Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

Это была замечательная, показательная, влиятельная семья интеллектуалов. Такую можно было бы поместить на Олимп, считать образцом для всех ученых, если бы не одно обстоятельство: всех представителей фамилии отличали высокомерие и заносчивость, отчего они постоянно ссорились друг с другом. Но не только это: казалось, что отцы в этом семействе стремились помешать потенциальному успеху своих детей. Многим из них по настоянию родителей пришлось избрать для себя нематематическое поприще. Большинству удалось проявить талант и в нелюбимой науке, но дети Бернулли не переставали жаждать запретного плода и тайно посещали лекции по математике. И это неизбежно вело к семейным распрям. И хорошо еще, если кандидаты на звание лучшей научной династии устраивали скандалы в стенах родного дома… Братья Якоб и Иоганн разносили друг друга в пух и прах, когда один из них неверно решал задачу. Это был настоящий математический кулачный бой, и их схватки становились все более яростными, пока они наконец и вовсе не прекратили всякие сношения друг с другом. Иоганн Бернулли повздорил не только со своим старшим братом, но и с собственным сыном Даниилом. Парижская академия наук удостоила обоих награды, и отец отверг сына, посчитав наглостью то, что кто-то посмел сравнивать его с отпрыском. Но он оказался все же недостаточно утонченным человеком, чтобы удержаться от плагиата: главный труд Даниила Бернулли – «Гидродинамику», работу о том, как течет вода, – у него списал собственный отец. Он полностью скопировал монографию и пометил ее датой, на семь лет отстоящей от даты публикации работы сына, чтобы выдать ее за свою.

Если члены клана Бернулли возьмутся выяснять свои непростые отношения и таки поколотят друг друга, не дав ни одного шанса противникам, на ринг придется вызвать команду запасных. Там, на скамейке, дожидается среди прочих семья Лики, которая с начала XX века задавала тон мировой антропологии, как никто до них. И началось все с Луиса Лики, отца, который вырос среди представителей кенийского народа кикуйю. Он и его семья проводили раскопки в Африке, нашли огромное множество костей, похожих на кости человека, и так мы обрели еще одно весомое доказательство тому, что человек как таковой пришел с этого континента. Поблизости разместилась семья Кассини – династия замечательных астрономов, воспитавшая четырех директоров Парижской обсерватории, и семья Кюри, прежде всего Пьер и Мария Кюри, а также их дочь Ирен со своим мужем Фредериком Жолио-Кюри, которые смогли завоевать пять Нобелевских премий, не продливших, однако, их жизней, рано оборвавшихся из-за непрестанной работы с радиоактивными материалами.

Не пришло ли время взглянуть на вопрос шире? В конце концов у нас здесь речь о выдающихся семействах. Разве не любопытству ученых-естественников мы в первую очередь обязаны своим пониманием того, что такое семья? Случились бы на Земле вообще все те войны, если бы мы знали наперед, сколько общего у нас с бананом? Наверное, нет. Сколько кровавых эпизодов можно было бы изъять из «Игры престолов», если бы в те времена, в которых разворачивается действие, изобрели тест ДНК? Пожалуй, ни одного. Но дело даже не в этом. Всем нам прекрасно известно, что обезьяны и люди – члены одной семьи, одного отряда и что мы имеем общего предка. Бесчисленные множества других семей населяют Землю. Отдельные их группы – млекопитающие, медузы, грибы – сильно удалились друг от друга и зачастую даже кормятся за счет далеких родственников. Впрочем, нет ничего нового в том, что члены одной семьи могут стать друг другу чужими, это мы даже уже продемонстрировали на примере клана Бернулли.

Чтобы разобраться в том, что такое семья, нужно понять, что есть репродуктивная функция, и это особенно хорошо удается биологам. Поиски истины в данном случае – это поиски ответа на вопрос: откуда мы пришли? Эти фундаментальные вопросы люди ставили перед собой еще в стародавние времена: поиски ответов начались, самое позднее, в античной древности, с Анаксагора, убежденного, что внутри сперматозоида уже заключен человек, обладающий всеми присущими ему органами и функциями, но очень маленький. Не так уж плохо для начала. Между тем сегодня на службе у науки микроскопы, и любой подтвердит, что эта теория – полная чушь. Но в Древней Греции, конечно, ничего такого не было. И вот появился Аристотель, которому было не по сердцу наше сегодняшнее деление наук на естественные и гуманитарные. Он был авторитетнейшим мыслителем и универсальным человеком, который поднял на новую вершину не только философию, но и биологию. Он наблюдал, как у эмбриона внутри куриного яйца постепенно развиваются разные органы. То есть под скорлупой не было готовой курицы, она формировалась день ото дня. С этим верным утверждением в его книгах соседствуют однако много ложных, например, что бизоны могут защищаться выталкиванием струи фекалий, «дальнобойность» которой достигала семи метров, или что у мужчин и женщин разное количество зубов.

К сожалению, мир предпочел забыть о верных выводах Аристотеля. Так, в XVII веке вновь распространились старые добрые взгляды. Овисты полагали, что в яичниках женщины скрывается полностью сформировавшийся человек – с органами, головой и ногами. Анимакулисты же были такого мнения о сперматазоидах. Некоторые ученые пошли еще дальше и предположили, что крошечный человек внутри мужского семени также заведомо обладает семенем, где помещается совсем уж микроскопическое существо. То есть – о боже! – они были уверены, что все грядущие потомки уже родились вместе с предыдущими поколениями, а человек представляет собой своего рода матрешку.





В такой теории, разумеется, не было места изменениям, которые ожидают живых существ в процессе развития. И уж конечно, обезьяны не имели никакого отношения к человеку: Господь, верили они, создал жизнь во всем многообразии лишь однажды, и с тех пор люди, животные, растения и прочие жили бок о бок. И вот настал век Просвещения, и всемогущий Творец постепенно был вытеснен из солидных научных теорий. Французский биолог Жан-Батист Ламарк (1744–1829) отважился сделать первый шаг в этом направлении и опубликовал книгу («Философия зоологии»), в которой обобщил свою новую теорию. Он отстаивал принцип так называемого мягкого наследования: живое существо, объяснял он, получает определенный опыт и меняется благодаря ему, и эти изменения передаются его потомкам. Так могут развиваться даже более сложные формы жизни. Человек, самое сложное существо из всех живущих, должен в этом случае существовать на Земле дольше других. А шея жирафа, следовательно, стала такой длинной, поскольку ему свойственно тянуться к самым высоким зеленым побегам: из-за прилива «нервной жидкости» шея удлинялась. Хотя теория и была неверна, Ламарк сдвинул дело с мертвой точки. Впрочем, его идеи относительно видов, семейств и отрядов были вполне традиционны: человеческий род стоит особняком от всех прочих, никакой связи не может быть между людьми, обезьянами, кошками и водорослями. В число заблуждений попадает также теория Этьена Жоффруа Сент-Илера, которую он представил одновременно с Ламарковой: он предположил, что в природе нагнетается своего рода эволюционное давление. Так же, как от сильного нажатия лопается воздушный шар, вследствие эволюционного нажима из рептилий могут спонтанно возникнуть птицы.

Пока на родине процветают подобные теории, Чарльз Дарвин отправляется в большое плавание. На корабле «Бигль»[17] – военно-морское ведомство Великобритании тогда часто присваивало кораблям имена животных – он держит путь к берегам Южной Америки, которые на тот момент были еще плохо изучены. Позже Дарвин напишет, что это плаванье стало важнейшим событием в его биографии ученого. Совершенно очевидно, что на корабле он не испытывал никаких ограничений, хотя бы в отношении размеров багажа или его содержания. Домой из путешествия он доставил 770 дневников, более 1500 заспиртованных представителей различных видов, почти 4000 образцов кожных покровов, меха, костей, а также растений. Птиц, которых Дарвин привез с Галапагосских островов, он отдал орнитологу Джону Гульду и забыл о них на какое-то время. Гульд, изучив образцы, сделал некоторые выводы, которые позже настороженно прочел Дарвин: оказалось, что невозможно провести видовые различия между всеми представленными пернатыми. Но ведь если четких границ между ними не существовало, не могло ли статься, что одни виды преобразовались в другие? Однако натуралист не торопился излагать свои взгляды на бумаге. С момента его возвращения в Англию прошло уже 23 года, когда наконец из печати вышел его фундаментальный труд «О происхождении видов», заложивший основы эволюционной биологии. Это произошло в 1859 году. Дарвин выдвинул пять основных положений: живые существа изменяются с течением времени, происходят от одного общего предка, меняются постепенно, маленькими шагами, образуют виды и подвергаются естественному отбору. В книге, которая вышла на двенадцать лет позже, Дарвин включил человека в число этих живых существ. И так стало ясно, что люди родственны не только друг другу, но также зверям и растениям, а в фундаментальном смысле также всем прочим формам жизни, в том числе грибам и страменопилам, или разножгутиковым организмам – таким, как бурые водоросли, бактерии и простейшие. Это было огромным потрясением, ведь оказалось, что в человеке хранятся следы абсолютно всего живого вокруг, то есть его семья в разы больше, чем принято было считать. Причем количество родственников увеличилось не посредством брака, а благодаря сосредоточенному и осознанному наблюдению за живой природой.

17

В переводе с английского – гончая, бигль.