Песня мертвых птиц

– В котором часу она видела этого человека? Почему она не побежала и не сообщила ничего докторам?

– Она сказала, что полвосьмого, может быть, немного раньше. Она выходила в уборную и одним глазком заглянула в палату своего соседа, а увидела какого-то странного человека, стоявшего у открытого окна палаты Эриха Бэля. Причем самого Эриха Бэля, по ее словам, в палате не было. Затем она пошла спать и только к вечеру услышала от санитара, что Эрих Бэль был найден мертвым.

– Понятно. Почему тогда по телефону вы мне сообщили, что «кое-кто видел, как мужчину выбросили в окно»? Почему не сказали, как было: что пациентка просто увидела незнакомого человека в его палате?

– Разве, исходя из ее слов, не напрашивается определенный вывод, директор?

– Нет. Женщина не видела, как Эриха Бэля толкнули вниз.

– Директор, если вам будет угодно – приношу извинения за то, что дезинформировал вас. Просто такая мысль пришла сама собой после ее слов. Я сказал, что думал.

– Не думайте больше, пожалуйста. Говорите, что видите.

Директор молча покинул кабинет главврача и пошел к себе. Он уселся поудобнее в свое кресло, зажег свою сигару и растворился…

С первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь плотные шторы, директор открыл глаза. Его охватило приятное предвкушение, каждая клетка его сухого, сбитого тела сгорала от нетерпения познакомиться поближе с пациенткой мисс Лорой.

Было всего шесть двадцать утра. Оставалось ждать совсем недолго. Тело директора затекло, он встал со своего кресла и начал ходить по комнате.

Спустя несколько кругов бездумного блуждания по темной комнате директор взял трубку телефона и набрал номер.

– Слушаю вас, директор, – донесся знакомый хриплый голос из трубки.

– Доктор Стенли, соберите после обхода врачей все истории болезней пациентов, которые лежат во втором корпусе, и принесите их мне.

– Всех восьмидесяти человек? – переспросил доктор.

– Да, абсолютно всех.

– А зачем?

– Да, еще кое-что! Попросите всех врачей и санитаров написать на листке слово «сожалею» и принесите все эти листки мне.

Доктор Стенли хотел что-то сказать, но только открыл рот, как директор положил трубку. Мужчина, который никого в этой жизни не любил, не ласкал, кроме тишины и сигары, хотел изучить почерк всех пациентов, докторов и санитаров, находившихся в корпусе Эриха Бэля, чтобы сравнить с почерком убийцы. С тем волнообразным, с загнутыми внутрь крючками, почерком.

С пациентами все было просто, их не нужно было беспокоить, образцы почерка каждого пациента есть в истории его болезни вследствие досконального изучения его личности.

На часах было уже восемь, а палящего солнца можно было не увидеть, только находясь в темном подвале, в гробу, а также в комнате директора.

Но смотрителя «храма мотыльков» не было больше в кабинете, он покинул его еще десять минут назад, чтобы встретиться с мисс Лорой из палаты номер двадцать семь.

– Доброе утро, мисс Лора. Я вам не помешал? – спросил директор, когда переступил порог маленькой палаты, в которой пахло приятными духами и лавандой.

– Нет, не помешали, доктор, – сказала молодая и миловидная девушка со светлыми густыми волосами до плеч. Ей было двадцать семь лет.

Мисс Лора сидела на аккуратно заправленной кровати, пила чай и внимательно смотрела на вошедшего мужчину.

– Я – директор этой лечебницы. А вы – мисс Лора, правильно я понимаю?

– Да, – кивнула маленькой головкой миниатюрная леди.

– Мне сообщил доктор Стенли, что вчера утром вы видели мужчину в палате Эриха Бэля…

– Видела. Он был ростом, как вы. Может быть, немного худее вас.

– Стрижка?

– Не лысый, но и не волосатый. Наверное, волосы немного длиннее, чем у вас.

– Что делал мужчина в комнате?

Девушка сделала глоток вкусного черного чая с медом.

– Он смотрел в открытое окно, его голова была наклонена вниз.

– В его руке была сигарета? Может быть, он делал затяжку, глядя в окно?

– Нет, такого не видела. Мужчина вроде бы не курил. Просто смотрел вниз. Мне это показалось странным, но мало что в этом здании может показаться не странным, правда, доктор?

– Вы абсолютно правы. Может, вам бросились в глаза еще какие-то детали? Вы что-нибудь еще заметили, что могли бы вспомнить со временем? Нет?

– Нет, директор. Я ничего больше не видела.

– А когда возвращались из уборной, вы заглянули в эту палату снова?

– Заглянула.

– И что вы увидели?

– Ничего, – спокойно ответила девушка и предложила директору присесть на стул напротив нее. Но он отказался.

– Как – ничего? Мужчина в черной ветровке по-прежнему стоял у окна?

– Нет, его там уже не было. Комната Эриха была пуста.

– А вы были знакомы с Эрихом?

– Да, – девушка улыбнулась. – Он ухаживал за мной, даже дарил мне цветы, но я его отвергла.

– Ммм. Что-то еще? Любовные письма? Тайные встречи?

– Нет, – теперь уже девушка засмеялась от смущения. Это крохотное создание было поистине прелестно и очаровательно. И если бы директор был нормальным человеком, а не предавался тишине, то, возможно, он влюбился бы в эту особу и заходил к ней по несколько раз в день.

Но он знал истинную причину болезни этой миленькой пациентки. И понимал, почему она могла отвергнуть молодого и меланхоличного Казанову Эриха Бэля, для которого, возможно, весь мир был безвкусным, кроме нее одной.

– Некоторые доктора писали письма, санитары, а Эрих не писал. Нет, – сказала девушка.

– Вы в наших краях – птица красивая? – почему-то вдруг спросил директор.

– Это вы мне скажите, – произнесла девушка, пристально глядя в глаза мужчине, от которого пахло безразличием и холодом.

Перед ней стоял не мужчина, а некий снеговик.

– У вас хорошо пахнет в комнате. В основном, после сна в комнатах пациентов воздух тяжелый, испорченный.

– Я проветрила комнату, как проснулась.

Директор перевел взгляд на окно, на синее чистое небо.

– Как думаете, мисс Лора, Эрих Бэль мог покончить жизнь самоубийством?

– Нет, директор.

– Почему вы так решили?

– Он слишком любил себя и рассказывал о себе, как о главном герое любовных романов. Есть вероятность, что до депрессии он мог нравиться кому-то из женщин, но мне он показался странным, ненастоящим.

– Ненастоящим?

– Нет.

– Что это значит?

– Мне почему-то всегда казалось, когда я общалась с ним, что он – двуличный и говорит только то, что мне хотелось бы услышать. Что-то в нем было такое неуловимо противное, даже мерзкое. Вот вроде опрятный, симпатичный молодой человек, а говорит как будто не то, что у него на уме! Не знаю, по крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление о нем. Я могу ошибаться.

– А он курил при вас?

– Нет, никогда. Он на дух не переносил сигаретного дыма, и стоило кому-то из санитаров или докторов закурить недалеко от него, как ему тут же становилось дурно. А что?

– Кто-то накурил в его комнате перед тем, как он разбился. У вас есть соображения, кто бы это мог быть?

– Никаких, доктор. В его присутствии, насколько я знаю, не курил никто.

– Хорошо. А что он еще рассказывал о себе, можете вспомнить?

Девушка допила чай и встала с кровати, чтобы поставить пустую чашку на стол. Директор был выше ее на две головы, крошка была ему по грудь. Мужчина сразу сделал вывод, что ее рост – 157–160 сантиметров.

Девушка села обратно на кровать.

– Он говорил, что в его жизни было много красивых женщин, как я, и все они были от него без ума.

– Такое заявление не произвело на вас должного эффекта?

– Вы смеетесь, доктор? Ни капли. Напротив! – сказала холодным голосом девушка.

– Что он говорил еще?

– Эрих много говорил о девушках, о Ремарке и о том, что хотел бы меня поцеловать. Но я его отвергла.

– Почему?

– А зачем мне, как говорил один интересный современный писатель, полотно, побывавшее у ног всего мира?