Летун

Однажды отец Мастерской заметил, что мальчик сделал игрушечный бумажный двигатель: когда он дул на колеса игрушки, они вращались. Мастер побранил ученика за ребячество, а тот в сердцах сказал, что построит машину, скорость вращения у которой будет «в десять раз больше, чем у любой другой».

Через несколько лет подросший мальчик в самом деле сконструировал для Мастерской движитель торпеды нового вида. Особенность этого движителя состояла в том, что сгорающее топливо создавало струю газа высокого давления. Струя ударялась в крыльчатку, заставляя ее вращаться. Крыльчатка в свою очередь приводила во вращение гребной винт торпеды.

Также Прис построил небольшую лодку из листовой меди, которая приводилась в движение трехлопастным винтом, находящимся под корпусом. Винт располагался внутри большого кольца со спиральными прорезями. Газ, вырывавшийся струей, проходил по этим прорезям, и за счет усилия, создаваемого при отклонении потока, кольцо начинало вращаться. Вместе с ним вращался и винт, толкающий лодку вперед. По легенде, эта лодка предназначалась в подарок дочери Отца Мастерской, в которую Прис был тайно влюблен. Так ли это было на самом деле или нет, никто не знает, но известно, что вскоре после этого обладатель «зеленого пальца» покинул Мастерскую в Элсике, сделав на прощание в своем дневнике такую запись: «Опыты, проводимые в течение пяти последних лет и частично имевшие целью удостовериться в реальности газовой турбины, убедили меня в том, что с теми металлами, которые есть в нашем распоряжении… было бы ошибкой использовать для приведения лопаток во вращение раскаленную струю газов – в чистом ли виде или в смеси с водой или паром».

Прис отправился в знаменитую Мастерскую Крика, работавшую с электричеством, где отец Крик, ознакомившись с его разработками, поручил ему спроектировать многоступенчатую реактивную турбину, способную вращать вал электрогенератора. Для Приса это был невероятно продуктивный период. Ему приходилось не только экспериментировать с высокоскоростными валами и другими деталями турбины, но и думать о возможных путях использования энергии его машины. Обладая скоростью вращения восемнадцать тысяч оборотов в минуту, она не могла быть применена в обычных целях.

По заказу одного из своих приятелей по Мастерской Прис построил гоночное судно с приводом от паровой турбины. На испытаниях оно продемонстрировало рекордную скорость – 35 узлов. Именно благодаря этой победе отец Мертон узнал о Присе и заплатил отцу Крику немалую сумму за право использования удивительных изобретений.

В турбине Приса пар расширялся постепенно по мере прохождения через пятнадцать ступеней, каждая из которых представляла собой пару венцов лопаток: один – неподвижный (с направляющими лопатками, закрепленными на корпусе турбины), другой – подвижный (с рабочими лопатками на диске, насаженном на вращающийся вал). Лопатки неподвижных и подвижных венцов были ориентированы в противоположных направлениях, то есть так, что если бы оба венца были подвижными, то пар заставлял бы их вращаться в разные стороны. Пар, направляемый на неподвижные лопатки, расширялся в междулопаточных каналах, скорость его увеличивалась, и он отклонялся так, что попадал на подвижные лопатки и заставлял их вращаться.

Другим изобретением стал новый тип подшипника, способного предотвращать «биение вала». Прису было хорошо известно, что каждый вал имеет свою характерную критическую скорость вращения, при которой даже небольшой разбаланс приводит к изгибанию вала и последующему разрушению машины. Выяснилось, что критическая скорость вращения связана с собственной частотой поперечных вибраций вала – на этой частоте вал начинает резонировать и разрушаться. Чтобы избежать резонанса, вал следовало устанавливать в подшипниках, которые допускали бы его небольшие боковые смещения. Вначале Прис попытался использовать обычный подшипник, закрепив его на пружинах, но обнаружил, что такая конструкция только усиливает вибрацию. В конце концов он придумал подшипник, состоящий из набора колец двух размеров: одни плотно прилегали к внутреннему вкладышу подшипника, но не касались корпуса, другие – прилегали к корпусу, не касаясь вкладыша. Вся система колец в продольном направлении сжималась пружиной. Такая конструкция допускала небольшие боковые смещения вала и в то же время подавляла вибрации за счет трения между шайбами двух типов.

– Прис отказался войти в нашу Мастерскую и основал свою, – рассказал Вигис. – Но так ничего и не добился. Он мечтал разбогатеть, но все его изобретения были слишком смелыми, чтобы приносить доход. В придачу ему нужен был человек с талантом поскромнее – человек вроде отца Мертона, который всегда точно знал, когда нужно остановиться. Прис так и не простил Мертона за то, что тот выжал из его изобретения больше, чем это удалось самому Прису. А отец Мертон так и не простил Прису, что тот не пришел под его руку. Они враждовали до конца жизни. Возможно, Мертон приложил руку к разорению Приса. Прис прямо обвинял его в этом. Во всяком случае, после того как Мастерская Приса была закрыта, Мертон выкупил некоторые из его перспективных изобретений. Впрочем, также поступил и отец Крик, благодаря чему турбины Приса сейчас стоят на десяти электростанциях и почти на двух сотнях военных кораблей.

Аверил про себя порадовался, что Мастерская отца Остена еще совсем молода и практически не имеет конкурентов, а потому игры, о которых спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, говорил мастер-корабельщик, в ней пока немыслимы.

По просьбе Аверила, Вигис спустился с ним в машинное отделение и позволил молодому инженеру осмотреть турбину и даже сделать наброски. А когда Аверил полушутя пожалел, что нельзя остановить турбину и забраться внутрь, Вигис неожиданно предложил:

– Вот придем в Чакон, обязательно загляните к нам, – он назвал Рестидж, Город Сорока Островов, по-морскому – Чаконом, что означало Гавань на Западе. – У нас построен опытовый бассейн на Колючем острове, там мы испытываем модели. Мастера зовут Криал, он нам читал «Непотопляемость». Я напишу для вас записку. Может статься, еще поработаем вместе…

Скрип открывшейся двери и стук каблучков отвлекли Аверила от размышлений. На палубу поднялась Янтэ. Она была в аврелианском платье в узкую серую и белую продольную полоску – одном из тех, что он спешно купил ей в порту. Тогда ему не терпелось переодеть девушку в «свое», для того чтобы убедить себя, что она отныне принадлежит ему, а следовательно, ей ничего не грозит. На голове Янтэ была маленькая дорожная шляпка, в руках – серый зонтик с узким белым кружевом по краю, который она использовала как трость, чтобы удержаться на непривычных каблуках. Выглядела островитянка в этом элегантном дорожном платье до крайности нелепо и неуклюже. Она не привыкла соблазнительно изгибать спину, чтобы подчеркнуть изгиб турнюра, а потому казалась не прекрасной и притягательной женщиной, а скорее кошкой с привязанной к хвосту банкой. Опираясь на зонтик, Янтэ добралась до кормы и встала рядом с Аверилом. Некоторое время он ждал, что она что-нибудь скажет, но не дождался и тяжело вздохнул. В первую же ночь после их бракосочетания Янтэ предложила ему себя с бесцеремонностью своей матери, но без ее откровенного желания. Казалось, она старательно исполняла свой долг и испытала огромное облегчение, когда Аверил заявил, что с супружескими отношениями им придется повременить. Однако с тех самых пор, пожалуй, она ни разу не обратилась к нему, а на его вопросы отвечала коротко и сухо. Была напугана? Смущена? Негодовала? Аверил не знал. Пожалуй, любой узел, любая машина на «Ревущем» была ему ближе и понятнее, чем эта девушка, стоящая рядом. Девушка, с которой он был связан на всю жизнь самыми прочными узами, какие только бывают на свете.

Глава 8. В Городе Сорока Островов

Однако по прибытию в Рестидж Аверил решил отложить посещение опытового бассейна Мастерской корабелов. Ему казалось одинаково неразумным как брать с собой Янтэ, так и оставлять ее одну, пока она еще не говорила на языке Аврелии.