Страница 4 из 14
Ранние европейские и ближневосточные мифы полны сюжетов о превращении в животных.
На следующее утро Гэри проснулся в ортопедическом отделении с гипсом на руке. Он с неохотой обсудил случившееся с больничным психиатром. Его отпустили домой, в жилой комплекс с маленькими квартирками, где круглосуточно дежурил комендант, готовый прийти на помощь. Когда я приходил его проведать, видел открытые банки с кошачьей едой и гадал, ест ли он из них. Время от времени я спрашивал его о той ночи, но он всегда менял тему разговора. Я слышал, что он подобрал пару бездомных котов; в его входной двери были отверстия, чтобы они могли входить и выходить.
Некоторые ученые считают мифы о превращении в животных доказательством того, что в древности животным поклонялись.
Взглянув на популярные поисковые запросы, вы убедитесь в том, что благоговение перед кошками и собаками сохраняется и по сей день. В фольклорных традициях тоже хватает таких сюжетов: от кельтских сказок о превращении людей в тюленей до шаманских преображений в тотемных животных.
Эти истории объединяет общая идея: потеря связи с человеческим миром может быть опасной. Шелки, то есть люди-тюлени, которые оставались тюленями слишком долго, рисковали поплатиться своей человеческой жизнью. Духовно слабые или недостаточно подготовленные шаманы могли навсегда остаться в животном обличии.
«Все они в каком-то смысле вьючные животные, – писал Торо, – созданные, чтобы тащить на себе наши мысли». Зайдите в любой магазин игрушек или посмотрите несколько телепрограмм для детей, и вы увидите, какой значительной частью западной культуры продолжают оставаться очеловеченные животные. От Кролика Питера до Стюарта Литтла, от костюмов тигров до праздников с раскрашиванием лиц – возможность перенимать внешний облик и повадки животных позволяет детям почувствовать себя сильнее, меньше, быстрее или ловчее, чем на самом деле. Некоторым взрослым териантропия предлагает то же самое: освобождение от ограничений и давления повседневной жизни.
В конце 1980-х годов группа психиатров из Массачусетса опубликовала статью, содержащую описания 12 случаев, с которыми им довелось иметь дело более чем за 14 лет работы в клинике неподалеку от Бостона.
Двое пациентов имели истинную ликантропию и считали себя волками, двое – котами, двое – собаками и двое – непонятными животными (один из них «ползал, выл, ухал, царапался, топал ногами и гадил», а второй «ползал, рычал и лаял»). Из оставшихся четырех один был тигром, один – кроликом, один – птицей и один – песчанкой, которых он разводил всю жизнь.
Среди этих пациентов шизофрения не преобладала: у восьми из них было диагностировано биполярное расстройство, у двух – шизофрения, у одного – депрессия и еще у одного – пограничное расстройство личности. «Наличие ликантропии не имеет никакой прямой связи с прогнозом, – писали авторы. – Делюзия превращения в животное не является более опасной, чем любая другая делюзия». Дольше всего делюзия длилась у 24-летнего мужчины, который после запоя решил, как Гэри Хоббс, что он кот в человеческом обличии. К моменту публикации статьи этот мужчина жил в образе кота на протяжении 13 лет подряд.
«По словам пациента, он узнал, что является котом, когда кот их семьи поведал ему этот секрет, а затем и обучил его «кошачьему языку», – писали психиатры. – Он работал на нормальной работе, но жил с котами, занимался с ними сексом, охотился и ночами предпочитал ходить на сборища котов, а не людей». Психиатры практически не надеялись на его выздоровление: его состояние не улучшалось, несмотря на курсы антидепрессантов, антиконвульсантов, антипсихотиков, а также шесть лет психотерапии. «Его самой большой, но безответной любовью была тигрица в местном зоопарке, – писали авторы исследования. – Он надеялся однажды ее освободить».
Зачатие: первая и вторая причина для существования
Пусть стыдится каждый, кто плохо об этом подумает.
Во время учебы в школе медицины я подрабатывал в баре, а летом препарировал человеческие трупы. Поначалу мне казалось, что работа в баре подготовит меня к жизни, а работа в анатомической лаборатории – к смерти. Я находил это не зловещим, а очень полезным: за свои старания я получил крепкий желудок и глубокие знания в области анатомии. Однако о смерти я так ничего и не узнал.
Только начав работать врачом, я стал выполнять самые тяжелые свои обязанности: сообщать о неизлечимых заболеваниях и говорить людям о смерти их близкого человека. В больнице я постоянно присутствовал в момент умирания: был рядом, когда человек делал свой последний вдох, или наблюдал за тем, как холодеет кожа после не увенчавшихся успехом реанимационных действий. Мне казалось странным, что в это мгновение не происходит никаких материальных изменений: мертвое тело продолжает состоять из тех же элементов, из каких оно состояло при жизни еще несколько секунд назад. Динамизм, присущий жизни, только начинает затихать.
Красные ястребы – мастера полета: римские корабли проектировали по форме их хвоста, и сам Леонардо внимательно наблюдал за ними, разрабатывая свои летательные аппараты.
Раньше люди верили, что в момент смерти душа покидает тело через открытый рот. «Ваше существование зависит от нити, – писал Монтень, – закрепленной лишь на кончиках губ». Иногда эта нить крепка и хорошо привязана, а иногда – тонкая и слабо закрепленная. Для Монтеня смерть – это порванная нить на жизненном ткацком станке, в то время как зачатие – всего лишь новая нить, которая внесет свой вклад в создание ковра жизни.
Леонардо да Винчи писал, что его первое воспоминание связано с красным ястребом (хищной птицей, питающейся падалью), который подлетел к его колыбели и разомкнул его губы своим хвостом. Интерпретации того раннего воспоминания разнятся: для одних это знак его гениальности, для других – свидетельство его исключительности, а для третьих – показатель гомосексуальности.
Примерно в 1503 году он написал взрослую Деву Марию, сидящую на коленях своей матери, святой Анны. Мария протягивает руки к Иисусу, чтобы вернуть его в семью, но он ускользает от нее, пытаясь оседлать ягненка, символизирующего грядущее распятие.
Во времена Леонардо убеждение о том, что Мария забеременела, будучи девственницей, давно укоренилось. Считалось, что она сама была зачата таким же образом. Папа римский того времени закрепил это в вероучении. Всего двумя веками ранее Анна была центральной фигурой средневекового культа плодовитости: на ранних картинах ее изображали с тремя дочерьми, каждую из которых звали Мария, зачатыми от трех разных мужей. Во времена, когда женщины часто беременели, по 20 раз в течение жизни, несколько беременностей Анны делали ее популярной святой.
Даже для тех, кто не был святым, создание новой жизни казалось божественным чудом, находящимся за гранью человеческого понимания. Было ясно, что секс как-то связан с зачатием, но сам механизм оставался загадкой. Однако Леонардо стремился понять каждый этап жизни человека, включая его зачатие. На одном из своих самых известных рисунков, созданном на 10 лет ранее описанной выше картины, он попытался изобразить анатомию мужчины и женщины в сам момент зачатия.
До него мало кто пытался это сделать, и, хотя Леонардо был талантливым анатомом и прозектором, большая часть его сексуальной анатомии на рисунке не соответствует действительности. Он придерживался мнения о том, что жидкости тела преобразуются одна в другую под воздействием тепла и активности. Изображенная им матка имеет трубу, которая напрямую соединяет ее с грудью (он считал, что грудное молоко – это преображенная менструальная кровь); матка получает поток женской семенной жидкости непосредственно из позвоночника. Его понимание мужской сексуальной анатомии было таким же специфическим: он нарисовал канал от сердца к жидкости, омывающей позвоночник; другие каналы, по его мнению, переносили семя из мозга к позвоночнику и к пенису. Яички выполняют функцию противовеса, удерживая каналы в правильном положении. У Леонардо, должно быть, было чувство юмора, так как под своим рисунком он написал: «Я раскрываю мужчинам их первую и, возможно, вторую причину для существования».
6
«Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» (англ. Sir Gawain and the Green Knight) – поэма неизвестного автора XIV века, написанная на среднеанглийском языке. Представляет собой рыцарский роман, посвященный приключениям сэра Гавейна, племянника короля Артура. – Примеч. ред.