Страница 2 из 12
3
В городе Калуга жил-был один парень, – начал я рассказывать Вики, – в 2016 году ему исполнилось двадцать пять лет. Он был необычный, родился уродом… Ну, как уродом? У него был изъян один, но чудовищный. Он родился… без пениса. Ученые это зовут экстрофией мочевого пузыря, и это заболевание очень редкое. Встречается у одного человека на двадцать миллионов. Вот такой уникальный парнишка. Звали его Антон. Жил он с мамой. Отец ушел, когда узнал, что у него такой сын. Работал грузчиком и кочегаром. Силой обладал немыслимой. Видимо, из-за того, что нет хуя. Но жил одиноко, всех сторонился, ни с кем никогда не разговаривал. Ни компьютера, ни интернета, ни каких-то там соцсетей ему не нужно было. Его страстью были книги!
– Он, наверное, очень страдал, – сказала Вика. – Ведь он видел, как у других есть друзья, девушки, любовь…
– Ты права, он очень страдал. Больше, чем кто-либо! И книги были как обезболивающие. А еще он очень хотел прийти к Богу. Он изучил все религии. Христианство, ислам, буддизм… Но ничего ему не подходило. Они своим негативом лишь отталкивали этого чистого человека. С момента, с которого я начну рассказ, он увлекся зороастризмом, полагая, что вот религия, которая захватит его и избавит от страданий. Но пока он на первой странице…
***
Один Антон
купил гандон.
Надеть хотел,
но не сумел.
Вертел, кряхтел,
потел, пердел,
найти хотел.
Зачем, Антон,
тебе гандон?
Купи-ка мел
и нарисуй
себе ты хуй.
…классный я про тебя стих написал? А? Ну, скажи, что классный? – доставал Антона Санчо Панса, его сменщик по котельной, подкравшийся сзади одним февральским днём, чем снова напугал Антона.
Санчо Панса была одновременно и кличкой этого низенького толстого человечка, и литературный псевдоним. Он считал себя поэтом, и даже выпустил три сборника стихов по одной тысячи экземпляров здесь, в Калуге. В третьем сборники были ворованные стихи. Санчо выкрал у Антона тетрадку со стихами и выдал за свои. Антон об этом узнал, но ничего не сказал; он вообще не хотел, чтобы кто-то знал, что он пишет стихи… И сейчас Антону было очень неприятно, что "этот великий местный поэт" вновь издевается над его уродством. Но снова ничего не сказал…
– Ну, скажи, мой безписюнный друг, что классно, – не отставал Санчо, тиская Антона и щекоча.
– Классный, – буркнул Антон, чтобы тот отстал.
– А то! – довольный как кот, слопавший миску сметаны, отошел Санчо. – Я классный поэт!… Ну, чё… тут всё норма за смену? – озираясь, спросил Санчо (глупый вопрос, но он его всегда задавал).
– Норма, – сказал Антон, и встал из-за стола, на котором были книги.
– Чё читаешь? – подошел к столу Санчо. – Лев Николаевич Толстой… Ха! Как ты можешь пичкать мозг таким говном? Сейчас модно читать "Калки"!
– Калки? – заинтересованно взглянул на него Антон.
– Ты чё? Даже не слыхал о Калки? И о писателе Михаиле Аксёнове? (Антон покачал головой). Ну, ты даёшь, паря! Это же сейчас самый крутой роман! Говорят, тираж скоро приблизится к количеству Библии!
– А где можно купить?
– Да, на каждом углу… А хошь, я тебе свой притараню? Правда, там на кое-каких страничках капельки мои. Ну, понимаешь? – Санчо хихикал. – Не удержался. Ну, тебе этого безписюнному не понять! – снова уколом Панса. – Кстати, я вчера таких двух телочек трахал. У-ух! Любительниц поэзии и пососать, – он причмокивал, говоря это, и теребил гульфик. – Ты только представь, обе… одна яйца лижет, другая член… оттягивает залупу и, как нектаринку…
Антону всегда было неприятно об этом слушать. Даже пусть Санчо привирал. Антон думал о сексе… с безнадежной тоской. Женщина для него была богиней – то есть эфемерным, недоступным образом. И всегда было мучительно сравнивать своё ничтожество с кобелиным азартом других мужчин. И сейчас он старался не слышать, он думал о новой книге…
4
Я видел паутину на стене.
Ужели пауки в мой дом пробрались?
И страшно до икоты мне,
и паника от этих тварей…
И не сомкнуть изъеденных мне глаз
усталостью в ослепшей темноте -
всё кажется, вот… вот сейчас
перебирают лапками по мне.
Одеяло я натягиваю до ноздрей,
почти что не дышу, а сердце громыхает.
Перебирают лапками по мне,
по мне те твари лапками перебирают…
Я подошел к стене. Заплакал. Лишь игра теней!
Нет паутины на стене узорной…
…и даже пауки и даже твари те
сторонятся жилплощади моей убогой.
Этот стих Антон написал после того, как вышвырнул через балконную дверь книгу. На ней было написано "Калки. История одного воплощения". Она разозлила его до бешенства! Впервые книга вызвала в нем такой сильный всплеск эмоций. Он сторонился книг с эротическими сценами, но более-менее мог справится с сексуальным желанием. Но здесь… уже после несколько глав, его яички увеличились, начали пульсировать, активно вырабатывая сперму. Бедра свело спазм… Он знал со слов медиков, что сперма будет искать выход, и без разрядке пойдет либо в мочевой пузырь, либо в почки… Ни первое, ни второе не есть хорошо, и может вызывать воспаление… Но это полбеды – беда в том, что он всем существом хотел секса, и ему было невыносимо больно…
…книга упала в снег, провалилась в снег. Антон хлопнул дверью. Одновременно хотелось и плакать и бить кулаками – не имеет значение кого или что, хотя бы в стену. Но он не плакал, этот огромный и сильный человек никогда не плакал, хоть и писал в стихах часто, что рыдает… Но он не стал бить стену, он сел и написал стихи. И его отпустило… Потом он разделся, одел пижаму и лег спать…
…Антон проснулся в пять утра совершенно разбитым. У него была сегодня смена. Санчо Панса должен сдать рабочее место в шесть. Сон был странный, подумал он… хотя он его и не помнил, но помнил, что странный. Снимая пижаму, заметил, что яички больше, чем обычно… Ах, да! Ему приснилась девушка необычной красоты. Припомнилось даже имя. Виктория… Она шла рядом с ним. Во сне он был не Антон, его звали Заратуштра. Я люблю тебя, говорила ему Виктория… Всё больше не хочу вспоминать, опять разозлился на себя Антон. Затем мимоходом посмотрел на стол и вздрогнул… Книга "Калки. История одного воплощения" лежала на столе.
Как?! Он же вышвырнул её… Схватил опять. Снова открыл балкон, и снова отправил прямиком в снег. Я, наверное, не выбрасывал вчера, только подумал… выкинул во сне, – нашел он объяснение. Умылся. Оделся. Маму не стал будить. Пошел на работу…
5
…всё есть вода. И вода есть всё… В вашем языке сохранилось древнее слово "существую". Правильнее "су-шествую". Именно со звуком "ша". Продвигаюсь. Су на древних языках означало вода. И слово су-шествую означало движение воды. Всё в мире есть шествие воды. И в вашем языке вода также именовалось су, как сейчас это слово сохранили тюркские языки. Вы говорили раньше ни писяю, а ссу. Что означало, показать, что в тебе есть вода. Вода это жизнь. Я ссу означает я с су. То есть я с водой, я с жизнью, я с су шествую…
Какой странный сон, подумал Антон. Он задремал за столом с кружкой чая. Санчо Панса скоро должен был прийти, а Антон сдать смену. Давление в котлах было в норме. Он еще подбросил угля, и пошел пить чай. И уснул.... Интересный сон. В нем он был уже не Антон, а Майдйойманха, любимейший ученик самого Спенты Заратуштры. Они шли и долго разговаривали. Учитель ему рассказывал, что каждое слово в древности людям дал Ахура Мазда, и каждое слово священно было, но потом люди стали видоизменять слова, или давать оценку. Такие слова как пизда, хуй, ебаться стали страшными… Антон задумался. Он никогда в жизни не матерился. Он боялся мата. И даже когда просто слышал, то вздрагивал…
– Евнухам, привет! – услышал вдруг Антон позади голос Санчо Панса. – Ну, чё… тут всё норма за смену?