Страница 36 из 44
– Вы знаете правила, – поджала губы сестра. – Спустя три месяца его отдадут на воспитание, как остальных.
София изо всех сил сжала ручку своего дешевого чемоданчика, чтобы не наброситься на сестру.
– Он не такой, как остальные. Он мой сын, – горделиво выпрямившись, возразила София. – Я возвращусь, можете не сомневаться. Мне нужно ненадолго съездить в Палермо по делу.
– И все же вам придется подписать бумаги, это общее правило.
– Я знаю, – отозвалась София. – Я уже подписала их, сестра Матильда. Если вам нравится попусту переводить бумагу, пожалуйста! Я вернусь за своим сыном. – С этими словами она вышла.
До поезда у нее оставалось много времени, и она сидела на платформе, греясь на солнышке. На душе у нее было легко и спокойно от сознания того, что она поступает правильно.
Однако по мере того, как поезд подходил к Палермо, ее уверенность сменилась гневом. Она стала нервно теребить юбку, не зная, чем занять руки. Что, если они откажутся принять ее или Майкл не захочет признать своего ребенка?
Сомнения не покинули ее, когда она сошла с поезда и сняла номер в дешевом отеле, где приняла душ и переоделась. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, она еще больше расстроилась: платье немодное, туфли из грубой кожи, да и сама она какая-то худая…
– Это потому, что я работала как проклятая, – оправдала она саму себя и тщательно причесалась. Тяжелые густые волосы волнами легли ей на плечи, и даже при своем самокритическом настроении ей пришлось признать, что они красивы. Она вплела в них ленту и подмигнула своему отражению. Правда, туфли не перестали раздражать ее, но общий вид оказался вполне удовлетворительным.
София долго прождала автобус, который высадил ее в полумиле от виллы «Ривера». Она спускалась по склону холма к дому, лежащему в долине и купающемуся в золотистых лучах солнца. Ее самоуверенность таяла с каждым шагом, и она повторяла про себя заранее приготовленную речь, пока шла вдоль высокой кирпичной стены. Подойдя к чугунным решетчатым воротам, она облизнула пересохшие от волнения губы. Как долго она ждала этой минуты! Последние несколько метров она преодолела почти бегом.
София позвонила, и за воротами появился охранник. Он молча уставился на нее сквозь решетку.
– Buon giorno![1] Меня зовут София Висконти, и я давняя знакомая Майкла Лучано. Я хотела бы поговорить с ним по частному делу.
Охранник пришел в замешательство. Она издевается над ним или просто сумасшедшая? Однако добродушное лицо девушки и та трогательная решимость, с которой она упрямо поджала губы, заставили его ответить ей ласково:
– Иди домой, девочка. Иди.
– Я не тронусь с места до тех пор, пока не поговорю с ним или с его отцом, – заявила София. Это была вторая часть ее заранее приготовленной речи.
– Ты что, газет не читаешь? Уходи отсюда немедленно. Убирайся. Надо же иметь хоть каплю совести!
К воротам вышел второй охранник и сделал ей знак удалиться, но София твердо возразила:
– Я не уйду, пока не повидаюсь с Майклом Лучано. Я проделала долгий путь, чтобы поговорить с ним. Пожалуйста, это очень важно.
Охранники переглянулись между собой, а затем подошли ближе к Софии. Она вцепилась обеими руками в решетку ворот, демонстрируя намерение любой ценой добиться своего.
– Откуда ты приехала?
– Из Чефалу. Пожалуйста, пустите меня.
Тогда один из стражей отступил на шаг назад и ткнул в сторону венка, украшенного траурной лентой, который висел на другой створке ворот. София только теперь заметила его.
– Майкл Лучано умер три недели назад. Семья в трауре. Так что я вынужден снова попросить тебя уйти. Пожалуйста, иди домой. Тебя никто не должен здесь видеть.
София несколько мгновений смотрела на охранника, не постигая смысла его слов. Мужчины развернулись и направились к сторожке, когда София вдруг закричала им вслед: «Нет, этого не может быть!» Охранники потеряли терпение, вышли за ворота и с большим трудом отцепили ее руки от решетки. Она боролась с ними, как дикая кошка, царапалась и вырывалась, но им удалось справиться с ней и оттащить от дома на большое расстояние. Охранники опасались, что ее крики потревожат покой скорбящей семьи.
Они не успокоились, пока не отвели ее далеко в долину и не убедились в том, что отсюда ее в доме не услышат. София не унималась и пыталась освободиться. Она кусалась и била их кулаками до тех пор, пока один из мужчин не залепил ей пощечину. Она отлетела в сторону и упала на землю.
– Вставай, мы не причиним тебе зла, – сказал другой, поднимая ее сумочку. – На, возьми… А теперь уходи отсюда по-хорошему.
София просидела посреди дороги больше часа, будучи не в силах шевельнуться. Когда она наконец встала, мужчины с облегчением вздохнули. Отряхнув платье, она взяла свою сумочку и медленно направилась к автобусной остановке. Однако когда появился автобус, у нее не хватило сил даже на то, чтобы поднять руку и остановить его. Она не знала, сколько часов провела здесь, а когда решила все же двинуться в город пешком, уже давно наступили сумерки. В голове у нее плыл туман, мысли путались.
Она не слышала, как из-за поворота вывернула машина, и уж тем более не хотела идти впереди нее по дороге. Возможно, она собиралась попросить водителя подвезти ее, но потом не могла вспомнить ничего. Очнулась она на кровати в прохладной темной комнате. Пожилая женщина с ласковыми руками положила ей на лоб мокрое полотенце:
– Не бойся, все позади. Случилась авария, но теперь ты в порядке. Сейчас приедет доктор и осмотрит тебя.
София устало закрыла глаза, даже не поинтересовавшись, где она находится. Вскоре появился доктор и осмотрел ее. У нее было легкое сотрясение мозга и глубокая ссадина на виске, но кости оказались целыми. Он предложил вызвать «скорую помощь» и отвезти девушку в больницу, но Грациелла настояла на том, чтобы она осталась здесь, в доме, где о ней смогут позаботиться.
Когда доктор ушел, София снова почувствовала прикосновение ласковых рук и открыла глаза.
– Ну, как ты себя чувствуешь? Получше?
София слабо улыбнулась, губы у нее задрожали, а из глаз хлынули слезы.
– Как тебя зовут, маленький воробышек?
– Со-фия…
– Так вот, София, мы тебя вылечим, и нечего плакать. У тебя есть кто-нибудь, кому я могу позвонить? Кто-нибудь будет беспокоиться о тебе?
– У меня никого нет… Я только утром приехала сюда.
Грациелла как следует укрыла ее и ободряюще пожала ей руку.
– Доктор дал тебе успокоительное, и ты сейчас заснешь. Мы продолжим наш разговор, когда ты отдохнешь.
София с улыбкой поблагодарила женщину, чувствуя, что мысли у нее путаются, а глаза неудержимо слипаются. Она пробормотала что-то, что Грациелла не смогла разобрать, и погрузилась в глубокий сон.
Мальчики каждый по-своему переживали утрату старшего брата, которого им всегда ставили в пример. Майкл, любимец отца, с детских лет был похож на златокудрого ангела, а сейчас, наверное, стал им и невидимо парит у них над головой, недосягаемый после смерти, как и прежде, в жизни.
Фредерико разбил гитару Майкла и сжег ее в тщетной попытке обратить на себя внимание родителей. Это был жест отчаяния, безмолвный крик души: «Я здесь, посмотрите на меня! Я живой!» Однако все его игнорировали. Константино начал пить в одиночестве, запершись в своей комнате. Он тоже искал помощи и сочувствия, но никто не заметил, что он стал говорить запинаясь и шататься при ходьбе. Альфредо носился на машине как безумный, а теперь еще вылетел на тротуар и чуть не задавил девушку.
Общим знаменателем в их жизни был Майкл. Неожиданно под крышей их дома оказался еще один человек, связанный с Майклом теснейшими узами. Правда, ни одна живая душа об этом даже не догадывалась. Грациелла первая вышла из шокового состояния и стала возвращаться к жизни. Ухаживая за Софией, она разрушила непроницаемую стену молчания, которой сама отгородилась от семьи после похорон Майкла.
1
Добрый день! (ит.)