Страница 2 из 8
Вам, кажется, наскучила речь бога? Вас снедает нечистое желание послушать о жизни порочной женщины? Или имя Клеопатры пробудило в вас это любопытство? О, вы глупцы! Клеопатра всего лишь дитя, которое нянька наказывает розгой. И я, заботясь о благе ваших душ, хочу показать вам, как Цезарь, который пришел в Египет искать Помпея, нашел Клеопатру; и как принял он в дар этот кочан капусты, что некогда был головой Помпея; и что произошло между старым Цезарем и царицей-ребенком, пока он не покинул Египта и не проложил себе победный путь в Рим, затем чтобы быть убитым, подобно Помпею, людьми, в которых еще уцелел дух Помпея. Все это вы увидите и в невежестве своем будете удивляться тому, что за двадцать веков до ваших дней люди были такие же, как вы, жили и говорили, как вы, – не хуже и не лучше, не умнее и не глупее. И эти две тысячи лет, что минули с тех пор, – для меня, бога Ра, всего лишь мгновение; и то, что вы зовете сегодняшним днем, ничем не отличается от того дня, когда Цезарь впервые ступил на землю моего народа. А теперь я покину вас, ибо вы тупое племя и поучать вас – напрасная трата слов; и я бы не стал расточать их, не будь я богом, а природа богов такова, что они вечно борются с прахом и тьмой и своей неизбывной жаждой божественного вечно стремятся высечь из праха и тьмы новые и новые искры жизни и света. Итак, сидите спокойно на ваших сиденьях и молчите, ибо вы услышите сейчас речь человека, и, по вашему разумению, это был великий человек. И не бойтесь, я больше не заговорю с вами; да откроют вам истинный ход истории те, кто жил в ней. Прощайте и не вздумайте рукоплескать мне!
Храм исчезает в глубоком мраке.
Вариант пролога
Октябрьская ночь на сирийской границе Египта в конце царствования XXXIII династии, 706-й год по римскому летоисчислению, 48-й до Рождества Христова – по более позднему, христианскому исчислению. Яркий серебряный свет; заря лунной ночи полыхает на востоке. Звезды и безоблачное небо – наши современники, разве лишь на девятнадцать с половиной веков моложе, чем те, которые мы знаем. Но по их виду этого сказать нельзя. Внизу под ними – два весьма сомнительных завоевания цивилизации: дворец и солдаты. Дворец – старая низкая сирийская постройка из беленого ила – значительно менее уродлив, чем Букингемский дворец; и офицеры во дворце много культурнее, чем современные английские офицеры: так, например, они не имеют обыкновения выкапывать тела мертвых врагов и четвертовать их, как мы поступили с Кромвелем и Махди. Они разбились на две группы: одна с напряженным вниманием следит за игрой своего начальника Бельзенора, воина лет пятидесяти; он положил копье на землю около колена и, наклонившись, мечет кости, играя с молодым, лукавого вида, персидским наемником. Другая группа собралась вокруг одного из офицеров стражи, который только что рассказал непристойный анекдот (до сих пор пользующийся большим успехом в английских казармах), встреченный громовым хохотом. Всего их человек двенадцать; это молодые офицеры египетской гвардии, юноши из высокой аристократии. Они в красивой одежде, с оружием и в доспехах, при этом, в отличие от англичан, они не стыдятся своей профессиональной одежды и не тяготятся ею – наоборот, они явно и высокомерно воинственны и гордятся своей принадлежностью к военной касте.
Бельзенор – типичный ветеран, суровый и крутой: находчивый, усердный и исполнительный в тех случаях, когда требуется грубая сила; беспомощный и ребячливый, когда она не требуется; прекрасный сержант, неспособный генерал, никуда не годный диктатор. В современном европейском государстве, будь у него хорошие связи, несомненно, подвизался бы на двух этих последних поприщах в силу своих заслуг на первом. Ныне, принимая во внимание, что Юлий Цезарь идет войной на его страну, он заслуживает сожаления. Не зная об этом, он весь поглощен игрой с персом, которого он, как чужеземца, считает способным и сплутовать.
Его подчиненные – по большей части красивые юноши; их интерес к игре и к непристойному анекдоту довольно полно характеризует основной круг интересов, которыми они живут. Их копья стоят у стены или лежат на земле, готовые служить им в любую минуту. Угол двора образует треугольник; одна сторона его – это фасад дворца с его главным входом, другая – стена с воротами. Группа, слушающая рассказчика, находится около дворца, игроки – ближе к воротам. Рядом с воротами, у стены, большой камень, с которого нубиец-часовой может оглядывать окрестность. Двор освещен факелом, воткнутым в стену. Когда хохот воинов, окружающих рассказчика, смолкает, перс, стоящий на коленях и выигравший этот кон, хватает ставку с земли.
Бельзенор. Аписом клянусь, перс, твои боги благоволят тебе.
Перс. Попробуем еще, о начальник. Отыграешься или проиграешь вдвое.
Бельзенор. Нет. Довольно. Мне сегодня не везет.
Часовой (выглянув наружу, берет наперевес свое копье). Стой. Кто идет?
Все настораживаются. Незнакомый голос отвечает из-за стены.
Гонец. Гонец с дурными вестями.
Бельзенор (кричит часовому). Пропустить!
Часовой (опуская копье). Приблизься, гонец с дурными вестями.
Бельзенор (пряча в карман кости и поднимая с земли копье). Принять с почестями этого человека. Он несет дурные вести.
Воины хватают свои копья и строятся около ворот, оставляя проход для пришельца.
Перс (поднимаясь с колен). Разве дурным вестям подобают почести?
Бельзенор. Слушай меня, о невежественный перс, и учись. В Египте гонца с добрыми вестями приносят в жертву богам – как благодарственный дар; но ни один бог не примет крови посланца зла. Когда мы посылаем хорошую весть, мы вкладываем ее в уста самого негодного раба. Дурные вести несет благородный юноша, который желает отличиться.
Они присоединяются к тем, что стоят у ворот.
Часовой. Иди, о юный воин, и склони голову в доме царицы.
Голос. А ты намажь свое копье свиным салом, о чернокожий. Ибо еще не вспыхнет утро, как римлянин заставит тебя проглотить его по самую рукоять.
Вестник – светловолосый щеголь, одетый иначе, чем дворцовая стража, но не менее вычурно, – смеясь, входит в ворота. На нем явственные признаки кровавой битвы: левая рука, на перевязи, выглядывает из разорванного рукава, в правой руке он держит римский меч в ножнах. Он важно шествует по двору. Перс справа от него, Бельзенор слева, стража толпится сзади.
Бельзенор. Кто ты, осмеливающийся смеяться в доме царицы Клеопатры и пред лицом Бельзенора, начальника ее стражи?
Пришелец. Я Бел-Африс, потомок богов.
Бельзенор (торжественно). Привет, родич!
Все (кроме перса). Привет, родич!
Перс. Вся стража царицы – потомки богов, кроме меня, о чужеземец. Я перс, потомок многих царей.
Бел-Африс (страже). Привет, родичи! (Персу, снисходительно.) Привет, смертный!
Бельзенор. Ты с поля битвы, Бел-Африс! Ты, воин, здесь среди воинов. Ты не допустишь, чтобы женщины царицы первыми услышали твои вести.
Бел-Африс. У меня нет иных вестей, кроме того, что всем здесь, женщинам и воинам, скоро перережут глотки.
Перс (Бельзенору). Говорил я тебе?
Часовой (он слушал их). Горе нам, горе!
Бел-Африс (часовому). Успокойся, бедный эфиоп. Судьба в руках богов, которые сделали тебя черным. (Бельзенору.) Что тебе говорил этот смертный? (Показывает на перса.)
Бельзенор. Он говорил, что римлянин Юлий Цезарь, который высадился с кучкой своих приверженцев у наших берегов, станет владыкой Египта. Он боится римских солдат!
Стража презрительно хохочет.
Бояться этого мужичья, что умеет только пугать ворон да тащиться за плугом! Этих сыновей кузнецов, медников и кожемяк! Нам, благородным потомкам богов, посвятившим себя оружию!