Мышеловка

- Ещё бы, - усмехнулся Пабло, - но как прошёл разговор?

- Кардоне, что неудивительно, учитывая все обстоятельства, был очень мил. Но, к сожалению, он уже больше недели не видел и не слышал своей дочурки. Правда, сенатор оказался настолько услужлив, что согласился выдать Габриэлу сразу же, как только она выйдет на связь.

- И ты ему веришь? – Бустаманте удивлённо взглянул на друга.

- Конечно, нет. Идиотов здесь нет, - встрял в разговор Гвидо, - именно поэтому мы тоже кое-что пообещали Кардоне.

- Точнее, сначала мы пообещали, а уже после этого он стал ещё более вежлив с нами, - опять заговорил Агирре.

- Так что именно? – блондин переводил взгляд с одного друга на другого.

- Ну, всё просто – если через пять дней его дочь не объявится, или о ней, по-прежнему, не будет известий, то все имеющиеся у нас в распоряжении документы окажутся в полиции и у журналистов. А там – прощай, карьера, здравствуй, тюрьма.

- Поэтому, теперь в его интересах тоже начать искать эту блядь, - Лассен не особо стеснялся в выборе выражений.

- Но, а вдруг?

- А для вдруг существуют профессионалы, - Гвидо не дал Пабло договорить, но, поймав удивлённый взгляд блондина, продолжил, - на всякий случай Лайен установил прослушку телефонов сенатора, и ещё один «жучок» положили ему в карман.

- А если он узнает об этом? – Бустаманте удивлённо уставился на Гвидо.

- Так он и знает, но он сейчас не в том положении, чтобы быть против. Отказ от слежки автоматически разрывает наше соглашение, и какой-нибудь из компроматов предается огласке.

- Поэтому надеемся, что Кардоне пока в наших руках, - подытожил речь Лассена Мануэль.

- Хотелось бы. Есть ещё что-нибудь новое? – спросил Пабло, и разговор ушёл в новое русло.

Правда, Лассен и Агирре всё же умолчали кое о чём из разговора с сенатором. Они не стали пересказывать Пабло прощальные слова Кардоне. Им самим-то стало от них не по себе: «Зная свою дочь, я бы особо не рассчитывал на то, что пленники до сих пор живы».

========== Глава 14 ==========

Утром они почему-то остались без завтрака: за пять суток заключения Марисса и Даниель уже привыкли, что не успевали они проснуться, а Габриела уже приносила им приготовленную Кончитой еду – это хоть как-то сглаживало невыносимый холод подвала. Прошёл час, но сеньора Эскурра так и не появилась, Андраде слышала, как наверху суетилась старушка, но рыжая прекрасно знала, что та не имеет доступа в подвал. Стараясь не думать о еде, Мари с интересом слушала Дани, пересказывающего ей «Подводную братву». Через некоторое время их, как обычно, позвала Кончита, только сегодня она говорила лишь только о Родриго. Мариссе, конечно же, хотелось узнать как можно больше об этом таинственном человеке, но старушка ударилась в слишком ранние воспоминания о жизни своего внука. Рыжей рассказали, что он был очень развитым мальчиком: пошёл он раньше остальных детей - в девять месяцев, и читать начал в четыре года, а в юности увлекался баскетболом, даже был капитаном школьной команды.

- Вот, смотри, это он, - неожиданно Кончита подсунула под дверь фотографию, - Габриела не хотела, чтоб я её вам показывала, поэтому не говори ей.

- Да, конечно, - машинально ответила девушка и посмотрела на изображение. Увиденное повергло Мариссу в шок – с фотографии на неё смотрел юный Томас! На следующем снимке парень был запечатлен с Габриелой, и, судя по внешнему виду девушки, кадр был сделан больше 10 лет назад. Фото было замечательным, парень с девушкой так искренне улыбались, что Андраде невольно залюбовалось счастливой парой. При этом рыжая со сто процентной уверенностью могла бы сказать, что рядом с экс-Кардоне стоит молодой Эскурра, если бы не одно «но» – приглядевшись, Мари заметила сережку в левом ухе парня, у Томаса же пирсинга не было никогда. Марисса пыталась осмыслить полученную информацию, но это никак не получалось – у загадочного Родриго появилось лицо, но это ещё сильнее запутало и без того непонятную ситуацию.

Габриэла появилась только после полудня. Всегда идеальная, сегодня блондинка выглядела, мягко говоря, не очень хорошо: растрёпанные волосы, отсутствие макияжа и мятая одежда не красили девушку, как будто это она оказалась на месте пленников. К тому же сеньора Эскуррса была какой-то слишком нервной. Наспех сводив пленников наверх в туалет и накормив обедом, Габриэла снова закрыла их в подвале. Но не прошло и 15 минут, как она снова спустилась к ним. Сев на какой-то ящик напротив пленников, блондинка начала крутить пистолет, обычно после этого она начинала выговаривать Мариссе причины своей ненависти, но сегодня она молча смотрела на Дани. Андраде стало не по себе от этого безумного взгляда –рыжая сама не заметила, как придвинула к себе ребёнка и обняла, надеясь так защитить его. Этот жест не ускользнул от модели – она резко встала с места и быстро подошла к Мариссе, оттолкнув от неё Даниэля, Габриэла стала тыкать в пленницу пистолетом и закричала:

- Ненавижу, как же я вас всех ненавижу! Вы – счастливые ублюдки! У всех есть дети – вон у Пилар уже будет второй! И ты счастливая! А я. У меня… Никогда…

Последние слова Габриэла произносила почти шёпотом, а потом села на холодный пол и зарыдала. Марисса боялась пошевелиться, не зная, что делать. Только минут через двадцать блондинка успокоилась и перестала плакать, поднявшись, она опять посмотрела на Даниэля:

- А ведь моему ребёнку было бы уже больше одиннадцати лет, - блондинка отвернулась и, не сказав больше ни слова, вышла из подвала.

========== Глава 15 ==========

Когда после шести вечера Габриэла спустилась к пленникам с ужином, она выглядела, как всегда, безупречно, но вела себя, по-прежнему, странно – слишком меланхоличная, она, казалось, не замечала ни Мариссу, ни Даниэля. Забрав у них пустые тарелки, блондинка уже пошла к выходу, но на половине пути неожиданно вернулась и уселась на тот же ящик, на котором рыдала сегодня днём.

- Когда мы с ним познакомились, мне было пятнадцать, впрочем, и ему тоже, - медленно, как будто подбирая слова, заговорила Габриэла. – Впервые я увидела Родриго на баскетбольном матче. Тогда команды всех школ Буэнос-Айреса соревновались между собой. Я была капитаном группы поддержки, и мы ездили на все игры вместе с нашими спортсменами. Родриго я заметила сразу, ещё на отборочных состязаниях – тогда мне показалось, что никого красивее в этом мире и быть не может - в форме он выглядел просто божественно. Он был капитаном, лучшим игроком в команде. Я влюбилась в него с первого взгляда, но познакомиться мне с ним тогда так и не удалось. В следующий раз мы встретились уже на финальной игре. Их школа обыграла нашу в отборочном туре, что неудивительно, вообще сложно проиграть с таким капитаном. Но наш директор был другого мнения: проигрыш учеников своей школы, и не просто школы, а одной из лучших частных школ Буэнос-Айрэса, каким-то нищебродам из пригорода он считал личным позором. Я помню, как кричал старикашка перед последней встречей, но это не помогло – наша команда проиграла и в финале. Но лично мне было всё равно, всю игру я как завороженная смотрела на Родриго, обдумывая предлоги, под которыми можно было бы подойти к нему после игры. Но это не понадобилось – он сам сделал первый шаг. Его самоуверенность меня окончательно покорила, ведь многие парни даже из моей школы боялись ко мне подойти, а Родриго наплевал, кто я и кто мои родители, главным было то, что я ему понравилась. Мои подруги твердили, что он мне не подходит, что мы из разных социальных слоев, но я просто перестала общаться с этими дурами. Весь тот учебный год мы с ним провели вместе: папаша никогда не интересовался, чем я занимаюсь, поэтому, забив на школу, я часто сбегала сюда в пригород к Родриго. Он с Кончитой жил здесь, в этом доме, только тогда этот дом был такой же старой лачугой, как эти соседские строения. Его вырастила бабушка: сына Кончиты, отца Родриго, убили, когда последнему не было и трёх лет, а мать завела новую семью и вообще не интересовалась жизнью своего первого ребёнка. Конечно, 12 лет назад старушка была моложе, чем теперь, но уже тогда ей приходилось тяжело на двух работах: днём она трудилась поваром в школьной столовой, а вечером мыла посуду в дешёвом кафе. Родриго тоже подрабатывал после школы: помню, как мы с ним продавали газеты на улице, расклеивали объявления, раздавали рекламные листовки – я никогда раньше не работала, но, оказалось, это очень весело, к тому же тогда для меня главным было просто проводить время вместе с ним. А потом начались летние каникулы, сказав папе, что поживу у подруги, я окончательно перебралась к Родриго. 20 декабря мы отмечали его шестнадцатилетние – была безумная вечеринка на пляже, я так веселилась впервые, и все были ко мне дружелюбны. А представь, что было бы, если б я привела Родриго на вечеринку к своим друзьям, в лучшем случае они бы с ним поздоровались. Там же все было по-другому, и, когда люди спрашивают у тебя «как дела?», ты знаешь, что им это действительно интересно. Вообще его жизнь, и пусть в ней часто не хватало денег на самое необходимое, казалась мне честной и настоящей. В начале января я узнала, что беременна, конечно, это был шок, но мы с Родриго были рады. А потом я совершила страшную ошибку – я рассказала об этом отцу. Тот не разделил моей радости, он кричал, что это невозможно, что новости о шлюхе-дочери плохо скажутся на его политической карьере, что он не потерпит никаких детей, тем более от какого-то малолетнего преступника. Меня даже никто не спрашивал – просто силой притащили в госпиталь… После этого ужаса я много раз звонила Родриго, но тот не брал трубку, я хотела к нему приехать, но меня не выпускали из дома. Мне удалось сбежать только через две недели. Правда, Родриго я больше не увидела – его убили. Головорезы моего отца избили его до смерти. Когда я попыталась поговорить с папой, он просто сказал, что все претензии к Хуану, ведь он просто попросил его поговорить с Родриго, но тот, видимо, слегка переборщил. Убить человека – это слегка переборщил! После всего этого мне вообще не хотелось больше жить, но желание отомстить отцу пересилило - этот сука Кардоне забрал у меня всё: маму, ребёнка, любимого. Мне было пять, когда мама захотела развестись с ним и уехать вместе со мной от этого монстра, но отец был против – у политиков обязательно должны быть крепкие семьи. Он думает, что я не знаю, но я видела, как он силой заставлял маму глотать таблетки, а потом сидел и ждал, когда она умрёт. После он сказал журналистам, что, к сожалению, медицина порой оказывается бессильна, и его жена скончалась после продолжительной болезни, оставив его и их малышку Габриэлу одних. Конечно, ведь жена-суицидница тоже может плохо повлиять на его политическую карьеру, а тут он мученик. Мне до сих пор хочется убить его, но, почему-то, я никак не могу решиться на это, может потому, что он единственный оставшийся у меня родной человек. Но тот ублюдок Хуан поплатился за свой «разговор» с Родриго. Как-то днём я вытащила из сейфа отца пистолет, и после полуночи просто спустилась в комнату охранников и пристрелила его спящим. Конечно, отец ничего мне не сказал, он лишь приказал вывезти тело как можно дальше. Но после этого у меня пропал интерес к жизни, несколько месяцев я почти не выходила из своей комнаты. Тогда отец задумал меня развлечь и решил сделать из меня фотомодель – его телохранители силой водили меня на кастинги. Но, видимо, не зря, меньше чем через месяц один за другим стали поступать предложения от известных брендов, я оказалась востребованной. И это меня спасло – бешеный ритм работы не оставлял много времени на грусть. Так прошло почти два года, а потом папаша, купив аттестат так и не законченной мной средней школы, послал меня учиться в университет. В первый же день учёбы меня ждало потрясение, когда в аудитории появился Родриго под руку с какой-то брюнеткой. Естественно, я понимала, что это не может быть он, но сходство было колоссальным! Внешне они не были похожи на все сто процентов, а только где-то на 90, но многие привычки у Томаса были такие же, как у моего любимого – например, они оба, когда думают, кусают нижнюю губу, и улыбка у них одинаковая. Тогда я поняла, что Эскурра послан мне, чтобы сгладить мои страдания. Сейчас, когда прошло десять лет, Томас вырос и сильно изменился, но я люблю смотреть на него и думать, что мой Родриго тоже был бы таким. Сегодня, точнее, в этот день двенадцать лет назад его убили, но мне до сих пор не верится, что он мёртв, наверное, потому, что я не видела похорон. Я всё утро просидела на кладбище, боясь подойти к надгробию, ведь на нём написана эта страшная дата его смерти. А Кончита после похорон сошла с ума, она до сих пор думает, что он живой. Когда пять лет назад я нашла её, старушка была в плачевном состоянии, до сих пор виню себя, что не сделала этого раньше. Но сейчас я слежу за ней – перестроила её полуразвалившийся дом, покупаю ей продукты и лекарства, а последний год наняла сиделку, Кончита уже в том возрасте, когда её нельзя оставлять одну, правда женщину перед вашим приездом пришлось уволить.