Страница 48 из 50
— Ты покажешь мне море? Всегда мечтал увидеть его.
Родерик посмотрел на Герарда и вспомнил последнюю фразу Равенны. Он улыбнулся:
— Мы ещё поговорим об этом. Вот костёр.
Действительно, через деревья начал пробиваться яркий свет. Мужчины ускорили шаг. Сердца у обоих стучали бешено, как у мальчишек. Триста, сидевшая к ним спиной, услышала их шаги и встала. Глубоко вздохнув, она обернулась. Герард, в нерешительности остановившийся шагах в десяти от девушки, внимательно оглядел её. «Да ей же столько же, сколько было нам, когда мы расстались», — поражённо подумал Герард.
— Ты похожа на Фальке. Я его недолюбливал, но он был моим лучшим другом.
Стройная невысокая девушка, до этого не справлявшаяся с волнением, улыбнулась:
— Ты не первый, кто так говорит. А ты похож на ещё одного моего брата. Вон там стоит, — Триста кивнула в сторону Родерика.
Герард засмеялся:
— Таким я и помню Фальке. А ты поёшь?
— Ненавижу петь, — честно сказала девушка, убирая за ухо прядь светлых волос.
— Моя сестра, — удовлетворенно сказал мужчина и подошел к ней, раскрывая руки, — не против?
Триста быстро переглянулась с Родериком и обняла Герарда.
— Конечно, нет, брат.
Родерик смотрел на них, боясь подойти ближе. Ему казалось, что если он сдвинется с места, то что-нибудь обязательно произойдет. Больше всего он боялся проснуться и услышать шум бьющихся о берег волн и крики чаек. Родерик посмотрел через плечо и увидел громадные скалы, среди которых гуляли Боги. Может, там были и его родители, воссоединившиеся вновь, и их родители, которых он почти не помнил, и Арлен, которого все простили за его слабость и невозможность жить без Визель. Может, Каспар танцевал там со своей снежноволосой Энциан, которая не забыла украсить прическу серебряной заколкой. Райф и Фальке пели им песни, старик Ахе толковал о чем-то со Старейшиной, который разнял их с братом на долгие годы… неужели он был прав? Родерику казалось, что ещё немного и он действительно проснется или услышит родные голоса вдали, помчится им навстречу, забыв о брате и сестре, обо всём на свете, о самом себе.
— Что там встал, большой-меньшой брат? — с улыбкой спросила Триста, заставив Родерика вздрогнуть, — нам тебя не хватает.
Младший сын Стина ещё раз оглянулся на Эксерские камни и подошел к Герарду и Тристе, которые тут же приобняли его. «Нет, это не сон, — подумал Родерик, — это явь, это мой род. А на тот пир я успею. Там всегда меня ждут. Нас всех там ждут с песнями и танцами у ног великих Богов среди Эксерских камней».
========== Эпилог. Стин и Каспар ==========
Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 455 лунных жизней назад
Встречаются асы
на Идавёлль-поле,
о поясе мира
могучем беседуют
и вспоминают
о славных событьях
и рунах древних
великого Бога.
Снова найтись
должны на лугу
в высокой траве
тавлеи золотые,
что им для игры
служили когда-то.
«Прорицание вёльвы» («Старшая Эдда»).
Ворота замка открылись, и огненно-рыжий сын герцога, кивнув стражникам, вышел со двора. Небо хмурилось, не давая жёлтому кругу солнца согреть землю. Быть дождю. Но юного наследника герцога, ожидавшего акколады*, не мог испугать этот подарок небес. За четырнадцать лет он успел привыкнуть к непостоянству погоды в родных краях. Мальчик шёл к Тевтобургскому лесу, чувствуя нарастающее волнение в груди. На поляне, лесном подворье, герцогского сына уже ждали. Он приободрился и прибавил шагу.
Его друг сидел на траве, поджав ноги, и толстой костяной иглой ставил заплатку на своей рубахе. Смуглый от добрых солнечных лучей, каштанововолосый и, главное, с прямым носом! Вот кто вырастет красавцем, славящим род. Рыжеволосый вздохнул. Он незло завидовал другу, хотя тот был вполовину его моложе. Герцогский сын вошел в тот возраст, когда при отсутствии серьезных неприятностей начинаешь недолюбливать сам себя. Он считал свои рыжие кудри слишком яркими, веснушки, россыпью покрывающие его лицо и плечи, слишком тёмными, карие отцовские глаза слишком карими… и этот нос с горбинкой, оставшейся после перелома, доставлял ему тьму страданий. Мальчику только предстояло повзрослеть, принять себя, с гордостью носить всё, что было ему отведено. Пока же он неуверенно кашлянул, привлекая к себе внимание темноволосого мальчишки. Тот нехотя поднял голову. Синие глаза, неожиданные для маленького представителя славного кареглазого рода Хайде, смотрели на друга с незлой насмешкой.
— Я слышал, как ты подходил, — дружелюбно сказал он, хлопая по земле рядом с собой, — просто хочу закончить шить.
Герцогский сын сел рядом с ним. Игла в руках синеглазого Лесного Последыша вновь проворно забегала туда-сюда.
— Рад видеть тебя, Каспар, — хрипло проговорил рыжий мальчик, у которого начал ломаться голос. Ещё одно страдание!
— И я тебя, Стин, — не поднимая головы, откликнулся Каспар, — давно тебя не было видно. А я ждал тебя каждый день.
Голос мальчика выдал его обиду, которую он так старался скрыть. Рыжему Стину стало неуютно.
— Я бы и не выходил, если бы отец пинком не выставил из дома, — буркнул он, — велел вас позвать на праздник через три дня.
Каспар перекусил нитку, убрал иголку в небольшую игольницу на поясе и разгладил рубашку, разглядывая работу. Рукастым парнем вырастет, и никто не заикнется о том, что он делает женскую работу.
— Что за праздник?
— Крещение близнят. Ну, то есть не само крещение, — скулы Стина покраснели, — пир после него. Только для семьи. Я должен позвать всех: и Сика-вождя с женой, и всех твоих, и Тристу с Горо и… — он не договорил, — ты придешь?
— Не люблю я ваш замок, — протянул Каспар, надевая рубашку, — прости уж. Но ты к нам ходишь, значит, и я приду. Тем более праздник, — он внимательно посмотрел на Стина и слегка толкнул его плечом, — тебе бы голову да в речку окунуть.
Стин усмехнулся:
— Этим и займусь, как поклонюсь всем вашим.
— Вроде, твоих братьев давно должны были крестить, нет? — спросил Каспар, припоминая разговор родителей.
— Да-да, — кивнул мальчик, — только отец всё ждал деда. Мать тоже, но настояла поспешить. Правильно, наверное. Уж сколько лет их нет. С чего отец взял, что они вернутся и вернутся именно после рождения его младших сыновей?
Каспар поднял голову к небу и начал следить за кружившим коршуном. Птицы всегда его завораживали.
— Жаль, я их не знал. Про них уже складывают песни. Грустные, смешные… очень хорошие. Думаю, их споют на вашем празднике, — сказал мальчик с сожалением.
Стин тоже засмотрелся на полет хищной птицы:
— Мы все с радостью послушаем. К тому же, братьев в их честь назвали. Видел бы ты лицо нашего архиепископа, когда он это услышал.
Каспар звонко засмеялся:
— Ай, Райнальд, — сказал он, подражая тому, как говорил его отец, — наша кровь в нем сильна.
Стин кивнул и невольно задумался: говорят ли так про него? Или считают всего лишь зáмковым человеком?
— Герард и Родерик возились с нами с Майзе, а я и не знал тогда, что это за люди. Не гадал, что о них будут слагать песни. Я тоже плакал, когда мы прощались. Ваш вождь сказал мне больше не плакать из-за таких глупостей. И велел закрыть глаза, мол, тяжко смотреть, как кто-то уходит.
— Жаль, что я их не знал, — повторил со вздохом Каспар, — и жену дедова брата. Бабушка всегда плачет, когда вспоминает о ней.
— Она была хорошей. Мне было шесть, когда её сразила болезнь. Дед был безутешен, да и твой тоже. Они ведь были старыми друзьями. Тогда, как говорит отец, они и решили уйти. Но дождались твоего рождения. Твой дед не мог оставить Энциан в тягости.
— Знаю, — закивал Каспар, — он и дал мне моё имя. Славным воином был тот Каспар. Как и тот Стин.
— Не опозорить бы его память, — поёжился герцогский сын.
— Не опозоришь! — уверенно сказал Каспар, но Стин лишь подумал: «Легко тебе говорить! Ты живешь по их заветам, а я рожден в замке».