Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 41

Через много лет после смерти деда Дик нашел в задах сарая "пенни-фартинг". Зеленая краска на нем была как новая. Но болт, крепивший седло к примитивной пружине, проржавел, и с седлом ему пришлось повозиться. Шины тоже пришли в негодность. Они превратились в плоские резиновые кольца, вроде шин на детской коляске, стали длиннее колес и свалились, как только Дик сдвинул машину. Он перевязал их по всей окружности проволокой.

Но когда попробовал ехать, оказалось, что это до невозможности трудно: на втором метре упал. Ничего себе! Неужели дед запросто катался на этом по всей округе? Потирая щиколотку, он впервые задумался о том, что дед ведь не родился старым: когда-то, наверное, был даже ловким, как он.

Он видел фотографии деда - с усами, в бриджах, небрежно восседавшего на этой машине. Ему всегда казалось, что ездить на ней легко, раз дед ездил (как на трехколесном, на котором по воскресеньям с пешей скоростью катил в церковь архидиакон Баббл). Каково же было его огорчение, когда оказалось, что эта машина, с которой дед справлялся не моргнув глазом, снова и снова сбрасывает его вверх тормашками. И он решил ею овладеть.

Это означало долгие тренировки тайком - и конечно, он добился успеха.

Наступил день матча по крикету, когда весь город в приподнятом настроении и все придумывают импровизированные комические номера. Дик пробрался домой и оделся в очень старомодный костюм покойного деда. Затем он вывел этот древний велосипед и исполнил действительно очень забавный номер, комично проехав вокруг рыночной площади под одобрительные и насмешливые выкрики обеих команд. И решил, что он очень остроумный парень, раз сумел их так рассмешить, - но слегка усомнился в своем остроумии, когда увидел неподалеку мать, наблюдавшую за тем, как он потешается над дедом, который его очень любил. Момент был не из приятных.

Но еще противней был тот случай, когда ему показалось, что она услышала, как он хвастается перед ребятами своей выходкой во время причастия. Он рассказывал им, что в воскресенье выпил все вино из чаши; священник хотел ее отнять, но он не отпускал. Это была неправда: в церкви он всегда вел себя крайне благопристойно, на самом деле был набожен, веровал искренне - особенно в присутствие Святого Духа во время причастия. Но тут на него нашло, и он стал хвастаться, чтобы поразить плохих мальчишек, своих слушателей, а когда оглянулся - позади стояла мать. Что ему было делать? Возможно, она ничего и не слышала, поэтому он не мог просто отвести ее в сторону и сказать, что это неправда, он вынужден был ждать, когда она заговорит первой. Но она не заговаривала, вообще не упоминала о том случае. Значило ли это, что она не слышала? Или так была потрясена, что не могла об этом говорить? Из-за неопределенности он старался избегать ее и впервые стал запираться от нее в ванной, когда мылся.

Большинство мальчиков достаточно набожны в год конфирмации; Дик, наверное, был набожнее многих. Шло это от детских переживаний. Ибо еще в раннем детстве он обнаружил, что если молиться о чем-то очень нужном, то почти всегда получаешь. А если ему не суждено было получить, то у него не оставалось на этот счет сомнений: Бог давал ему это понять сразу, прямо во время молитвы. Но как правило, Он откликался на его просьбы. Дик же, со своей стороны, был совестлив и никогда не обращался к Богу с чрезмерными просьбами (не просил, например, раньше времени велосипед, ибо у Бога с дедом было слишком много общего). К тому же Бог, как выяснилось, был самым верным товарищем, всегда готовым поддержать - и в темном коридоре, и на темной лестнице.





Я не хочу сказать, что этот ребенок постоянно жил в тесном общении с Богом, никогда не сомневался, никогда не терял с Ним связи. Безусловно верят дети только в то, что вызвано к жизни их воображением, - как, например, воображаемый друг или лев за кустами. Все, что входит в их существование извне, как Бог, неизбежно имеет более призрачный характер. Мать дала ему слово, что Бог есть, и слово ее подтверждалось доказательствами: молитвами, приносящими желаемое, надежным присутствием в темноте. Но доказательства - не то, что непосредственный опыт: Бог не мог быть такой же достоверностью, как воображаемый велосипед. Представить себе Бога зрительно он не мог, дальше усов и тесных бриджей дело не шло.

Однажды эта вера, эти сомнения достигли апогея. Дело касалось часов.

Ему было десять лет, он учился в школе. Он ходил туда один. Какой-то отрезок пути пролегал по частной улице; чтобы не было сквозного проезда, конец ее был перегорожен толстой жердью, привязанной к козлам. По дороге в школу и обратно он на несколько минут задерживался там и проделывал на жерди гимнастические упражнения. Перед тем как делать перевороты, он аккуратно клал часы на землю.

Однажды вечером, ложась спать, он обнаружил, что часов в кармане нет, и мгновенно вспомнил, что на обратном пути, после своих упражнений, забыл их там. Это было несколько часов назад. По улице все время ходили люди, кто-нибудь наверняка заметил часы и украл. И все же... Может, стоит попробовать? Он слез с кровати и опустился рядом с ней на колени.

Прежде чем упомянуть о часах, он честно сказал Богу, что в последнее время не один раз усомнился в Его существовании. Он хочет решить это дело. Раз и навсегда. Я уже говорил вам, что совесть никогда не позволяла ему обращаться с чрезмерно трудными просьбами, в расчете на некое подобие чуда. Так что все его результативные молитвы, возможно, были только совпадением. Но эта будет не такой. Она предполагает изрядное чудо, поскольку должна обладать обратным действием. Он просил Бога стеречь часы в то время, которое уже прошло! Это был канонический случай, окончательное испытание, и он, со своей стороны, готов был принести обет. Если Бог, вопреки всякой вероятности, охранит его часы, укроет от глаз людей, уже прошедших и тех, кто еще пройдет, и он, Дик, найдет их утром по дороге в школу на том же месте - тогда он даст бесповоротное обещание никогда, до самой смерти, не сомневаться больше в существовании Бога. Так он молился.

Утром он нашел часы - на том же месте, где их оставил. С тех пор, как обещал, он должен был верить в Бога.