Страница 15 из 19
Но суть дела заключалось в том, что как такового секрета и не существовало. Разгадка оказалась очень простой. Все дело заключалось в том, чтобы создать целую батарею герметичных куполов, или плавильных тиглей, причем, расположить их следовало таким образом, чтобы расплавленная струя одновременно заполняла центральную изложницу, или плавильную форму. Иными словами, весь секрет заключался в четкой организации самого процесса и в скрупулезном соблюдении правил, учитывающих даже мельчайшие детали, способные повлиять на конечный результат. Если заниматься производством литой стали в больших объемах, то нужно знать сотни разных тайн; их нельзя увидеть или перенять – для того, чтобы они могли оказаться полезными и эффективными, нужна была очень длительная и дорогостоящая практика.
Вскоре Крупп понял, что Николаи не только не помогает ему, но даже мешает. Заключенными между пайщиками договор предусматривал, что разногласия, возникающие между двумя сторонами, подписавшими нужные бумаги, должны решаться в суде, назначенным Высшим вестфальским горным ведомством. По ходатайству обеих сторон в мае 1816 года состоялось заседание комиссии, проверившей условия договора и его выполнение. Решение этой комиссии должно было ответить на вопрос о дальнейшем участии Николаи в делах фабрики. По решению комиссии произведенная Николаи литая сталь была признана непригодной, а он сам – некомпетентным в этой области.
С сентября 1816 года Крупп стал единственным владельцем фабрики в Валькмюле. После проведения необходимых работ по расчистке и ревизии оставшихся сырьевых ресурсов 30 октября 1816 года произошло первое производство литейной стали. По своему качеству она уступала английской.
После разрыва с Николаи Крупп стал заниматься изготовлением необходимых рабочих инструментов: чеканов, сверл, токарных резцов. Все это он продавал фабричным рабочим, мастерам-ремесленникам и перекупщикам товара. Областью сбыта стала территория от Эссена до Нюрнберга и Гейльбронна.
В 1817 году Фридрих занялся новой для него отраслью – производством валков для монетных дворов. В 1818 году Крупп попытался такие валки для производства монет, которые бы производили закалку, отточку и шлифовку монет – операции, ранее вообще не выполнявшиеся из-за отсутствия необходимых приспособлений. Однако из 14 валков, которые Крупп поставил дюссельдорфскому чеканному двору в 1819 году, 9 были возвращены как непригодные к употреблению.
В последние годы Фридрих очень страдал от недуга, выражавшегося в недостаточной способности сконцентрировать внимание на окружающих предметах, но он не собирался сдаваться, пытаясь продать свои валки монетным дворам не только Германии, но и Европы. Иногда слабеющему Круппу приходили мысли даже о строительстве сталелитейной фабрики в России. Но неудачи продолжали преследовать Фридриха.
Так, в 1824 году его прекрасный особняк «Ам Флаксмаркт» стал собственностью тестя, старого скряги Вильгельми, который даже собирался упечь своего зятя в долговую тюрьму. С этого времени убежищем Фридриха Круппа и его семьи стал небольшой домик, который он назвал «постоянным домом». Он находился рядом с плавильной мастерской. Сюда и переселился Крупп со своей женой и четырьмя детьми. Сначала это жилище предназначалось для служащего фабрики. Здесь было мало места даже для одного холостяка. Дом был наполовину бревенчатым. Окна украшали зеленые ставни с характерными прорезями в виде сердечек. В будущем, когда Круппы взойдут на вершину славы и земного могущества, это жилище будет мифологизировано и получит статус «родового гнезда» знаменитой династии. Со временем сюда потянутся толпы поклонников со всех концов Германии. В 1944 году во время бомбежки от дома Фридриха Круппа не останется и следа, но в мирное время его вновь отстроят и даже украсят той мебелью и утварью, которая когда-то и принадлежала семье Фридриха.
Но это все будут потом, а когда в апреле 1824 года Круппы вынуждены были переселиться из огромного дома, в котором жили в течение последних двухсот тридцати семи лет, в маленькое убогое жилище, то оно не казалось тогда уж столь очаровательным.
Прихожая была слишком тесной, и три комнаты на первом этаже, которые разделили между собой Фридрих и его супруга Тереза, оказались также малы и неудобны. Завтракать, обедать и ужинать приходилось прямо на кухне, располагаясь вокруг железной плиты, которая являлась единственным источником тепла для всех живущих в этом доме.
Рядом с плитой в современном доме-музее до сих пор стоят тяжелые черные башмаки на деревянной подошве ручной работы. Фридрих непременно надевал их на кожаную обувь вместо галош, появившихся гораздо позднее, когда ему следовало отправляться на работу.
По другую сторону плиты находилась лестница, ведущая на чердак, где прямо на полу под низкими сводами до сих пор лежат четыре соломенных тюфяка, принадлежащих, соответственно, Иде, 14 лет, Альфреду, 12 лет, Герману, 10 лет и Фрицу, 4 года.
Находясь на грани банкротства, Фридрих препоручил все свои дела герру Гревелю, своему бухгалтеру. Ходили слухи, что этому самому Гревелю частенько приходилось искать своего хозяина где-нибудь в таверне, чтобы тот поставил подпись под очередным неоплаченным счетом.
Мать Фридриха вынуждена была взять на себя руководство кассовыми делами. Она была испугана постоянными процессами, которые возбуждались вокруг имени её сына, и всерьез опасалась, что может оказаться без средств к существованию, хотя в её руках находилась ещё значительная часть фамильного состояния. Отношения между матерью и больным неуравновешенным сыном стали напряженными. Фридрих не понимал значения материнской опеки, она его явно раздражала. В 1821 году Петронелла Крупп погасила долговые обязательства сына на сумму 15000 талеров и 20000 прямо или косвенно вложила в фабрику. Оставшуюся часть состояния она решила закрепить за собой и, действую со спокойной решительностью, лишила сына права наследства.
Петронелла взяла к себе в дом и дочь Фридриха, Иду. Свою внучку бабушка обучала ведению хозяйства и двум языкам: родному немецкому и французскому. На больного сына уже не приходилось надеяться. Приходилось срочно спасать детей, по одному выхватывая их с этого тонущего семейного корабля. Казалось, что несчастливая судьба Фридриха может оказать пагубное влияние и на его детей.
К этому времени фабрика давно бездействовала. Фридрих сложил с себя все обязанности, которые в течение многих веков выполняли его предки в городском управлении Эссена. Дело дошло даже до того, что Фридриха Круппа вычеркнули из списка лиц, подлежащих обложению налогами. Это было равносильно тому, что его вычеркнули из списка живых.
С осени 1824 года Фридрих Крупп оказался прикованным к своей постели. Известно, что в течение последних двух лет своей жизни он лежал в комнате, находящейся рядом с кухней, тупо уставившись в потолок. Его тяжелые башмаки на деревянной подошве уже успели покрыться толстым слоем пыли, на водяном мельничном колесе птицы успели свить себе гнезда, глиняные тигли дали трещину, а рабочие разбежались. На всем лежала печать уныния, и «мерзость запустения» властвовала на некогда процветающей фабрике.
Смерть физическая не заставила себя долго ждать: Фридрих тихо скончался в своем «постоянном доме» 8 октября 1826 года. Все проигравший в своей попытке найти секрет литой стали, он тихо уткнулся в наволочку, набитую соломой и скончался. Ему исполнилось всего тридцать девять лет. Врач сказал Терезе, что её супруг стал жертвой «грудной водянки».
Три дня спустя вдова обняла всех родственников, заполнивших убогую гостиную. Невзрачный гроб снесли на семейное кладбище, что располагалось невдалеке от бывшего фамильного дома. Присутствующие не могли не осознавать, что вместе с останками романтика Фридриха они хоронят и всю династию Круппов, и все необузданные мечты покойного.
Однако жизнь брала свое. Французы активно начали скупать рурский уголь, и река была переполнена гружеными баржами. А всего за несколько недель до похорон несчастного Фридриха первый поезд спугнул в этих местах покой девственных лесов своим гудком, увозя за собой платформы, груженые все тем же углем.