Чудеса случаются!

Дети – современные, – поверьте нам: настоящий виноград имеет приятный запах. Зависит от сорта. «Изабеллу», например, ни с каким мускатом не перепутать. А уж как пахнет виктория с грядки… Или настоящие кубанские помидоры «бычье сердце». Мммм. Слюнки текут.

Итак. Ниночка достала и моет виноград. Она девочка аккуратная. Каждую ягодку драит. Не спешит. И запах по всей кухне мягко так разливается.

А я в дверях нарисовалась. Злющий крупный кобель меня пропустил. Ну, вот питал слабость. Знал меня, еще когда щеночком был и размером с кошку. А вымахал по пояс, зубищи впечатляющие, но нежное отношение к тем, кто его маленьким тискал, по пузику щекотал, чесал по темной полосе на хребтинке, сохранил. И я в числе этих избранных обреталась. Проходила в дом запросто, без звонка.

Застыла в предвкушении… На улице жара. А в доме прохладно. И виноград такой заманчивый, ароматный.

Тут Ниночка обнаружила меня, стоящую в дверном проеме. Улыбнулась. И сообщила что-то вроде, что Сережка скоро с работы вернется. А в тот момент он пахал в горячем цеху. Не филиал ада, но где-то близко к нему. И она – заботливая жена – готовится встречать благоверного.

Я со вздохом тяжкого разочарования попросила максимально жалобным тоном:

– Отщипни мне немножко, пожалуйста.

Ниночка заглянула в миску. Три солидные грозди. Подумала и оторвала веточку.

– Держи.

Я ее проглотила в секунду. Как кукушонок бабочку или кузнечика. А у нас с Ниночкой размеры как раз примерно как у пеночки и ее кукушонка. Видели же фотки? Подруга мне по плечо и тоньше в два раза. С улыбкой кормит.

Облизнулась. И добрая Ниночка не выдержала – пригласила вымыть руки, идти к столу.

Миску она опрометчиво прихватила с собой.

Рассказывать дальше? Мы сидели рядом. Болтали. Шутили. Я что-то рассказывала. И… и…

И… сообща, не заметив как, мы схомячили виноград. Весь.

Ниночка, осознав, что произошло, вскочила, опрокинув табурет, подбежала к холодильнику в надежде, что там хоть кисточка какая-нибудь еще есть – притаилась в уголке. Увы. Увы.

Вернулись в комнату. Сели рядом. Мол, да, как-то нехорошо получилось. Совсем нехорошо.

И тут услышали голос Сережи. Напоминаю. Он весь день в пекле горячего цеха оттрубил…

– Ниныч, ты дома?

Хлопнула дверца холодильника.

– Ниныч, а где виноград?

Он еще не осознал, что лакомство сожрано.

Подумал, что жена убрала куда-то, переложила.

А всю длинную смену, от звонка до звонка, обливаясь по́том и задыхаясь от тяжелой работы, он мечтал, что войдет в дом, умоется, переоденется. И достанет из холодильника прохладную ароматную вкуснятину…

В долю секунды моя золотая подруга распахнула окно. Дом деревянный. Этаж первый. Мои шлепки остались в сенях. Ниночкины туфли там же. Но тут… не до жиру.

Пахнет ли состояние аффекта? Не знаю. Но мы ощутили кожей, всем телом, что Сереге в кухне рвет крышу. В аффекте по другим поводам мы его видели. Как-нибудь расскажу. И быть причиной этого не хотели. Но, увы. Свершилось.

Выскочили двумя кошками, которые знают, чье мясо съели, то есть мгновенно. При этом если Ниночкин домашний халатик просто задрался до пояса и она на бегу его одернула, то моя юбка обзавелась – спасибо гвоздику какому-то – впечатляющим разрезом.

Огляделись. И рванули вниз по улице. Но не свернули налево – к моему дому. Догадались, что Сережка туда помчится. Враз догонит. Десять шагов буквально направо, то есть в противоположную сторону, – подходящие мрачные густые кусты. Шмыгнули в них. Присели. Обнялись. Затихли. Даже зажмурились.

Сергей пролетел как снаряд до угла, остановился на секунду и побежал налево к моему дому.

Мы из кустов не вылезли. Не идиотки. То есть дурочки, да, согласна. Но не так чтобы до клинического кретинизма.

Минут через десять муж моей подруги показался снова. И уже быстрым шагом, а не бегом прошел мимо чужого палисадника, в котором мы притаились, практически не дыша.

Сергей вернулся…

Постоял на углу улицы. Махнул рукой и ушел.

На всякий случай мы просидели в кустах еще четверть часа. Потом выбрались. И пошли направо, чтобы подняться по чужой улице. Из окон Ниночкиного дома просматривалась часть дороги до моего – а попадаться Сереже на глаза мы пока еще считали опрометчивым поступком. Сделав солидный крюк, доплелись до старого дома моих бабушки и дедушки. Босиком. Поникшие. Грустные.

Вошли. Сели рядышком на кухне. Дедушка спросил, что случилось. Мол, недавно Сергей принесся. С горящими глазами. Нас требовал.

– Чего натворили?

Мы промолчали. Поникшие и несчастные, выглядели так жалко, что дедушка стал нас чаем угощать: сам заварил и подал, предложил варенье. Позвал на помощь бабушку. Мол, девки что-то совсем несмеяны. Наверное, набедокурили.

– Поговори с ними, Зин.

Тут в уличную дверь позвонили. Мы с Ниночкой подхватились, столкнулись, ударились лбами, шишку помню мою солидную, прорвались в зал мимо бабушки, ужасно удивленной этой паникой. И закрыли за собой дверь. Я еще успела жалобно пискнуть, мол, нас тут нет, ни меня, ни Ниночки.

Через минуту в дом вошли дед и Сережа.

– Эй, матрешки, вылезайте.

Ну, мы же не совсем идиотки доверчивые. Мы молчим, делаем вид, что нас нет. Трясемся в закутке за шкафом.

Бабушка о чем-то поговорила с Сережей и пришла в зал.

– Ниночка, все хорошо. Он уже успокоился.

– Точно? – лязгая зубами от пережитого ужаса, спросила моя подружка.

– Да. Хорошо все. Выходите. Обе.

Ну, мы пошмыгали носами и решили сдаться. Выглянули в кухню. Две мордашки. Одна над другой. Сережка стоит, смотрит хмуро, но нормально. То есть башня в порядке. Аффект прошел.

Держит мои шлепки и Ниночкины туфли. Бабушка рядом с ним хихикает. Мол, это они босиком подорвались? От тебя?

– Молодцы.

Ниночка спросила жалобно:

– Сереж, ты не сердишься?

– Нет. Успокоился. Но вы удрали очень вовремя.

Вы, наверное, решите, что он изувер какой-то. И мы боялись, потому что был повод.

Нет, не бил Ниночку, на меня ни разу не замахнулся.

Но ему случалось на улице психопата с топором остановить…

Он единственный вышел заступиться за подростка, которого хотели прибить конторские. Так называли ребят из уличной группировки, то есть из конторы. Он защитил детей от бешеной собаки.

Он в автобусе не дал стайке пьяных уродов обидеть старушку. Он отнял собаку у двух живодеров. Это только те случаи, которые я хорошо помню. Сережка простой и невероятно храбрый.

Когда его глючит, он себя контролирует с трудом. Или вообще не. Повторюсь – человек сильный, спокойный, добрый и ответственный.

Но просто чудо, что мы ему не попались в тот раз. Всем повезло.

Должна сказать, что эту историю мы вспоминали не единожды. Стоит только сказать: виноград… И сразу сердце начинает биться быстрее.

Внук бригадира

Большая семья Смирновых дружила с моими бабушкой и дедушкой. Сначала жили в одном бараке, потом разъехались, но сохранили теплые отношения.

Тетя Катя Смирнова (так я ее называла) чудесно вышивала. Ее птички казались живыми. А цветы хотелось понюхать: такими дивными и реальными были розы, ландыши. Жалею, что с годами в переездах потеряла старый свитер, на котором она изобразила на груди шиповник. Выпуклые белые цветы на красном фоне – глаз не оторвать. Свитер со временем утратил товарный вид, рукава обтрепались, ворот вытерся. Но над вышивкой года были не властны. Все такие же яркие, объемные цветы с шипастыми стеблями.

Вот не прощу себе, что не сберегла.

Дома у Смирновых всегда было весело, шумно. Помню, как вкусно пахло пирогами, в зале гремел телик, а полы были натерты до зеркального блеска. Пусть Смирновы жили небогато, зато дружно.

Николай работал на заводе, из простых слесарей дорос до мастера, бригадира. Получил квартиру в новом доме. Пользовался уважением и подчиненных, и начальства. В какой-то момент у Смирновых даже появился автомобиль – неуклюжий зеленый «Запорожец». Кто помнит такие смешные железные лягушки с двигателем, расположенным сзади – там, где у нормальных машин багажник?