Несломленная

Лесли очень рада, что меня выбрали; отец, как обычно, реагирует без энтузиазма. Иногда бывает трудно понять, что у него на уме, потому что даже в такие важные периоды моей карьеры он почти ничего не говорит. В постоянной погоне за моим прогрессом и лучшей жизнью для нас он становится все более амбициозен, и его уже не удовлетворяют никакие мои успехи. О снижении давления с его стороны речи вообще не идет.

Мы с Лесли летим в Перт, обе страшно воодушевленные и немного обескураженные перспективой гарантированно сыграть с тремя теннисистками мировой десятки, с которыми я попала в одну группу. Моя первая соперница – южноафриканка Аманда Кетцер. Я знаю, что она в потрясающей форме и обыграть ее будет сложно.

Игроков и тренеров заселяют в гостиницу при казино в Берсвуде. Роскошное место, где у меня есть отдельный номер с видом на бассейн и поле для гольфа, – это лучший отель, в котором я когда-либо останавливалась. Все там шикарное. В Перте я чувствую себя уверенно, на тренировках бью по мячу чисто. И все же я немного нервничаю перед встречей с топ-теннисисткой.

Когда я занимаю свое место на задней линии, у меня кровь бурлит от волнения. Кетцер оказывается ровно такой сильной, как я ожидала. Она выигрывает все важные очки и практически размазывает меня по корту – 6:1, 6:0. Но счет не отражает весь ход матча: по нему не видно, как отчаянно я боролась. Именно мой бойцовский дух приносит мне множество похвал – ведь я, новичок, впервые играла против опытной соперницы экстра-класса, и вся эта обстановка была для меня новой и ошеломительной. Энергетика, которая исходила от болельщиков, была невероятной. Я в нее влюбилась.

Остальные одиночки я выигрываю: у рейтинговой француженки Сандрин Тестю и потрясающе упорной Аранты Санчес-Викарио, которая незадолго до того привела Испанию к победе в Кубке Федерации. Я очень воодушевлена своими результатами, потому что они обе стоят в мировой десятке.

Затем мы с Марком Филиппуссисом объединяемся в пару и выигрываем свой матч. Я впервые играю микст, но мы оказываемся хорошей командой. У Марка шикарная подача, и я восторженно наблюдаю, как надо мной пролетают бомбы с его ракетки. Он выиграл свои одиночки, так что мы пробиваемся в финал. Все сходят с ума в предвкушении победы австралийцев на Кубке Хопмана. Это большое событие – пресса слетает с катушек. Но жизнь с жестоким отцом научила меня подавлять эмоции и прятать их подальше. Впрочем, я все равно очень взволнована, выходя на самый важный матч своей жизни. Это действительно огромное событие, потому что Австралия никогда еще не выигрывала Кубок Хопмана.

Я спокойно беру первый сет у шведки Осы Карлссон, однако во втором меня преждевременно накрывает волна эмоций: обстановка на корте наэлектризована болельщиками, и их поддержка так меня окрыляет, что я невольно забегаю вперед и уже вижу себя победительницей. Но, вовремя себя одернув, я успокаиваюсь, выигрываю тай-брейк и чувствую мощный прилив уверенности в себе.

Интересно, это из-за того, что я обыграла нескольких подряд теннисисток топ-10 или благодаря пертским болельщикам? Вот я уже реализую матчбол и привожу трибуны в экстаз.

Затем я сама занимаю место на трибуне и смотрю, как Марк побеждает Йонаса Бьоркмана в матче, второй сет которого тоже получается очень упорным и решается только на тай-брейке. Кубок Хопмана выигрывает Австралия! Я получаю теннисный мяч, инкрустированный бриллиантами, и чек на 100 000 долларов – неплохо для 15-летнего подростка. Это вызывает во мне особенные эмоции, отчасти потому, что мне трудно осознать, что я заработала столько денег одним-единственным турниром.

После нашего триумфа Лесли дает интервью газете The Age, в котором рассказывает о моем драйве. «Елена очень голодна до успеха. Она готова много работать, в ней есть целеустремленность, и ей нравится соревноваться. Чтобы стать топ-игроком, необходимо любить соревноваться – я видела много теннисистов, карьеры которых не сложились именно потому, что им не так уж нравилось бороться. Но ей нравится. Это отличает ее от остальных. У нее есть цель. Она точно знает, чего хочет».

Дома в Фэрфилде папа в восторге. Наступает мирный период: спокойствие и никаких упреков. Как обычно, я очень рада вернуться к своему братику. К маме – тоже. И все же я ловлю себя на мысли, что хотела бы быть с Лесли. Я очень по ней скучаю. После нашей сказочной поездки в Перт возвращение в реальность дается мне с трудом.

Выступление в Кубке Хопмана открывает передо мной новые двери. Директор Australian Open Пол Макнами дает мне wild card на турнир. У Лесли и ее чудесного мужа Билла есть друг с квартирой в Саут-Ярра, пригороде Мельбурна, – он пускает нас туда пожить, и там мы готовимся к турниру.

Место очень красивое, и я быстро нахожу ту игру, которую показывала в Перте. Каждое утро мы с Лесли выходим на пробежку на берег Ярры. Мы вместе готовим. Я представляю, что это мой дом, моя счастливая жизнь, разделенная с уравновешенными и спокойными людьми. Никто не швыряет еду об стену. Никто меня не избивает. Не поливает меня грязью часами. Просто спокойная, умиротворенная жизнь.

Пять дней я провожу в этом оазисе безмятежности с семьей Боури, но потом моя собственная семья приезжает в Мельбурн, и моему счастливому мирку приходит конец. Я переезжаю к своим в гостиницу.

В «Мельбурн-Парке» организуют показательный матч, и, к моему огромному удовольствию, на него ставят меня против Моники Селеш – той самой теннисистки, которая вдохновила отца, когда мне было всего шесть, и которая до сих пор вдохновляет меня. Моника – четвертая ракетка мира, и неудивительно, что я проигрываю ей 3:6. Тем не менее я довольна, что сыграла на достаточно хорошем уровне. Шестью годами ранее на Монику посреди турнира с ножом напал сумасшедший болельщик, но она уже восстановилась и перезапустила свою карьеру. Мы с ней обе застенчивые. В раздевалке она почти ни с кем не разговаривает, но мне удается с ней сфотографироваться. Этот снимок станет моим сокровищем. Папа тоже с ней знакомится и не помнит себя от радости, что перекинулся с ней несколькими фразами.

Накануне турнира мы с Лесли даем интервью The Age. Я как попугай повторяю взгляды моего отца. По правилам женского тенниса 15-летнему игроку разрешается в год сыграть только десять турниров WTA и четыре «Шлема». Я говорю, что эти возрастные ограничения смешны, и, возможно, я буду их оспаривать: я лучше буду проигрывать профессионалам, чем обыгрывать юниоров, потому что твой теннис прогрессирует только тогда, когда ты играешь с сильными соперниками.

Лесли считает иначе: на ее взгляд, я должна играть юни-орские «Шлемы», пока все их не выиграю. Да, в прошлом году я на них всех дошла как минимум до полуфинала, но победила-то только на одном – в Нью-Йорке. Ее мнение прямо противоположно папиному. Лично я согласна с ней, но, когда журналист спрашивает про планы на 1999 год, публично я озвучиваю взгляд отца.

Лесли: «Я считаю, что для Елены важно играть юниор-ские «Большие шлемы», пока она не наберет нормальный профессиональный рейтинг…»

Я: «Да, но…»

Лесли: «Подожди минуту. Пока она подпадает под возрастные ограничения WTA, играть только десять турниров бессмысленно, а иметь опыт «Больших шлемов» очень важно».

Я: «Я против юниорских «Шлемов», потому что профессиональные матчи против Кетцер и Санчес-Викарио – это хорошая тренировка независимо от результата, в то время как юниоры – это движение назад, а не вперед».

Лесли: «Рейтинг покажет, на какие турниры она будет попадать. С этим вопросом нам еще предстоит разобраться».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «