Невиданное (ЛП)

Но папа повернул голову и посмотрел чуть правее от меня, я проследила за его взглядом. Группка молодых людей — судя по возрасту, студенты колледжа — смотрели на меня. Я вспыхнула и отвернулась.

В конце комнаты стоял один длинный стол, поднятый чуть выше уровня пола. На оставшемся пространстве комнаты размещались круглые столы, заставленные золотой и серебряной посудой и серебряными канделябрами. Ужин должен был начаться около девяти с закусок, затем будет суп, основное блюдо и десерты. Я подозревала, что при организации они хотели, чтобы люди были в как можно более благодушном настроении, прежде чем Роберт Хэтэуэй начнет свою речь.

Маму сразу же окружили гости — кто-то интересовался выставкой, кто-то благодарил ее за поддержку сенатора Хэтэуэя. Собравшаяся толпа дала обслуживающему персоналу понять, что он прибыл; нас проводили к центральному столу и усадили лицом к танцевальной зале.

Затем по лестнице спустились Ричард и его родители. Их окружили со всех сторон: улыбающиеся лица, протянутые руки. Их движение через зал можно было измерять дюймами. Ричард отделился от них и подошел к нашему столу.

— Папа хотел бы представить вас нескольким людям.

И нам пришлось встать и пробираться через толпу. Мы стояли рядом с Робертом, пока он представлял нас, «вдовствующая королева Новой Англии», «Принц Джордж и его жена», «принцесса Тереза», «Его превосходительство Дон Хулио Дель Рио», «Премьер-Министр Бенджамин Голдблюм», «Маркиз Орлеанский». Это все продолжалось и продолжалось — сливки общества Америк. Я даже не представляла, что мне придется делать столько реверансов, как, очевидно, и моя мама, которая делала это сухо — это было впервые, когда я видела, что она делает что-то без особой радости. Но мы следовали за Клер. Это было шоу Хэтэуэев.

Через десять минут я извинилась, хотя, меня кажется, никто не услышал, и пробралась назад, к нашему столику. Большинство гостей тоже уже заняли свои места. Оркестр начал играть более спокойную музыку. Мама с папой наконец-то присоединились ко мне. Премьер-Министр Новой Англии занял место за трибуной, посреди длинного стола на возвышении, оставленного для самых почетных гостей; Роберт и Клер стали рядом и приготовились. В зале воцарилась тишина.

Премьер министр представил сенатора Хэтэуэя, затем Роберт и Клер прошли в центр сцены. Он стоял, улыбаясь, наслаждаясь вниманием, словно какая-нибудь кинозвезда, пока толпа приветственно аплодировала. Меня внезапно осенила мысль, что если и был такой человек, который смог бы объединить обе Америки в одну единую силу, то это был он.

— Сперва, я бы хотел от имени своей семьи высказать безмерную благодарность всем и каждому из вас за то, что проводите с нами этот праздник, — сказал Роберт.

Еще больше аплодисментов.

— Я не собираюсь надолго отрывать вас от ужина. Но прежде чем мы приступим, я просто хотел предложить короткий тост, если позволите, в честь приходящего года. — Все вокруг встали и подняли бокалы. — Пусть он принесет с собой процветание, силу и спокойствие этой стране, ее соседям и всем американцам, на Севере и Юге. За наше разрозненное прошлое и общее будущее.

После того, как все чокнулись бокалами и сделали обязательный глоток шампанского, все расселись по местам. Потянулась небольшая армия официантов с подносами, неся первую перемену блюд: классический чесапикский крабовый пирог с пикантным соусом. Пока я пыталась сообразить, какую нужно взять вилку и смогу ли я вообще проглотить хотя бы кусочек, я заметила, как кто-то из опоздавших гостей грациозно спускается по широкой лестнице, в черном пиджаке, надетом поверх белого жилета, и брюки, увешанный всеми возможными знаками отличия. Мой вездесущий нацист, Джегер.

Он подошел к столику в дальнем конце, где его приветствовала светловолосая богиня в черном бархате. Наверное, он почувствовал, что я смотрю на него, потому что посмотрел на меня через весь зал. И улыбнулся.

Как бы я ни трепетала до этого момента, появление нациста усугубило мои ощущения. Я чувствовала, словно в моем мозгу поселился рой шершней. Я не могла думать. Я не могла вспомнить, что должно произойти дальше. Если бы я только могла поговорить с Джексоном.

Пришло и ушло блюдо с салатом. Я не знала, ела ли я хоть что-нибудь. Я все продолжала смотреть на часы на дальней стене, наблюдая, как стрелки медленно отсчитывают время, оставшееся до конца года. Речь президента Стивенсона начнут показывать где-то около одиннадцати, затем последует формальное заявление Роберта. Перерезание ленточки назначено на полночь. К тому времени я уже уйду. Надеюсь.

Если я найду ключ.

Мне отчаянно хотелось, чтобы я могла хоть как-нибудь связаться с Джексоном или чтобы он сказал мне, когда я с ним встречусь, или как он меня найдет. Почему он этого не сделал? Несколько раз мне приходилось удерживать себя, чтобы не встать со стула, не отправиться к лестнице, в холл и на улицу. Он сказал, что будет там. Он сказал, что ему не нужно приглашение. Все, что ему нужно, это…

…белый пиджак. Эта мысль, наконец, посетила мой затуманенный мозг. Я начала искать и почти сразу же отыскала Джексона среди армии официантов, работающего в дальнем конце зала. Он наполнял вином бокал гостя, с уверенностью и талантом человека, который делает это каждый день. Он бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что он знал, что я нашла его только что.

Сумасшедший, подумала я. Куча людей здесь знала, кто он такой. Мои родители, Хэтэуэи, не говоря уже о нацисте. Что если они заметят его? Но потом я поняла, что белый пиджак был прекрасной маскировкой. Он делал его невидимкой. Никто никогда не смотрит на лица обслуживающего персонала.

С усилием я заставила себя не смотреть на него. Но мне стало чуть спокойнее. Все было правильно. Джексон все держал под контролем. Наконец, я поняла, что смогу съесть что-то из еды, которая стояла передо мной, и я сфокусировалась на тарелке. Это будет длинная ночь. Мне понадобится вся энергия, которую я смогу собрать.

В какой-то момент я просила маму, нашла ли она свой ключ, но она его не нашла.

— А есть ли еще один, которым мы можем воспользоваться? — спросила я.

— Больше нам не нужен ключ, детка. Мы все вместе войдем туда.

Нет ключа, нет прорыва, подумала я. Это была неприятная перспектива. Но во время десерта я все же попыталась заставить свой мозг вспомнить страницу с записями, которую Джексон дал мне, 12:02, свернуть налево, к северному выходу из музея. Пройти по грунтовой дорожке между деревьями — НЕ ИСПОЛЬЗУЙ БОКОВОЙ ПУТЬ. Сразу перед фонтаном сверни направо, до холма, выходи…

— Я имею в виду, только если ты хочешь, — произнес Ричард.

Я уставилась на него. Поняла, что он обращается ко мне. Я даже не заметила, когда он заговорил.

— Прости, что?

— Боже, кузина, — сказал он с грустной улыбкой, — ты заставляешь меня чувствовать себя идиотом. Я спросил, хочешь ли ты потанцевать.

По залу звучала музыка. Пары медленно двигались в такт. Я буквально ненавидела танцы. Кроме твиста.

Я посмотрела на часы. 10:33. Все еще никакого ключа. Я улыбнулась и кивнула, Ричард взял меня за руку и повел на танцпол.

Разумеется, он оказался великолепным танцором. Не было ничего, что Ричард Хэтэуэй делал плохо. Идеально. Но ритуал был мне знаком. Когда я закрыла глаза, я вспомнила Другую Сару. Сару в золотом платье, танцующая на полу из звезд.

Вальсируя с Джексоном.

Пока Ричард не разделил нас. Пока Ричард не ударил Джексона в челюсть.

Я отодвинулась. До боли знакомое выражение боли и недоумения промелькнуло на лице Ричарда.

— Что-то не так? — спросил он.

— Просто… могу я присесть? — Я хотела убраться с танцпола.

Ричард подвел меня к скамейке у лестницы.

— Принести тебе воды? С тобой все в порядке?

— Я хочу лишь минутку посидеть.

Я чувствовала себя плохо из-за того, что позволила Ричарду сблизиться со мной. Снова. Что я была здесь в красивом платье и танцевала с ним вместо того, чтобы танцевать с Джексоном.