Рождение вечности

Марк кивнул.

— Конечно, я подниму архивы. Зачем это тебе, скажешь?

— Когда вернусь, — улыбнулся Норман, и протянул Марку руку, — только не афишируй эти поиски особо, ладно?

— Сплошные тайны, — проворчал брат Виктора, и ответил на рукопожатие, — Осторожнее там… куда бы ты не направлялся. И передавай Виктору привет.

— Обязательно, — улыбнулся Норман, и решительным шагом направился к яхте, капитан которой уже прогревал двигатели. Его ждал Варант.

Часть 2. Глава 6

Часть 2. Глава 6.

Что есть наш мозг? Серое вещество, сквозь которое ежесекундно пробегают сотни миллионов импульсов? Центральный процессор, управляющий нашей памятью? Или, быть может, цельная, организованная структура, способная хранить в себе не только информацию, но и частицы наших душ? Мы сотни лет исследуем собственный организм, но до сих пор не имеем ни малейшего понятия, почему одни его части работают так, а не иначе. Иногда мне кажется, что теория эволюции — единственное разумное объяснение. В другие же дни я верю в то, что нас создал Господь Бог — и верю гораздо сильнее любого священника.

Отрывок из лекции Серхио де Сергийос, прочитанной им в Центральной Академии Естественных Наук.

Такого огромного количества людей эта планета не видела никогда, по крайней мере — с тех самых пор, как мы нашли Сигеру-Маоло. Солариане, Махтары, Зу'млеры, Астеры, и ещё сотня народов, у которых и названий-то не было. Лагеря вокруг храма раскинулись на сотни километров по обе стороны долины, и накануне битвы, стоя на взгорье, я смотрел на этот людской муравейник. Помню, как ко мне подошёл один из лейтенантов отца, и спросил, чего я жду от завтрашнего дня.

Мне было стыдно признавать, что жду я только смерти, но по моему лицу он все понял. Лейтенанта звали Дерак ан Фалет, и позже он не раз спасал мою жизнь, но в тот момент, когда мы стояли там, и горячий ветер дул мне в лицо, он сказал одну из важнейших вещей, которую я запомнил навсегда.

— Те люди, — он протянул руку в сторону лагеря наших противников, — не враги нам в том смысле, в котором ты о них думаешь. Они такие-же как и мы с тобой, лишь преследуют свои цели. Вот и вся разница. А единственный, и самый главный наш враг — смерть. Она всегда рядом, всегда побеждает, и на протяжении всей жизни мы ведём с ней бой. Сражайся завтра не с Астерами. Не с дикими Вей'лан, и их хозяевами. Сражайся со смертью, и останешься победителем.

Высказав эту крамольную (думаю, Император бы не оценил, что его врагов не отличают от друзей) мысль, он оставил меня на вершине той скалы, и ушел, а я простоял в одиночестве до самой темноты, пока в небе не зажглись чужие звёзды, а луч яркого света, рвущийся вверх из вершины главной пирамиды Сигеру-Маоло, не окрасил долину в холодный белый оттенок.

Сражение, случившееся наутро, вряд ли имело аналог в новейшей истории. Триста тысяч человек со стороны предводителей Астер, и двести сорок тысяч — с нашей. Подобных битв не видела не только эта земля, но и все те (немногие) миры, которые человечество успело колонизировать за свой недолгий век космической экспансии.

Единственный законный Император — Леостан Первый — лично командовал полком мехоидов, и находился в самом центре той мясорубки, что началась сразу после восхода солнца. Астеры не стали дожидаться, пока мы полностью построимся, и ударили первыми. Их кулак из шагоходов врезался в наш правый фланг, и разметал пехоту по огромной территории. Не скрою, в этот момент я подумал, что сражение проиграно заранее, но увидев, как несколько рот танков укрепляются на позициях чуть выше просевших фаланг, слегка успокоился. Своими залпами им удалось положить почти треть огромных машин, так неосторожно приблизившихся к нашим пехотинцам, прежде чем верховный лорд Астеров приказал своей технике вернуться.

Сразу после этого квадраты обеих армий пришли в движение, и Император повел людей в атаку. Мой отец был рядом с ним в тот момент, и рассказывал, что двенадцатиметровый мехоид под управлением Леостана был первым, ворвавшимся во вражеские ряды. Он крушил таких же, закованных в броню противников, отрывал и отрубал пушки техники, оказавшейся у него на пути, топтал людей, а его трёхметровый плазменный клинок резал плоть, камни и металл, словно это была бумага. Семь тысяч мехоидов шли за ним, прорываясь к генераторам силовых полей, четыре танковые батареи прикрывали их продвижение, а пехотинцы, бегущие следом, в сравнении с этими машинами смерти выглядели не больше, чем насекомые.

Сам я в это время сражался на левом фланге — и скажу, что ни до, ни после этой битвы, мне никогда не было так страшно. К счастью, я запомнил слова ан Фалета, и единственное, что меня волновало — отложить встречу со своим главным противником на как можно более долгий срок. Не уверен, что лейтенант Дерак имел ввиду именно это, но хвала богам, в тот день мне удалось уцелеть, отрешившись от всех мыслей, и сосредоточившись только на сражении.

Под моим командованием была всего тысяча человек, из которых лишь у половины были боевые экзоскелеты, а мехоидами управляли едва-ли пять-шесть десятков. Остальные пехотинцы были беззащитны против тех отродий, что выставили Астеры на этом фланге. Нам противостояла кавалерия на огромных животных в очень прочной броне, и прежде чем мы поняли, как с ними справиться, семь рядов перед моей тысячей оказались смяты и растоптаны. Я не помню, что кричал, и какие приказы отдавал в тот момент, когда передо мной впервые оказалась гигантская ящерица, закованная в броню. Единственное, что отложилось в памяти — в определенный момент все мехоиды сплотились вокруг меня, и мы пошли вперёд. Наши плазменные клинки легко разрезали броню животных, а пехота, следующая за нами, старалась закончить то, что мы начали. Я знал, что главная задача моей тысячи, да и всех, кто находился на левом фланге — не дать противнику прорваться сквозь наши ряды в тыл центра армии Императора, и не позволить отключить силовое поле. Если бы это случилось, Астеры тут-же воспользовались бы случаем, и разнесли нашу армию термальными боеголовками.

Спустя некоторое время я понял, что связь с другими подразделениями отсутствует, и я не могу отдать приказ даже своим людям — позже мне рассказали, что один из вражеских отрядов мехоидов (с которым мы столкнулись, когда оттеснили кавалерию) применил новое оружие, которое отключило почти тридцать тысяч солдат от общей сети нашей армии. Не сомневаюсь, они таким образом надеялись смешать наши ряды, и решительным ударом прикончить, но Император, бьющийся в центре, каким-то образом узнал об этом, и отправил нам на подмогу ещё двадцать тысяч человек из резерва. С помощью них мы не только удержали позиции, но и смогли продвинуться вперёд достаточно далеко, чтобы прорвать оборону противника, и совершить вылазку к ближайшим генераторам силовых полей Астеров.

Я был одним из первых, кто перемахнул через металлические укрепления, и снеся голову первому попавшемуся врагу, начал крушить оборудование, не позволяющее нашей артиллерии открыть огонь по позициям противника. Следом за мной, лейтенантом Фалетом и ещё несколькими мехоидами, в открывшуюся брешь устремились остатки моего полка, и за неполные десять минут мы уничтожили три генератора, и изрубили две роты солдат, охранявших их. Связь так и не появилась, но я знала, что Император не будет ждать долго, и у нас есть всего несколько минут, чтобы вернуться на позиции.

Когда щиты левого фланга Астеров моргнули и потухли, мы уже бежали обратно. Я помню, как подхватил двух пехотинцев, пытающихся отступать вместе с нами, закинул их себе за спину, затем схватил ещё двух человек, и в лапах мехоида донес их до наших рядов. Как раз в этот момент артиллерия Императора дала залп.

Подобной мощи я прежде не встречал — вот солдаты Астеров пытаются разбежаться в стороны, техника лениво разворачивается, а через секунду вся территория, которая недавно была накрыта куполом, полыхнула огнем. Вспышка была столь яркой, что в первые секунды после нее наш фланг замер на некоторое время, оказавшись полностью дезориентированным. Когда свет исчез, мы увидели, что по меньшей мере пятая часть армии Астеров исчезла — на том месте, где исчез силовой щит, теперь была обугленная пустыня, расплавленный песок, местами превратившийся в стекло, и огромная воронка, из которой медленно поднимался дым.