В опасности

Но сейчас было трудно сосредоточиться на ней полностью. В промежутках он ощущал холодный обруч, сжимавший желудок; сверлящую боль сожалений. Зачем он, дурак, пошел в море - сколько дел ожидало его в долгой жизни, на теплом безопасном берегу! Бесконечно долгие годы детства наконец-то позади, и всё - зазря, не пожить ему взрослым.

Филлипс, странным образом, не так огорчался. Один раз он сказал молитву Господню и на этом кончил. Сознание его разделилось на две половины. Одна - даже радовалась. Ибо юный Филлипс впервые полюбил девушку всей душой; она им пренебрегла. Если он погибнет в море, ей скажут; она погрустит немного - хотя жизнь его была ей безразлична. Иначе как в ее мыслях, казалось ему, подлинной жизни у него нет: значит, только смерть сделает его живым, пусть всего на несколько минут, которые возлюбленная уделит мыслям о нем. Подобно многим молодым влюбленным, он путал девушку с Богом и почти воображал, как она наблюдает за ним с неба - наблюдает его гибель и жалеет его. Но была и другая половина - непоколебимо уверенная. Эта половина не рассуждала, даже не облекала мысли в слова: она знала, что мысли эти верны, но знала также, что на них наложено табу, что, если она выскажет их, они перестанут быть верными. Она знала, что он - единственный в своем роде: человечество делилось на него и на всех прочих. Смерть - для прочих: он не умрет, никогда не умрет. Бог создал его в этом смысле другим - он не смертен и предназначен для сверхчеловеческой цели.

Но из-за табу эту уверенность ни в коем случае нельзя превратить в слова, даже мысленно. Пусть работает другая часть сознания, без помех рисует жалостные картины его трагической смерти - что она и продолжала делать.

В этом отношении он не ошибался - он не погиб тогда. Никто из них не погиб. Они прождали там, не в силах выбраться, вдыхая слабый запах смазки, больше двух часов - до половины седьмого.

6

Когда мистер Бакстон с практикантами бросился к шестому люку, мистер Рабб предусмотрительно остался: он знал, что, если даже последует за ними, толку от него будет немного, поскольку он слишком напуган.

Страх часто заставляет человека перенапрягаться. Если вас впервые послали работать на высоте и она вас пугает, вы станете хвататься за вещи что есть силы - с такой силой, что она удержала бы троих, а не одного; вы быстро устанете, и у вас совсем не останется сил на то, чтобы сделать работу, ради которой вас послали. Если бы мистер Рабб в состоянии такого испуга и отправился с ними к люку, он уцепился бы за комингс так, что через несколько минут сделался бы слабым, как новорожденный ягненок, и при первом же толчке полетел за борт. Что в этом пользы? Только мудрый человек знает, когда он слишком испуган, чтобы успешно справиться с опасностью, - так же, как только мудрый человек понимает, что слишком пьян и нельзя садиться за руль. А мистер Рабб достаточно пережил страхов на своем веку и мог оценить свой страх трезво, взглядом постороннего. Ясно, что самое правильное сейчас - избегать большого риска, пока он не притерпится к этой ситуации и страх его сам собой не растает. А он непременно растает немного погодя.

Поэтому мистер Рабб решил отправиться на мостик. В конце концов, там и надлежит быть лицу командного состава в чрезвычайных обстоятельствах.

Впрочем, где-нибудь по дороге он, может быть, остановится передохнуть.

Глава IV

Было уже почти семь, когда мистер Бакстон вернулся на мостик, - а практиканты все не могли выбраться с юта. Может быть, сейчас это самое лучшее для них место.

Мистер Фостер остался с ними.

Капитан Эдвардес простоял на мостике весь день; теперь помощник должен был сменить его, и он решил, что пора самому посмотреть, что происходит на судне. Барометр упал до 675. Такого низкого давления на море еще не отмечалось. Динамика этой депрессии не поддавалась расчетам. Прецеденты, сведения из книг, опыт уже ничем не могли тут помочь. Атмосфера могла выкинуть такое, чего не видывал ни один живой моряк.

Оставив на вахте помощника, он отправился в машинное отделение.

Там было темно, механики работали с фонарями. Разбитый светлый люк загородили, но водяная пыль все равно летела внутрь. Механизмы скрежетали: все подшипники лежали под непривычными углами. Китайцы-смазчики, сами перемазанные, скользили между ними как рыбы в иле. На маленькой железной платформе у телеграфа капитан нашел мистера Макдональда; по его умному старому лицу и седым усам стекало масло с водой. Он был сердит и жаловался: его машины не приспособлены для того, чтобы работать с таким наклоном, а светлый люк надо было своевременно укрепить.

Второй механик, рыжий шотландец с мучнистым лицом, беспрерывно обходил машины, проверяя показания манометров и других приборов. Третий механик своенравный коротышка с неизменно лягушачьим выражением лица - и четвертый (Гэстон) стояли рядом со старшим. Они согласились, что вряд ли машины и люди долго протянут в таких условиях. Господи, может, там на мостике все-таки что-нибудь сделают?

- Сделать что-нибудь можете только вы, - сказал капитан. - Ваша первая обязанность - держать пар. Держите пар и о мостике не беспокойтесь. Мы уже, наверное, близко к центру. Через несколько часов самое худшее будет позади. Терпеть осталось недолго. Если будете держать пар, все обойдется повреждений нет. Откачивайте второй трюм и шестой: тогда в затишье судно выпрямится, мы восстановим управление и спокойно встанем против ветра. Заполните вторую балластную цистерну левого борта - это поможет нам выровняться. Без пара нельзя рулить и нельзя откачивать - держите пар, что бы ни случилось. Осталось недолго.

Ну, начальству было виднее. Если затишье в центре на самом деле близко, машины могут и продержаться. Приободрившийся Гэстон пошел наполнять балластную цистерну. Ничего катастрофического пока не случилось; а машины надежные. Четыре часа работают, несмотря на крен, и ничего не сломалось. Он заглянул в кочегарку: в топках порядок. Ветер не нарушил тягу - по крайней мере вентиляторы искусственной тяги внизу с ним справлялись. Топливные насосы работали исправно.

Не взбодрился только мистер Макдональд. Он был стар, борьба его не увлекала. Сомнение не возбуждало его, а вселяло дурные предчувствия. Он был стар, он любил определенность, приличные условия, чтобы прилично нести в них службу. Кроме того, настоящий механик чувствует напряжения в больших машинах так, как будто эти машины - его тело. Для кого-нибудь скрежет подшипников - внешний звук; а у мистера Макдональда он вызывал боль, словно это были его суставы.