать мозг Бринкли, как будто искал потерянную драгоценность в куче мусора. Он нашел модели памяти своего противника и обозрел его жизнь как единую картину. С изумлением Джоан заметила, как всегдашняя улыбка мастера сменилась гримасой отвращения. Линь оставил свой разум открытым для наблюдения. Джоан с любопытством заглянула в него, затем отключилась. Если в мире действительно так много злобных духом, то она предпочитает встречаться с ними по одному, а не со всеми одновременно.
Тело мастера Линя тоже присоединилось к ним, незаметно перейдя в свою проекцию.
Хаксли, Хоу, Моултон и Бирс с напряженным вниманием следили за тонкой работой китайца. Лицо Хоу было бесстрастно; Моултон, напротив, выразительно морщил свое мягкое, немного старушечье лицо, неодобрительно цокая языком при виде столь беспредельной подлости. Бирс более обычного походил на Марка Твена, обуреваемого беспощадной, разрушительной яростью.
Мастер Линь поднял голову.
- Да, да, - произнес Моултон, - видимо, нужно действовать, Эфраим.
- У нас нет выбора, - заявил Хаксли, не сознавая даже, что нарушает этикет. - Быть может, вы дадите каждому задание, Старейший?
Хоу пристально посмотрел на него.
- Нет, Филип. Нет. Продолжайте. Работайте! Хаксли, опомнившись, ругнул себя за бестактность и тут же принялся за дело:
- Вы поможете мне, мастер Линь. Бен!
- Готов!
Они прочно сцепили свой разум и попросили Линя показать им противника и все необходимые данные.
- Понял? Помощь нужна?
- Мне хватит дедушки Стоунбендера.
- Ладно. Ноги в руки - и пошел.
- Можешь поставить галочку. - И Бен улетел, стремительно рассекая воздух.
- Это задание для вас, сенатор Моултон.
- Понял. - Моултон также улетел.
Хаксли давал задания, и братья улетали, по одному или парами, чтобы выполнить то, что на них возложено. Никто не спорил. Многие знали задолго до Хаксли, что день начала действий обязательно наступит, и только ждали, спокойно занимаясь текущими делами, чтобы семя созрело во времени.
В особняке на Лонг-Айленде, в звуконепроницаемом, надежно запертом и охраняемом кабинете без окон, с вычурной мебелью собралось пятеро сообщников трое мужчин, женщина и нечто в кресле-каталке. Нечто в кресле с чудовищной яростью смотрело на четверых своих собеседников, смотрело без глаз, ибо бледный лоб его гладко переходил прямо в щеки.
Халат, свободно подоткнутый вокруг кресла, не скрывал того, что у существа не было ног.
Оно ухватилось за подлокотники.
- Я что, все время должен думать за вас, идиоты? - спросило оно тихим приятным голосом. - Вы, Артурсон, не помешали Моултону протолкнуть в Сенате этот законопроект о Шасте. Маразматик. - Последнее слово прозвучало ласкающе.