Он, другой и ты

Саша покивала. Она, разумеется, знала все, о чем сейчас ей рассказал Дима. Когда он исчез, в «ДТ» перестали таскаться те, кто искал там с ним встречи, а это была большая часть завсегдатаев. Бар постепенно становился убыточным. И только благодаря действиям Иры они вышли на новую публику, новый уровень, перестав считаться полузакрытым заведением.

— Спроси меня, Саш, — вдруг внезапно выдал Дима. — Тебе же не дает это покоя с самого интервью, а может и раньше.

— Что? — она подняла глаза от тарелки, по которой гоняла вилкой последний кусочек рыбы.

— Ты знаешь, что. Спроси.

— Ты ответишь?

— Да.

Нестерова сразу поняла, на что намекает Дима. Ей действительно не давал покоя этот вопрос. И Токарев снова был прав, угадав, что она ломала голову над этим еще до его возвращения в город.

— Почему ты уехал, Дим? Что произошло? Я, правда, не могу придумать причину. Ты был таким…

— Каким?

— Успешным, популярным. Мне казалось, ты жил так, как хотел.

— О, да. Я ни в чем себе не отказывал, пока не умер, — чуть усмехнувшись, подтвердил Токарев.

— Что? — Сашка так и замерла с вилкой в руке, уставившись на него.

— Я умер, Саш. Сердце остановилось, не выдержало того дерьма, которым я закинулся. Даже не помню, чем тогда накачался. Таблетки что ли с водярой перемешал. А может еще какую дрянь. Кто-то в квартире еще был в уме и вызвал скорую. Знаешь, все ругают наших врачей, а меня вот откачали прямо в машине. Четыре минуты заводили заново. Я слышал, есть какое-то правило, что нельзя рожать и умирать в скорой помощи, наверное, поэтому мужики так усиленно тащили меня с того света.

Саша услышала резкий звон и только потом поняла, что уронила вилку на тарелку. По ее телу прошла судорога озноба, а от лица отлила кровь. Она слишком явно представила то, что описал Дима. Девушка подняла голову, встречая пронзительный взгляд янтарных глаз. Они просто сидели и смотрели друг на друга, не мигая. Долго. Пока Дима не предложил:

— Чаю попьем?

— Пожалуй, — кивнула Сашка, слыша словно со стороны свой хриплый голос.

Дима снова потянулся к планшету, натыкал заказ. Через минуту напряженной тишины им принесли чайник и чашки. Токарев отпустил официантку, не дожидаясь, пока она разольет горячую жидкость по чашкам. Он сам взялся за чайник, ухаживая за Сашей. Девушка отхлебнула, обжигая язык и борясь с отчаянным желанием закурить, и спросила:

— А потом? Больница?

— Да. Три дня в коме, еще неделя под капельницами, месяц вообще еле ползал, но очухался.

— Страшно было?

— Честно? — Дима приподнял бровь, вроде как пытаясь сгладить острые углы, но, видимо, не смог и после Сашкиного кивка очень серьезно ответил: — Я до усрачки перетрухал. Это даже не просто страх, Сашк. Тупая паника. Оказалось, что я слишком люблю жизнь. Сильнее, чем бухло и наркоту.

— Я не знала про наркотики. Часто закидывался?

— Редко. Но метко.

Они синхронно приложились к чашкам. Сашка поперхнулась горячей жидкостью, а потом начала истерично смеяться, аж слезы брызнули из глаз.

— Прости, господи. Прости, — она никак не могла остановить те звуки, что вылетали из ее рта. Они уже не были похожи на смех, больше на лающие рыдания. — Я… Мне…

Дима резко привлек трясущуюся девушку к себе, сжав ее плечи ладонями.

— Что, Саш? Скажи. Просто скажи мне!

— Я подумала, что у тебя телефон, наверное, просто разрывался. Ты же всем всегда нужен. Тебе все постоянно названивают, — и она наконец разрыдалась по-нормальному, уткнувшись лбом Диме в грудь.

— Вот ты дурочка, — усмехнулся Токарев, поглаживая девушку по волосам и спине.

— Я отвратительная, да? Прости, Дим, ты чуть не умер, а меня все еще бесит твой телефон. Ужас, — всхлипнула она, стараясь взять себя в руки.

— Это я отвратительный, Сашк. Винить мне нужно только себя, — он аккуратно отстранился и стер дорожки слез со щек. — Прекращай плакать. Не нужно из-за меня слезы лить.

Саша совершенно неосознанно подняла руки и скопировала Димины прикосновения, проведя пальцами по его лицу. Она словно стирала его слезы. Сухие, но не менее горькие.

— Димка, — почти беззвучно одними губами выдохнула девушка. — Я так рада, что ты сейчас здесь со мной.

— Это в тебе говорит отменный лосось, — хмыкнул Токарев, но тут же впечатался в Сашкины губы голодным поцелуем.

Они вцепились друг в друга, словно на завтра передали конец света. Саша перестала всхлипывать, но слезы продолжали бежать по ее лицу. Даже представив на миг, что Дима мог умереть, она не смогла совладать с эмоциями и выплескивала всю боль и отчаяние, запоздалую панику и страх за него в поцелуе. Токарев так и продолжал стирать влажные дорожки с ее щек пальцами, уговаривая Сашку не плакать, потому что все уже давно прошло. Нестерова не знала, сколько они вот так целовались, перешептываясь. Она очнулась с чашкой чуть теплого чая на коленях у Димы. Он тихо говорил ей в ухо что-то успокоительное, покусывая мочку, щекоча теплым дыханием.

— Давай я отвезу тебя домой, — предложил Токарев, когда Саша поставила чашку на стол и неловко заерзала на нем.

— Я на машине, — напомнила она, окончательно придя в себя и соскальзывая с Диминых колен.

— Оставь здесь. Завтра заберешь.

— Я в порядке, Дим. Все нормально, не переживай.

— Окей, тогда я поеду за тобой, заодно провожу до двери, — он встал и протянул Саше руку.

— Это не… — начала было протестовать девушка, вложив свою ладонь в его.

— Не обсуждается, — закончил за нее Токарев.

Часть 2

Дима провел Сашу до уборной, забрал одежду и велел Ирине не лезть к ним. Сестра была не в восторге от этой просьбы, но все же послушалась. Дима знал, что от ее глаз не укрылось то, что Сашка припудрила лицо, и отсутствие туши на ресницах девушки. Ему придется объясняться, какого хрена он довел ее до слез. Но это его сейчас волновало меньше всего. О его «смерти» знали только мать, сестра и Костик. Возможно еще Маринка, потому что его подкаблучный друг делился с женой абсолютно всем. Бирюкову он рассказал под влиянием момента, после неудачного сплава в Карелии, когда Кос, вывалившись из байдарки, едва не расшибся на смерть о камни. Они тогда долго сушили шмотки у костра, хлебая подогретое вино и рассуждая о жизни и смерти. В ту ночь, как и этим вечером, Дима был на сто процентов уверен, что делится своими тайнами с родным ему человеком. Он кожей прочувствовал Сашкин ужас после этих своих откровений, потому что она, как и Кос в ту ночь, забрала себе часть его страха, боли и беспомощности.

Эти люди за что-то любили его, хотя сам Дима не понимал за что. Если с Бирюковым у них были суровые братские отношения, то в Сашке он чувствовал лишь робкие ростки симпатии к себе. Токарев знал, что она была в него влюблена девять лет назад. Не любила, нет, но определенно была влюблена. Как молоденькая девочка может быть очарована взрослым, искушенным мужчиной. У него тогда хватило мозгов оттолкнуть ее, невзирая на собственную заинтересованность. Да, Токарев помнил, что потом не раз видел ее в кофейне одну, скучающую за стойкой, пару раз натыкался в клубах, однажды даже подвез. Ему хотелось ее снова, хотелось не только секса. Вернее даже, всего, кроме секса. Но осознавая себя скотиной, Дима не посмел втянуть Сашу в свою жизнь, поощрить ее чувства, чтобы потом методично и безжалостно втаптывать их и ее саму в грязь, оправдываясь, мол, я такой, ты знала, что так будет. Тогда он не умел, не знал, как жить по-нормальному. Чтобы пить по праздникам, работать до шести, любить одну женщину. Сейчас? Он очень хотел попробовать, научиться. И если вино он теперь употреблял очень редко, принципиально придерживался графика с девяти до шести, то с женщинами как-то не ладилось. Оттого он и зациклился на Сашке, ведь лишь она зацепила в нем что-то. С первого взгляда, едва она протянула ему руку и представилась, Токарева не покидало приятное волнение и нарастающее желание. Он хотел ее. Не секса с ней, не дружбы, не разговоров по душам. Дима хотел все сразу, Сашку целиком и полностью. Себе. Чем больше они общались, тем острее он ощущал потребность в этой девушке. Чем больше она позволяла ему, тем больше Дима желал.