Страница 56 из 68
Дальше произошло то, чего никто не ожидал. Николай, покорно склонив голову, вроде бы смирился со своей участью, но стоило конвоирам расслабиться, как мужчина начал действовать. Сначала я не поняла, что произошло. Николай резко выпрямился и нанёс удар в подбородок одному из конвоиров. Тот, выронив винтовку, схватился за сломанную челюсть и, завывая от боли, присел на корточки. Затем Николай оттолкнул второго солдата и тот, потеряв равновесие, свалился на землю. Знакомый Николай судорожно пытался расстегнуть кобуру и достать пистолет, но, по всей видимости, клапан заело, и он не смог воспользоваться оружием. Остался один патрульный в немом изумлении взиравший на происходящее. Николай дёрнул того за винтовку, нацеленную на него. Солдат не удержался и пролетел по инерции вперёд. Коля подтолкнул его в сугроб, затем огляделся, по всей видимости, высматривая путь к побегу. Тут я выглянула из-за забора и крикнула, чтобы он бежал ко мне. До калитки оставалось всего несколько шагов, когда раздался выстрел. Мой спутник пошатнулся, едва не упал, но смог забежать во двор. Тут я подхватила его, и мы постарались поскорее скрыться. Оказалось, Николая ранили в предплечье. Кровь бурым пятном выступила на куртке. Надо было что-то делать. Долго бы он не продержался, да и погоня была близко. Ситуация была тупиковой: ещё чуть-чуть и прощай свобода, но тут раздался голос. Обернувшись, увидела старика, махавшего нам руками.
-Идите сюда, - он открыл дверь небольшой избушки и жестом показал, чтобы мы поторопились. Пришлось положиться на волю случая. Впустив нас, старик запер дверь и пригласил войти в единственную комнату. Обстановка оказалась скудной. Кровать, стол, пара скамеек, буфет и платяной шкаф. С помощью нежданного помощника мы раздели Николая, который держался из последних сил, и уложили на топчан. Старик, назвавшись Егором Кузьмичом, достал лоскут белой ткани, налил в таз тёплой воды и умело обтёр рану Николая.
-Да, плохи дела, - осмотрев ранение, сделал он вывод, - нужен врач. Только вот где его взять? Хотя, дай подумать. Есть у меня знакомая. Правда, фельдшер, но ничего, думаю, разберётся. Вы тут без меня пока похозяйничайте, а я отлучусь ненадолго. Вода в печке, заварка и сахар в буфете. Хлеб там же. Если голодны, перекусите, а я скоро вернусь.
Старик исчез. Я заварила чай и задумалась. Можно ли доверять хозяину, почему он оказал нам помощь, не выдаст ли? Пока я размышляла над этим, появился Егор Кузьмич в сопровождении женщины с саквояжем в руке. Скинув пальто, она тут же прошла к Николаю и осмотрела рану.
-Плохо дело, - вынесла она вердикт, - пуля застряла в плече. Если её не достать, дело дрянь. Как бы не началось заражение. Кузьмич, есть самогон?
-А как же, - ответил старик, доставая из буфета бутыль с мутной жидкостью.
Женщина заставила Николая выпить стакан самогонки.
-Наркоза нет, - пояснила она, - так не сильно чувствовать боль будет. Нужна горячая вода, тряпки.
Вскоре всё было готово.
-Кузьмич, держать больного будешь за плечи, а ты за ноги, - это уже ко мне, - и просьба, не мешать. Сама первый раз с таким сталкиваюсь.
Фельдшер достала свёрток из саквояжа, а оттуда скальпель, затем несколько тампонов, нитки, иголку, пинцет.
-Ну, с богом, - произнесла она и сделала первый надрез. Брызнула кровь и женщина скомандовала:
-Тампон. Не стой, - обратилась она ко мне, - можешь ноги отпустить. Он пока без сознания. Давай тампон.
Пришлось поработать хирургической сестрой. Вскоре показалась пуля. Послышалась команда:
-Пинцет!
Женщина, ухватив пулю пинцетом, потянула на себя. Пару раз та срывалась, но третья попытка окончилась удачей.
-Слава богу! – вытирая пот со лба, произнесла женщина, - справилась. Теперь зашить рану.
Дальше смотреть на то, как страдает мой спутник, сил не было, и я отошла к печке, устроившись на табуретке, изредка поглядывая на приходившего в себя Николая. Вероятно, задремала. Меня разбудил голос старика.
-Просыпайся. Всё закончилось. Тамара ушла. Оставила мазь и велела обрабатывать рану, когда подсохнет. Нитки она придёт и уберёт дня через три. Есть хочешь?
Я устало кивнула. На столе появилась плошка. Егор Кузьмич достал из печи кастрюлю и налил варева в миску.
-Щи, - прокомментировал он, - сегодня сварил. Ешь. Сейчас хлеба дам.
Суп оказался на редкость вкусным. Поблагодарив Кузьмича, пошла посмотреть, как там Николай. Вроде уснул. Теперь осталось поговорить с дедом, и узнать, почему он помог. Вернувшись к столу, не знала, как начать разговор, но Егор Кузьмич выручил меня.
-Вижу, расспросить хочешь, почему я вас не выдал.
Я кивнула.
-Давай перенесём разговор на завтра. Вижу, устала. Постелю тебе на печи, а сам пригляжу за твоим кавалером.
Слух резануло слово «кавалер», но я промолчала. Зачем кому-то доказывать, что Николай совсем не мой ухажёр. Пусть уж думает, как хочет. Старик постелил тулуп и помог мне забраться наверх. Было тепло и, едва голова опустилась на подушку, заснула. На следующий день первым делом поинтересовалась, как дела у Николая. Оказалось, Егор Кузьмич бодрствовал всю ночь у постели раненого. Николаю стало лучше, но держалась небольшая температура.
-Садись к столу, дочка, - пригласил меня к завтраку старик и очень удивил своим обращением «дочка».
Увидев моё недоумение, Егор Кузьмич выставил на стол чугунок с отварной картошкой, положил на тарелку селёдку, а затем, устроившись напротив меня, начал разговор.
-Вижу, тебя удивило моё обращение. Извини, но ты напомнила мне мою дочь. Ей сейчас было бы столько лет, сколько и тебе.
-Что с ней случилось? – поинтересовалась я, накладывая себе картошки.
-Ты ешь, ешь, не стесняйся. Я уже отзавтракал. Наверное, тебя заинтересовало, почему я помог. Вчера я ничего не стал рассказывать, смотрю, ты устала. Вот и оставил беседу на сегодня. Выслушай старика, тогда найдёшь объяснения моим поступкам.
Меня удивила правильная русская речь человека, который лишь хотел казаться незаметным стариком, доживающим в одиночестве свою жизнь, но на самом деле хранившим какую-то тайну и явно бывшим не тем, кем хотел казаться. Между тем Егор Кузьмич продолжил.
-Начну, пожалуй, издалека. Так понятнее будет. Ты, наверное, обратила внимание на некоторое несоответствие в моём поведении. Не отрицай, вижу, что так. Жил я до событий семнадцатого года в Петербурге. Имел свою торговлю. Может, слышала фамилию Потехин? Так вот, магазины содержал. Пушниной торговал. Достаток неплохой имел. Была у меня и семья, жена да дочь Ольга. Вышла она замуж в пятнадцатом за Вадима, военным тот был. Через год внук народился. Муж дочери отбыл на фронт. Ольга, оставив внука матери мужа, решила навестить нас с супругой, но выбрала слишком неподходящее для этого время. Всё спутал проклятый семнадцатый год. Сама, наверное, знаешь, что тогда произошло. Отобрали у меня сначала магазины, затем дом, а потом уж и семью, - старик вытер навернувшиеся слёзы, - в одночасье оказались мы врагами народа. Вадим служил в то время под знамёнами генерала Корнилова Лавра Георгиевича, затем вернулся в Петербург, и всё было бы хорошо, но к тому времени Лавр Георгиевич отправился на юг, где возглавил добровольческую армию по борьбе с большевиками. Новое правительство объявило его вне закона, а так же всех тех, кто некогда состоял у него на службе. Нашлись «добрые» люди и донесли на Вадима. Того арестовали. Дочка носила ему передачки, но однажды ей сказали, что мужа расстреляли как врага трудового народа. Ольга не выдержала этого и нагрубила одному начальнику. Больше её я не видел. Сколько не искал, так и не смог узнать, что с ней случилось. Жена не перенесла этого, слегла и вскоре скончалась. Оставаться больше в Петрограде я не мог и перебрался в Москву в надежде когда-нибудь отыскать пропавшую дочь, - Егор Кузьмич ненадолго замолчал, над чем-то задумавшись, а затем продолжил, - так вот, на чём это я остановился? Да, переехал я в Москву, купил домик и стал потихоньку жизнь налаживать. Всё тихо было до сегодняшнего дня, когда увидел тебя. Мне показалось, что вернулась моя Ольга. Так ты на неё похожа. Стал наблюдать, что да как. Потом заметил, что беда с твоим спутником приключилась. Вот в память о дочери и решил вас укрыть. Сама понимаешь, что почтения к нынешней власти не испытываю. Дай думаю, помогу людям, на которых эта самая власть объявила охоту. Теперь, вроде, всё рассказал. Хочешь, верь, хочешь, не верь, сказал, как на духу.