Страница 2 из 3
Сюжеты многих его легенд и сказок оказались живучими. Придавая индийской мифологии актуальный характер, Дорошевич вместе с тем всегда помнил об Индии как родине древнейшей человеческой цивилизации, источнике подлинной мудрости, красоты и вдохновения. Его особенно привлекал в индийской философии призыв к человеку внимательнее вглядеться в самого себя, обуять собственную гордыню, понять, что есть добро и зло.
О том, что человеку много дано, но он должен думать над тем, как распорядиться своими талантами, посланным ему свыше даром, говорят такие легенды, как «Человек и его подобие», «Дар слова». Дорошевич не случайно посвящает легенду «Человек и его подобие» Горькому и близкому к нему в начале 1900-х годов. писателю С. Г. Скитальцу. Она была опубликована вскоре после премьеры пьесы Горького «На дне» в Московском Художественном театре (1902). Дорошевич откликнулся на нее восторженной рецензией, назвав пьесу гимном человеку. В появившейся через полтора месяца на страницах «Русского слова» легенде «Человек и его подобие» можно усмотреть своего рода полемику с этим «гимном». Словам героя горьковской пьесы Сатина «Человек – это звучит гордо!» здесь противостоит призыв не самообольщаться. «Король фельетонистов» не противоречил самому себе. Он относился к человеку со всеми его достоинствами и недостатками, следуя индийской мудрости: «Если один человек победил тысячу раз тысячу людей в сражении, а другой победил себя, – он победил больше».
Сотворение Брамы
Это было весною мира, на самой заре человечества. Показался только краешек солнца, и женщина проснулась, как просыпается птица при первом луче. Быстро, ловко, проворно, цепляясь руками и ногами, она спустилась с дерева. Как обезьяна.
Она подражала обезьяне и гордилась, что умеет лазить совсем как обезьяна. Женщина умылась у холодной струи, бившей из скалы, и, свежая, радостная, как обрызганный росою ландыш, побежала, срывая по дороге цветы, к большому озеру. Побежала, прыгая, как коза.
Она подражала козе и гордилась, что прыгает выше. Женщина умывалась и пила из холодного источника, бившего в скале, потому что в жару это текла:
– Радость.
Женщина знала два слова: «радость» и «беда». Когда ее целовали, она называла:
– Радость.
Когда били:
– Беда.
Все, что ей нравилось, было:
– Радость.
Все, что было неприятно:
– Беда.
Она умывалась и пила из холодного источника, потому что это была «радость».
Но она была любопытна и всюду заглядывала. Человек сказал ей, чтобы она не ходила к большому озеру:
– Там я видел огромных ящериц, которые тебя съедят. И туда ходят пить слоны. А они злы, когда хотят пить, – как я, когда хочу есть.
И женщине захотелось посмотреть хоть мельком на больших ящериц и огромных слонов.
Умирая от страха, она пробралась к озеру.
Никого.
– Может быть, ящерицы там?
Она заглянула в воду. И отскочила.
Из воды на нее глядела женщина. Она спряталась в кусте.
– Беда!
Женщина сейчас выскочит из воды, вцепится ей в волосы или выцарапает глаза.
Но женщина не выскакивала из озера. Тогда она снова заглянула в воду.
И снова на нее с любопытством смотрела женщина. Тоже с цветами в волосах.
И не собиралась вцепиться ей ни в волосы, ни в глаза.
– Радость?
Она улыбнулась. И женщина ей улыбнулась. Тогда она захотела с ней поговорить. И засыпала ее вопросами. Где она живет? Есть ли у нее человек? Что она ест? Какие у нее с ним радости? И часто ли бывает беда?
Женщина шевелила губами. Но ничего не было слышно. Тут было что-то непонятное.
Женщина пришла к озеру в другой раз, и в третий, и еще, и еще.
И когда бы она ни приходила, женщина в озере ждала ее. Рассматривала ее, улыбалась, смеялась, шевелила губами, когда она говорила.
И всегда была убрана теми же цветами. И всегда, целые дни ждала ее.
«Она меня любит! – подумала женщина. – Любит».
Это слово она знала.
И когда решила, что любит, – стала требовательна.
«А по ночам она меня ждет? А вдруг я приду ночью!»
По росе лунною ночью она пробралась к озеру, заглянула и вскрикнула:
– Радость!
Женщина была там. Ждала ее. В серебристом сумраке воды она рассмотрела ее радостные глаза, улыбку и сверкающие зубы. Около только что распустился цветок лотоса. Женщина протянула руку, сорвала его и приколола в волосы. И та женщина тоже протянула руку к цветку, сорвала его и тоже приколола к волосам. Цветок был один.
А у каждой было по цветку в волосах. Это было непонятнее всего. Женщина отскочила от странного озера. Над озером плыла луна, и в озере плыла луна. Над озером поднимались деревья, и в озере падали деревья. Над озером была она, и в озере…
Неужели?..
Целый рой веселых и радостных мыслей закружился у нее в голове, и она побежала домой, зная, что делать с восходом солнца.
Всю эту ночь она тревожно спала, наяву и в полусне выдумывая разные хитрости. И едва показалось солнце, проснулась, как птица при первом луче, и, срывая по дороге цветы, побежала к озеру. Она нарвала разноцветных цветов, бросила их на берегу и приколола в волосы только один – белый.
И у женщины в озере был в волосах белый цветок.
Она приколола красный – и у женщины в озере был красный.
Приколола желтый – и у той появился желтый.
Она взяла цветок в рот.
И у женщины в озере был пурпурный цветок в белых зубах.
Тогда она расхохоталась от радости, от счастья, от восторга.
– Это я!
Она не могла наглядеться на себя, улыбалась себе, смеялась, убирала волосы цветами и глядела на себя с нежностью, почти со слезами.
Потом она побежала к человеку. Он еще спал в тени, среди ветвей, в гнезде, на дереве. Она начала его толкать:
– Вставай! Вставай! Бежим! Я покажу тебе новое! Новое! Чего ты не видел!
Он проснулся злой.
– Чего ты меня разбудила? Мне снилось, что я ем.
Она рассмеялась:
– Ты неумный!
Это слово она знала от него. Умным он называл все, что говорил он. Неумным, – что говорила она.
– Ты неумный! Разве можно быть сытым тем, что ешь во сне!
Но он мрачно сказал:
– Наесться тяжело. Приятно только есть.
– Идем, идем! Я покажу тебе что-то, что лучше всякой еды.
Он презрительно усмехнулся:
– Что ж может быть лучше еды?
Иногда ему казалось, что она лучше даже еды. Но это длилось недолго.
И он снова понимал, что еда все-таки лучше всего. Есть хочется чаще.
Женщина приставала так неотвязно, что он пошел за нею.
– Не беги так! Что нового ты можешь показать мне? Ты?
Он пошел, чтоб назвать ее неумной, рассердиться, попугать, быть может, отколотить и посмеяться, как она будет убегать.
«Придет! Захочет есть!»
Ему доставляло удовольствие чувствовать свое превосходство над нею. Они дошли до озера. Она дрожала от нетерпения.
– Посмотри скорей в воду! Посмотри!
Он заглянул, затрясся, закричал. На него смотрел человек.
Он схватил огромный камень и бросил, чтоб размозжить ему голову.
Подождал несколько мгновений и снова осторожно заглянул. Что сделал?
Человек смотрел на него. Такой же безобразный и страшный. Был жив и, значит, страшен.
А женщина хохотала, сидя на траве, и всплескивала руками.
– Ты позвала другого человека, чтоб меня убить?
Он сломал молодое деревце и кинулся на нее.
Она в ужасе закричала:
– Остановись! Остановись! Ведь это ты же! Не убивай! Смотри! Я буду глядеть в воду, и там буду я! Я уж давно потихоньку гляжу каждый день. Я не боюсь, чего же боишься ты? Неумный! Неумный! Пойди сюда! Вот смотри. Видишь – я? Я? Я? Теперь видишь, что это я? А вот и ты! Смотри, ты! Ну, подними палку! Видишь, ты поднимаешь палку и там? Опусти! Видишь, ты опускаешь и там! Смотри, я тебя обнимаю. Видишь? За что же ты хотел меня убивать?