Страница 48 из 67
Кончики пальцев прикоснулись к дереву; из-под двери в комнату Дейрдре пробивался луч света.
— Джексон, — произнесла я, но его больше не было рядом со мной. Я оказалась в другом месте. В другом времени.
Я пожелала, чтобы это была не комната Дейрдре, но я заставила себя подойти к ней. Я услышала — мужчина и женщина. Я повернула ручку и открыла дверь.
Комната была ярко освещена. Дейрдре лежала в кровати, утопая в подушках. Ее волосы были цвета серой стали, некогда красивое лицо теперь состояло из сплошных острых углов, а на коже были видны следы болезни и перенесенных страданий. Она стала похожа на болезную Дейрдре из другого времени, которая заманила двух спящих детей в вымышленную детскую.
Эта Дейрдре казалась слегка здоровее, возможно она восстанавливала свои силы. На ее коленях стоял поднос, на котором находились бумага, перо и чернильница. Она куталась в свою шаль, обращаясь к Капитану, несчастная и растерянная.
— Но почему я должна писать ему? Наши связи такие далекие. Почему ты хочешь, чтобы он приехал?
— Я же уже объяснял, жена, — сказал Капитан. — У него есть влияние среди жителей колонии. Он может предоставить мне доверенность. — Он подошел ближе и взяв ее за запястье, легонько его сжал. — Ты же не станешь лишать меня этой возможности? Или мне стоит опять отправить тебя в детскую?
— Нет, нет, — сказала она, дернув и высвободив свою руку, пошарив ею в поисках пера. Она окунула его в чернильницу. Затем начала писать, медленно и осторожно. — Дорогой кузен…
— Сара.
В комнате стало темно.
Джексон дотронулся до моего локтя.
— Я потерял тебя. Я не понял, что ты остановилась. Что там?
Я легонько качнула головой.
— Ничего. Я не знаю. Капитан хотел, чтобы Дейрдре отослала приглашение.
— Кому?
Я снова покачала головой.
— Я не знаю. Ее кузену. — Потянув, я закрыла дверь.
Мелькнул новый луч света, в этот раз он шел из-за двойных дверей в покои Капитана.
— Еще один, — жестко сказала я. Дом просто не желал перестать разговаривать со мной. Я открыла дверь.
Капитан сидел за своим столом, перед ним лежал один из его журналов в кожаном переплете. Я увидела, как он вертит монетку, серебряную монету — монету Добсона — и опускает ее на стол. Стук. Затем он смотрит на монетку и делает запись в своем журнале. Он повторяет это снова и снова.
Стук.
Я подошла ближе и встала у него за спиной. Мне нужно было увидеть то, что он записывал. Он использовал длинное перо своей эпохи, так что мне было тяжело разобрать слова.
В самом верху «Продвижение». Следом шли «Британский» и «Колониальный», где первое слово было обведено кружком, а второе перечеркнуто. Ниже следовало много слов с аккуратными линиями, проведенными между ними. Морской, Армия, Контрабанда, Финансы, Шпионаж, Саботаж. Слово Убийство было обведено.
На следующем листе был список имен, которые я знала — имена, которые я выучила на уроках истории в другом времени. Дикинсон, Шипли, Мейсон, Гамильтон, Варнум, Пикенс, Джефферсон и много других. Несколько имен было вычеркнуто, пока я смотрела, Капитан перечеркнул линией еще одно. Затем он снова подбросил монетку.
Стук.
Я поняла. Потрясенная, я сделала шаг назад. Чтобы доказать свою ценность для Короны, Капитан решал кого нужно убить, подбрасывая монетку Добсона.
В комнате потемнело. Я пошла к выходу, идя на освещенный прямоугольник двери.
— Я кое-что увидела, — сказала я, достигнув ее. — Это…
— …монетка, — сказал Джексон. — Дело всегда оказывается в монетке.
— Знаешь, что бы мне хотелось узнать, — начала я, но меня прервал другой голос. Голос из тени возле лестницы.
Голос моей мамы.
— Я была бы рада узнать, почему вы двое крадетесь здесь в темноте.
Глава 24
На следующее утро мы встретились в конюшне, потому что решили, что это единственное место, где даже Сэмми не сможет нас найти. И дело было не в том, что мама подумала, что мы с Джексоном делаем что-то неправильное. Ей просто не понравилось, как я начала заикаться и пыталась уклониться от ответа, когда она потребовала объяснений. Если бы только она могла понять.
Я рассказала Джексону все, что я видела о Дейрдре, Капитане и Нанге, но ничто из увиденного мной не давало нам ключ к пониманию причины столь масштабных перемен или где именно мы должны вмешаться. Дом замолчал именно тогда, когда мне нужно было увидеть больше. Но было такое чувство, что монетка сможет дать нам некоторые ответы.
— Пистолет, скорее всего, уже в Нью-Йорке, — сказала я. Мы не сможем получить монету, пока его не пришлют назад.
— Нет, — сказал Джексон, — Мы не можем ждать. Она нужна нам здесь к первому числу.
— К первому числу? — переспросила я. — А что, теперь у нас есть лимит по времени?
Джексон кивнул.
— Я видел это.
— И каким образом мы должны заполучить эту монету до Нового Года?
— Мы должны выкрасть ее с выставки.
Я начала смеяться. Затем я увидела, что он говорил это на полном серьезе.
— Да ладно, — сказала я. — Может быть, я могу просто попросить маму, можем ли мы ее одолжить.
— И как же пройдет этот разговор? — спросил он у меня.
А как еще она может пройти? Могу ли я просто попросить у мамы позволения уйти с семейной реликвией Клер Хэтэуей?
— Хм, она нужна дому, мам. Джексон попросил меня взять ее.
А что если я поговорю с папой? Или спрошу у Клер?
Я просто сидела, качая головой. Любой из этих разговоров будет безумным, но красть монету из Нью-Йоркского музея Метрополитен? Это было еще безумнее.
— Сара, — сказал он мне, — мы можем украсть ее. Мы крали ее. Я видел это прошлой ночью.
— Ты это видел?
Он кивнул.
— На тебе было длинное красное платье.
Марсден. Платье, которое я ему не показывала и даже не описывала. Я задумалась над этим видением: Джексон видел, как мы крадем счастливую монетку Добсона из музея Метрополитен. С успехом. А это значит — действительно ли? — что это может быть сделано. Что в свою очередь значит, что мы сделали все, что нужно, чтобы сделать это возможным. Начиная с этого момента. Ведь так?
Это было слишком страшно, чтобы даже просто думать над этим. Вся идея в целом вызывала у меня пронзительное беспокойство, которое скручивало мой желудок и приводило в беспорядок мои мысли. Я не была готова ни к чему из этого.
Затем я подумала о последствиях изменения времени в прошлый раз. Японская Империя. Тысячелетний Рейх. Продолжающиеся рабство в двадцатом веке.
Я была Пандорой, подумала я. Все, что от меня требовалось, это вернуть все плохое назад в коробку.
Из меня вырвался звук, полу вздох, полу стон. Я тряхнула головой. Меня тошнило.
— Расскажи мне, — сказала я, — что мы должны сделать.
***
У нас был только один день, чтобы разобраться, как проникнуть в музей, в котором не был ни один из нас, в городе, который никто из нас не видел, чтобы украсть объект, точное предназначение которого было нам неизвестно. Но дальнейшее планирование пришлось отложить. Джексону нужно было домой, чтобы позаботиться о Розе.
— Я вернусь так скоро, как только смогу, — пообещал он.
Я решила прогуляться в Северну. Я не хотела нарваться на разговор со своими родителями. Я нуждалась в холодном свежем воздухе и физической активности, чтобы прочистить голову. Мне хотелось увидеть, как выглядит Метрополитен. Я направилась в публичную библиотеку.
Моя дорога проходила мимо магазина хозтоваров и вверх по улице к Дворцу Кино. Через два магазина вниз женщина, одетая в темно-зеленое бархатное пальто пыталась оттереть граффити, нарисованное на витрине.
Исход 22:18
Она заметила мой взгляд. Закатила глаза.
— Фундаменталисты. Или, может быть Конфедерация Нацистов. Их становится слишком много.
— Простите?
— Исход двадцать два восемнадцать, — сказала она. — «Ворожеи не оставляй в живых». Вся ирония в том, что я католичка.