Ренегат

– Что там у вас? – полюбопытствовал Сильвио.

Я провел ладонью по гербу Ренмельского императорского университета и улыбнулся:

– Мои орудия труда.

– Книги? – предположил южанин, оценил размеры футляра и поправился: – Книга?

– Трактат об изящной словесности небезызвестного Лотара Медасского, – подтвердил я, выудил из саквояжа носовой платок и вернул на место слишком уж увесистую для вместилища книги шкатулку. Затем отвернулся и с облегчением высморкался, перестав наконец шмыгать носом.

Колесо провалилось в очередную яму, и нас здорово подбросило, но дальше дилижанс пошел на редкость ровно, тряска стихла, смолк скрип колес. Я выглянул в окошко и обнаружил, что экипаж вывернул на староимперский тракт. Прошедшие с момента его создания века не сумели разрушить уложенные впритирку друг к другу каменные плиты. Древняя дорога тянулась на северо-запад через равнины и перевалы вплоть до Свальгрольма – главного порта Самоцветного моря.

Я с облегчением откинулся на спинку сиденья и начал перебирать четки, пропуская меж одеревеневших от холода пальцев шарики полированного янтаря. Те казались теплыми на ощупь; очень быстро призрачный огонь отогрел ладонь и стал взбираться вверх по руке, снимая напряжение, прогоняя сомнения и нервозность. Я начал проговаривать про себя молитву о благополучном завершении путешествия, но тут оценивший плавный ход дилижанса Сильвио отметил:

– Умели раньше строить, магистр! Не так ли?

– И не говорите, сеньор! – был вынужден я поддержать разговор. – Чего у древних не отнять, того не отнять.

– Если б только это! – экспрессивно махнул рукой южанин. – Если б только это, магистр! Мы выстроили дом на фундаменте сгинувшего мира. Поскреби хорошенько – и непременно отыщешь следы Полуденной империи.

Я кивнул и оспаривать это утверждение не стал, поскольку оно не только соответствовало истине, но и было вполне безобидным и не могло навлечь неприятности одним лишь молчаливым согласием. Впрочем, беседовать на подобные темы со случайным попутчиком все же не стоило. Я посмотрел через узенькое окошко на улицу.

Дилижанс начал обгонять шагавшего по обочине путника, но бродяга вдруг ухватился за подножку и побежал рядом. Прямо на ходу он перекинулся парой фраз с кучером и пропал из виду, а по крыше экипажа застучали тяжелые башмаки.

Нет, не бродяга, раз смог оплатить поездку, пусть и на империале.

Сильвио поднял лежавший в ногах заплечный ранец, достал из бокового кармашка плоскую фляжку, глотнул сам, протянул мне. Ноздри уловили аромат виноградного бренди, и я отказался, хоть и едва не стучал зубами от холода.

– Благодарю, сеньор. Предпочитаю менее крепкие напитки.

– Как знаете, – не стал настаивать Сильвио, сделал еще один глоток, и глаза его заблестели. – Древние умели не только строить. Они хоть и были презренными солнцепоклонниками, но во многом превосходили нас. Мы по сравнению с ними будто карлики рядом с великанами.

Тут уж я промолчать не смог и заметил не без сарказма:

– Как говаривал один мудрый человек, карлики на плечах великанов имеют более широкий кругозор по сравнению с последними.

– Пустые слова! Северные народы жили в дикости, цивилизацию сюда принесли имперские легионы!

– Принесли цивилизацию и забрали свободу. Рабство в обмен на право говорить на чужом языке – не слишком равноценный обмен, на мой взгляд. Вы не согласны?

– Юристы до сих пор изучают в университетах классическое, сиречь староимперское право. А денежная система? Талер в шестьдесят крейцеров и крейцер в четыре пфеннига – это же идет еще оттуда! – напомнил южанин. – А медицина? Все медицинские познания мы получили в наследство от язычников!

Я рассмеялся, принимая правила игры.

Сеньор де ла Вега хочет диспута? Он его получит!

– О да! Имперские гаруспики разбирались в анатомии как никто другой. Потрошить людей они были мастера.

Сильвио вновь глотнул бренди, закрутил колпачок и убрал фляжку в ранец. Затем начал перечислять:

– Арифметика, геометрия, астрономия…

Но недаром умение вести диспуты полагалось в университетах одним из главнейших достоинств ученого мужа; я тут же ухватился за оплошность оппонента и без всякого почтения его перебил:

– Астрономия?! Сеньор, имперские книжники всерьез полагали, что на севере солнце светит не так жарко исключительно из-за недостатка жертвоприношений. Кровь на ритуальных пирамидах завоеванных земель лилась рекой! А беднягу, который объявил наше светило звездой, одной из многих, сожгли на костре, несмотря на родство с императорской фамилией!

– Сжигают на кострах и сейчас! – немедленно напомнил южанин.

– Еретиков, не ученых!

– А так ли велика между ними разница? К тому же это лишь в империи ученое сословие не подлежит церковному суду, по ту сторону Рейга дела обстоят иначе, уж поверьте на слово. Упаси вас Вседержитель привлечь внимание Канцелярии высшего провидения! А о деяниях инквизиции в землях мессиан и вовсе лучше не вспоминать. В Карифе, Архорне или том же Мерсано на костре может оказаться любой! Даже в Гиарнии никто не застрахован от этого, если на то пошло.

Впереди послышался резкий отзвук рожка, и замедливший ход дилижанс начал прижиматься к обочине. Я выглянул в окошко и увидел катившую навстречу почтовую карету. Мы разъехались, и Сильвио в ожидании ответа вновь обратил свое внимание на меня.

Что я мог противопоставить его словам? Многое, наверное. К примеру, рассказ о том, что церковники сжигают лишь своих погрязших в ереси собратьев, а тех же чернокнижников лишь топят в проточной воде. Вот только длинный язык еще никого до добра не доводил; не стоило слишком уж откровенничать с совершенно незнакомым человеком. Я предпочел отделаться банальным, зато самым безопасным высказыванием:

– Сеньор, Полуденная империя была построена на крови покоренных народов!

Этот неоспоримый факт я готов был отстаивать до хрипоты, но Сильвио оказался вовсе не так прост, он немедленно обратил утверждение против меня самого.

– Весь наш мир построен на крови, магистр! – объявил южанин и процитировал священное писание: – «Пророк предрек Дни гнева, и они случились по слову его»… – Не дождавшись никакой реакции на свои слова, он продолжил: – Южный континент ушел под воду, и от обширных некогда земель остались жалкие ошметки Солнечного архипелага. Сколько людей сгинуло тогда в Каменном море? А сколько погибло в последующих войнах?

– Язычники! – презрительно фыркнул я, поглаживая четки. – Они могли покаяться, но не нашлось среди них праведников. Вседержитель давал шанс спастись, им не воспользовались. Так кто повинен в этом, кроме них самих?

Крючок был наживлен весьма искусно, последователи немалой части ересей не удержались бы от замечания об изначальной неизбежности катастрофы, но сеньор де ла Вега лишь покачал головой и с ответными высказываниями спешить не стал. Пришлось взять инициативу на себя.

– Что же касается последующего кровопролития, то язычники резали язычников, это был их собственный выбор. Банальная борьба за власть, не более того…

Тут Сильвио кивнул:

– Борьба за власть, в которой самое деятельное участие принимал самопровозглашенный император Максимилиан, ныне причисленный к лику святых.

– Он принял истинную веру лишь через тридцать лет после тех событий, – парировал я, гадая, в какую ловушку пытается завести меня южанин.

Раз за разом собеседник менял направление разговора, и никак не удавалось понять, делает он это из желания оставить последнее слово за собой или исподволь направляет беседу в нужное ему русло. А быть может, просто захмелел и не вполне отдает отчет в своих речах?

Я даже рискнул воспользоваться истинным зрением, но эфирное тело Сильвио никаких сюрпризов не преподнесло, оказавшись блеклым и однородным, абсолютно нормальным для простеца. И пусть любые аномалии можно скрыть и замаскировать, едва ли мой собеседник практиковал тайные искусства. Еретик, провокатор или просто подвыпивший болтун, истосковавшийся по общению с равными себе? Оставалось лишь теряться в догадках, по крайней мере – пока.