Страница 9 из 195
"Нет, мой мальчик, мне жаль тебя разочаровывать, но ни одна женщина с таким именем, похожая на ту, которую ты ищешь, не садилась на корабль, ушедший с Острова до его уничтожения. Она не приплыла на большую землю и не сошла на берег".
Прорицательница была его бабушкой, она никогда не стала бы ему лгать, к тому же она лишилась бы своего дара, если бы сказала неправду. Энвин ни при каких обстоятельствах не стала бы так рисковать.
И Ронвин, сестра Энвин, Прорицательница Настоящего. Он умолял ее воспользоваться компасом, одним из трех древних артефактов, при помощи которых Меритин, ее отец - намерьен-путешественник, - нашел эту новую землю. Его рука дрожала, когда он протянул ей тринадцатигранную медную монетку в три пенни, почти не имеющую ценности, подружку той, что он отдал Эмили.
- Только три такие монетки существуют в мире, - сказал он Прорицательнице, и его юный голос дрогнул, выдавая сердечную боль. - Если тебе удастся отыскать такую же, ты найдешь Эмили.
Прорицательница Настоящего взяла компас в тонкие хрупкие пальцы. Он вспомнил, как монетка засияла, а за тем послышался легкий гул, и на его глаза навернулись слезы. Наконец Ронвин печально покачала головой:
- Такой монетки, как у тебя, больше нет в нашем мире, мой мальчик; мне очень жаль. На земле их нет - возможно, они лежат на дне, но даже мне не видно, какие сокровища прячет Океан-Отец.
Эши не мог знать, что власть Прорицательницы не распространяется на саму Землю, где Время бессильно.
И тогда он сдался и почти поверил в ужасную правду, хотя продолжал искать Эмили в лице каждой женщины, хотя бы отдаленно ее напоминающей. Она присутствовала во всех его мыслях, улыбалась в снах, и он невольно вы полнил обещание, которое так неосторожно ей дал:
- Я буду все время думать о тебе.
Прошло много лет, прежде чем ее образ истаял в его памяти, а жизнь превратилась в бесконечный кошмар. Когда-то его сердце было светлым храмом ее памяти, но теперь оно стало разрушенным склепом, которого коснулась рука зла. Память об Эмили не могла оставаться в таком месте. Он не понимал, как Эмили удалось вернуться к нему этой ночью и слегка задержаться в дыму над каминной решеткой.
- Я буду все время думать о тебе, пока не увижу вновь.
Образ потускнел. Эши отчаянно пытался удержать ускользающее видение, но Эмили уходила, продолжая его звать:
- Я люблю тебя, Сэм. Мне пришлось так долго тебя ждать. Но я всегда знала, что ты придешь, если мое желание будет достаточно сильным.
Эши сел, пот выступил на его холодной коже, скрытой в тумане волшебного плаща. Он дрожал. Если бы хоть какая-нибудь магия могла ему помочь.
Стражники фирболги, стоявшие на посту в конце коридора, почтительно поклонились Акмеду, когда он вышел из своих покоев и направился в спальню Рапсодии. Громко постучав, он распахнул дверь, - еще один элемент утреннего фарса, который он разыгрывал ради фирболгов, полагавших, что Рапсодия и Джо являются королевскими куртизанками, и поэтому не осмеливавшихся к ним приставать. Акмед и Грунтор получали огромное удовольствие от возмущения, которое эта игра вызывала у Рапсодии, но потом она перестала возражать, главным образом из-за Джо.
Огонь в камине неуверенно мерцал, отражая беспокойство, царившее в ее душе. Рапсодия продолжала читать свиток и даже не подняла головы, когда Акмед вошел.
- Ну, доброе утро, Первая Женщина. Тебе нужно работать над собой, чтобы убедить фирболгов в том, что ты являешься королевской шлюхой.
- Заткнись, - автоматически ответила Рапсодия, продолжая читать.
Акмед ухмыльнулся. Он взял нетронутый чайник с подноса с завтраком и налил себе чашку; чай успел остыть. Похоже, Рапсодия встала раньше, чем обычно.
- И какой паршивый манускрипт ты читаешь на сей раз? - спросил он, протягивая ей чашку с едва теплым чаем.
Не поднимая глаз, Рапсодия коснулась чашки. Акмед почувствовал, как мгновенно нагрелись гладкие стенки, а над чаем поднялся пар. Он подул и сделал несколько глотков обжигающей жидкости.
- "Неистовство дракона". Потрясающе, прошлой ночью манускрипт неизвестно откуда появился перед моей дверью. Какое поразительное совпадение!
Акмед присел на аккуратно застеленную постель, скрывая усмешку.
- В самом деле? Тебе удалось узнать что-нибудь интересное об Элинсинос?
На лице Рапсодии промелькнула быстрая улыбка, и она посмотрела на Акмеда.
- Давай посмотрим. - Она откинулась на спинку кресла и поднесла древний свиток поближе к свече.
- "Элинсинос имеет от ста до ста пятидесяти футов в длину, а ее зубы напоминают хорошо заточенные мечи, - прочитала Рапсодия. - Она может принимать любую форму по собственному желанию, также ей подвластны и такие природные явления, как торнадо, землетрясение, наводнение или ветер. Внутри ее живота лежат камни самородной серы, рожденные в огне Преисподней, которые позволяют ей уничтожать все, на что она дунет. Она зла и жестока, а когда Меритин, ее любовник-моряк, не вернулся, она пришла в такое неистовство, что опустошила западную половину континента, в том числе и центральные провинции Бетани. Страшный пожар, устроенный ею, зажег вечное пламя в базилике - он горит там и посей день".
- Я заметил иронические нотки в твоем голосе. Ты не веришь историческим свидетельствам?
- Большей их части. Ты забываешь, Акмед, я - Певица. Мы сами пишем баллады и легенды. И мне прекрасно известно, что такое преувеличение.
- Ты и сама так поступала?
Рапсодия вздохнула:
- Ты же знаешь. Певцы, а в еще большей степени Дающие Имя, не могут солгать и сохранить после этого свой статус и способности, хотя мы можем повторять недостоверные легенды или вовсе вымышленные истории, если не выдаем их за истинные сведения.
Акмед кивнул.
- Но если ты не веришь тому, что написано в манускрипте, то почему ты встревожена?
- А кто тебе сказал, что я встревожена?
Акмед неприятно усмехнулся.
- Огонь, - самодовольно заявил он, кивая в сторону камина.
Рапсодия повернулась и увидела, что пламя почти погасло, неровные языки неуверенно лизали полено, которое никак не хотело загораться. Она невольно рассмеялась.