Я - другой!

– А вот орбитальный лифт и верфь достроены. Но заброшены. Источники энергии там или заглушены или отсутствуют. К верфи пристыкован «Ковчег», насколько могу судить, он готов к полету процентов на девяносто.

«Ковчег» был огромным транспортным кораблем. Если бы их полет подтвердил, что на Надежде подходящие для жизни условия, то он отправился бы туда с первыми колонистами.

– Состыковаться с верфью сможем? – Гвоздь перебирал в уме безопасные места для размещения экипажа.

– И что мы там делать будем? – вопросом на вопрос ответил планетолог.

– Обживаться, – огрызнулся офицер, – а я возьму челнок и смотаюсь на Землю. Оценю обстановку и потом отправлю челнок обратно за вами.

– Боже ж мой, да зачем все это?! Мы дома, мы наконец-то дома! – опять вмешалась в разговор мужчин Наталья, – зачем нам сидеть в этих душных отсеках?

Гвоздь ее понимал, ему самому замкнутое пространство надоело до чертиков. Но и ломиться сломя голову на планету, на которой произошло что-то нехорошее за время их отсутствия, не следовало. Об этом криком кричало весь его боевой опыт и пропитанная порохом начерно душа.

– На верфи более просторно, запустим солнечные панели, а может и реактор.

Заполним воздухом отсеки…

– Нет уж, – не стал дослушивать планы Гвоздя капитан, – тут я с экипажем согласен. Нечего нам тратить время на орбите. Мы устали, нам нужен отдых. Да и потом, что такого страшного может случиться дома? Ну, поменялись за сто лет частоты связи…

– Ага, и контуры всех городов, – поддакнул Гвоздь, бросивший любоваться грудью Элеоноры Витальевны и начавший детально рассматривать картинку Земли на экране.

– Это тоже объяснимо с точки зрения науки, – капитан «Пилигрима» в дополнение ко всему был еще и социологом, – миграция…

Да какая к чертовой бабушке миграция, – безопасник не хотел выслушать еще одну лекцию, наполненную заумными терминами, – там внизу, может, и страны нашей уже нет.

– Это вы бросьте, – рассмеялся планетолог, – так не бывает.

Гвоздев знал, что бывает и не так. Он своими глазами видел, как за секунду воздушно-топливная бомба превращает в пыль большой город. Ладно – не своими, у него к тому времени уже протезы стояли. Но если по секунде на город, то сколько там этих секунд на страну надо? Во-во, а прошло уже сто лет.

Измученный полетом экипаж, желавший быстрее оказаться под голубым небом и поваляться на зеленой травке, доводы слушал неохотно.

– Да поймите вы! Нельзя нам всем составом высаживаться! Нельзя! Я запрещаю! – надрывался Гвоздев.

– Андрей Дмитриевич, голубчик, это вы на Надежде что-то запрещать могли, а здесь… – капитан развел руками.

Понятно, ученые головы решили отыграться за запрет исследования некоторых областей на Надежде. И там, у Гвоздева действительно были полномочия и коды доступа, чтобы закрыть полеты в эти области. Он не мог рассказать научникам, почему он это сделал. Пока не мог, уж слишком ошеломляющим было его открытие.

А вот на орбите Земли у него таких полномочий не было. Никому из отправляющих в  экспедицию в голову не могло прийти, что возле родной планеты их будет подстерегать опасность.

– Есть! Есть ответ от запасного космодрома! – завопил вдруг планетолог, а Гвоздь себя почувствовал полным идиотом. Значит в порядке все внизу, никуда страна, да и весь мир в целом не делись.

Но уже через секунду, сверившись с корабельным сервером, Гвоздь возразил:

– Погодите. Это же просто маркер. Пип-пип. Я тут. Ответа от диспетчеров так и не пришло!

Но эта фраза не остановила толпу ученых, со всех ног бросившихся собираться. Гвоздя отправляли с этой профессорской шайкой, чтобы там, в космических далях они не расслабились и не наделали глупостей. На то и щука в речке, чтобы карась не дремал. Вернее сразу пять беспечных карасей. А что он мог сделать в этой ситуации? Спеленать весь экипаж тросом? Бросить их на корабле и спуститься в одиночку? Но это благородное дело попахивало трибуналом. Ведь если на Земле все хорошо, руководство Гвоздева за силовой захват «героев дальнего космоса» награду точно не вручит.

Единственное что смог сделать офицер по безопасности, так это обезопасить сам себя. Когда зашел в челнок и бухнулся в противоперегрузочное кресло, на лицах ученых вспыхнули улыбки – наш вояка окончательно свихнулся. Гвоздь вырядился в скаф повышенной защиты, напоминавший доспехи полиции, предназначенные для разгона митингов. Только полицейскую кирасу крупнокалиберная пуля пробивала навылет, а в скафе был очень высокий шанс отделаться только синяком на все пузо. Да и стоил костюмчик, как танк, маленький, но все-таки танк.

Импульсную штурмовую винтовку и боезапас к ней в кабину челнока Гвоздь тащить не стал. Но в грузовой отсек засунул. Пусть это грубое нарушение процедуры возврата на Землю, но спускаться в неизвестность без оружия сродни прыжку с порезанной пяткой в бассейн с пираньями.

Челнок при посадке трясло так, что у Гвоздя чуть зубы не повылетали. Для аппарата, не особо приспособленного для атмосферных полетов, это было делом обычным. Но плохо было то, что капитан принял решение садиться по-самолетному, с пробегом по земле. Такой способ был более экономичным, так как не тратилось топливо на зависание тяжелого аппарата.

Гвоздь и рад был бы с капитаном это решение оспорить, но опасался растерять все зубы. Кто его знает, остались ли там внизу стоматологи?

Опасения офицера безопасности оказались ненапрасными. Пробив облачный слой, челнок нырнул вниз, сбавил скорость и, коснувшись земли, бодро побежал по бетону посадочной полосы. Экипаж сначала зааплодировал от радости. И тут же радостные крики сменились воплями ужаса – перегораживая полосу, стоял большой оранжевый тягач! Капитан выбросил тормозной парашют и переключил двигатели на реверс. Их рев заглушил визг перепуганного насмерть планетолога. От этой какофонии у Гвоздя заложило уши. Заткнулся ученый только тогда, когда челнок, тяжело клюнув носом, остановился в пяти метрах от перегородившего полосу тягача.

– Все целы? – безопасник оглядел повисший на ремнях кресел экипаж. Те вроде шевелились, поэтому Гвоздь повернулся к выпучившему глаза капитану и скомандовал, – опускай аппарель.

Пройдя в хвост челнока, Гвоздев дождался, когда рампа коснется бетона и спрыгнул вниз.

– Это маленький прыжок для человека… – безопасник потрясенно оглянулся и присвистнул, – и большая жопа для всего человечества. Эй, народ! Хватит копошиться, быстрее выходите и посмотрите!

Непорядок начинался с самой полосы. Гвоздев никогда не видел углебетон в таком плохом состоянии. Ровную поверхность пересекали выбоины и трещины, кое-где из темно-серого покрытия пробивалась травка и даже отдельные кустики. Дальше картина удручала еще больше. На месте служебных зданий сохранились лишь очертания фундамента, сплошь поросшие бурьяном. Главное здание ЦУПа оказалось крепче и успешно сопротивлялось разрушающему действию времени. Но выглядело так, как будто его поела моль. Огромная такая моль, обожающая цемент на завтрак, сайдинг на обед и арматуру на ужин.

Обойдя треугольную тушу челнока, потрескивающую остывающими двигателями, Гвоздь приблизился к брошенному на ВПП тягачу. Хотя как брошенному, на полосе тягач оказался не по вине разгильдяя-водителя. Его проржавевшая кабина была испещрена звездочками пулевых отверстий. 

– Что здесь произошло? – раздался голос Элеоноры у Гвоздя за спиной.

– Бой, – коротко ответил он.

На лице Эли возник неподдельный ужас.

– Не переживай, это было очень давно. Так давно, что почти не правда, – Гвоздев заметил силуэт закопченной боевой машины между двумя изрешеченными цистернами и двинулся туда. Остальной экипаж столпился возле челнока, чувствуя себя там более защищенными. С точки зрения безопасника это была глупость. Чем больше ты знаешь, тем в большей безопасности ты находишься. Информация, а не корпус челнока была сейчас лучшей защитой.

Небольшой, явно беспилотный танк с раскатанной в блин башней, получил минимум три фатальных попадания. Одно сплавило и скрутило шестиствольный блок скорострельной пушки, два других оставили пробоины в бортах. Гвоздев наклонился и провел рукой по борту боевой машины. Дааа, пора идти на курсы повышения квалификации. Чем был подбит робот, защищавший космодром, Гвоздь не знал. Создавалось впечатление, что на краях пробоины металл вскипел, о чем говорили застывшие пузыри на броне.