Верь

— Если я тварь, не заслуживающая человеческого обращения, то, что такое он? — поворачиваюсь к Раду лицом, — Что такое ты?

Он не отвечает, это риторический вопрос, возвращаемся в палату. Ненавижу ее, я так много в жизни ненавижу. В первый раз, когда эта мразь погладила меня по бедру — я плакала полчаса, теперь не проронила ни слезинки. Кажется, с каждым разом страха все меньше, за то желания убивать все больше. Проблема в том, что я не слишком сильная. С одной рукой, на один глаз не видя ничего, да ещё и с трещиной в ребрах много не сделаешь.

Сажусь на край кровати и смотрю перед собой. Мне нужно оружие, что-то острое, а ещё нужно придумать план побега и пути отхода отсюда. Меня на улицу ни разу не выводили, не знаю, есть ли в этом поселении забор. Возможно, здесь и собаки есть, помимо охранников с автоматами. Чем больше думаю об этом, тем становится хуже. Склоняю голову, мои криво обрезанные волосы падают на лицо, их совершенно не было жалко.

— Так теперь ты разговариваешь? — слышу голос этого Рада рядом.

Он подходит ко мне и берет за руку. Загибает мои пальцы, сворачивает их в кулак и подгибает большой палец, чтобы он шел поперек верхней половины указательного и среднего пальцев.

— Чтобы ударить со всей силы и противник после этого упал, нужно вкладывать в удар весь свой вес. И держать пальцы — вот так. Вперед выставляешь левую ногу, затем перемещаешь весь вес с левой ноги на правую и бьешь левой рукой в кадык или пах. Так противник точно упадет сразу.

Он отпускает мою руку и отходит к двери.

— Зачем? — спрашиваю, смотря на свою руку.

— Ты сказала, что человек, пока ты поступаешь как он, я на твоей стороне. Если человек поступает как зверь, то относиться к нему нужно соответственно.

Он замолчал, давая понять, что разговор закончен. Отвернулась, смотря на собственную руку. Мне еще никто не говорил, что он на моей стороне, странное чувство. Я как будто не верю, и в то же время мне хочется верить, что есть тот, кто меня защитит. Нет, это я уже проходила и с меня хватит. Заливаюсь смехом, так что побитый живот болит ещё больше.

Скрипнула дверь, а я смеюсь, не могу остановиться.

— Рентген показал удивительную вещь…

Доктор замолчал не договорив, подошел ближе, сделав роковую ошибку.

— Почему ты…

Как он там говорил? Встаю, выставляю левую ногу вперед, рука все еще зажата как нужно.

— Маленькая моя, — говорит этот удивленно, пытается схватить мою целую руку.

Переношу вес на правую ногу и с размаху даю ему в лицо кулаком. Он падает, даже если это не кадык, потому что я сразу добавляю коленом в пах.

— Меня волки делили, да не переделили, связыванием вязали, как суку какую! Маньяк сестру убил, и меня на всю жизнь изуродовал! Я видела ад, я в нем побывала, пережила и не сломалась! А ты чмо в медицинском халате, решил, что я ничто? Решил, что тебе все можно?

Бью его безжалостно в живот ногой, пускай и босой. Хватаю деревянный стул и разбиваю об его спину, когда пытается подняться.

— Пускай я зверь, но ты падаль драная. Гнить тебе в земле, как червяку гадкому, — плюю на него, понимаю, что он не рискнет подняться.

Нападет на слабых, тех, кто не может себя защитить. Как та же медсестра, оттого она такая дерганая, оттого бросала на меня такие взгляды, не одну меня этот гад «пригладил». Бешено стучит сердце в груди, но впервые мне все равно на последствия. Впервые чувствую себя сильной, и это мне нравится. Нравится, что я смогла дать отпор сама, а не просила помощи, как раньше. Как же хорошо не терпеть и бояться, а действовать и в боли обидчика купаться. Сейчас как никогда понимаю Кая, сила она и правда дурманит голову.

Беру в руку сломанную ножку стула, даю в живот доктору ногой, преступая через него.

— Ты же понимаешь, что у тебя нет и шанса? — снисходительно улыбается Рад.

— Я попробую, — отзываюсь с кривой улыбкой.

Глава три. Другой подход.(отредактированная)

Глава 3. Другой подход.

Одна тюрьма сменилась другой, теперь уже с собственной ванной, книжным шкафом и уборной. Но камеры никуда не исчезли, всё так же висят в углу комнаты. Решетка на окнах осталась, пускай я в ванной и пилю ее пилкой для ногтей. Становится тепло, мои раны заживают, почти все. На глазу повязка, теперь я пират, как выразился мальчик, пришедший посмотреть на пресловутого зверя. Гипс не знаю, когда снимут, но чувствую, что с рукой будут проблемы, пальцы не слушаются. У меня вообще со всем проблемы, кроме лишнего веса — я так похудела, что даже грудь, и та высохла с уверенного четвертого до третьего, или даже второго. Это не плохо, просто непривычная легкость, да головокружения случаются часто.

Бабулька, в доме которой моя тюрьма, забрала меня сюда сразу после инцидента с доктором. Ну, как сразу, сначала была драка, если ее можно так назвать. Я проиграла, что было весьма ожидаемо, но проблема в том, КАК я проиграла, а не в самом этом факте.

Набрала в руки воды и умылась. Устала, от безделья и всего происходящего. Вчера помогала Председательнице печь печенья для какого-то мероприятия. Она пытается выглядеть дружелюбно, но я ей не верю. В этом доме моим надзирателем считается только старушка, но та не пасет меня так сильно, как камеры, расставленные по ее дому.

Рад приходит почти каждый день, дружелюбно улыбается, рассказывает истории ни о чем. Они с бабкой выбрали другой подход, чтобы разговорить меня, строят из себя хороших, понимающих, но я не верю. Больше никогда никому не поверю, меня уже обманывали, с меня хватит. Говорю себе это каждый день, но уже начинаю обманываться. Готовка, разговоры о книгах, искусстве или же в случае с Радом — истории о преимуществе оружия, какие-то охотничьи байки и разговоры о разных рукопашных техниках — это их методы. Позавчера во время подобного разговора за бокалом красного вина я, неожиданно для себя, сказала о сестре, и то, что она с детства занималась айкидо. Сразу же осознала, что наделала и то ли от вины, то ли от боли утраты заплакала. Я давно не плакала, держалась где-то месяц, а тут как прорвало. Просидела на своей кровати всю ночь, размышляла обо всём происходящем, и почувствовала, что их методика действует, я уже делаю слишком много из того, что не должна. Вчера весь день двери нараспашку были, а я даже не подумала о том, чтобы сбежать, занятая готовкой.

Меня приручают, как дикую лошадь, понемногу, но, похоже, весьма эффективно. Проходится каждый день напоминать себе кто эти люди на самом деле, что даже дети, приходящие поиграть на веранду возле дома охотники. Никогда не любила детей, но с этими шалопаями провожу добрую толику своего времени. Точнее они думают, что это не так, потому что я делаю вид, что не реагирую на них и читаю книгу, а они пытаются всеми способами привлечь моё внимание. Эта игра забавляет меня, но в тоже время заставляет задуматься, что я вообще здесь делаю. Как двуличен мир, если эти дети совсем не виноваты, что родились здесь и вырастут, и тоже будут убивать, став охотниками. Цыганка говорит, что у них есть выбор, закончив учебу в университете, они могут решить — пойдут ли дальше по следам своих родителей или будут дальше жить сами. Она так говорит, но думаю на самом деле это только иллюзия выбора. Если бы так было на самом деле, в их деревне не было бы столько роскошных домов, с виду благополучных многодетных семей и множества детей с игрушками в виде автоматов и луков. Они даже играют в охотников, и никто не хочет становиться оборотнем в этой игре. Правильное ли такое воспитание? Не знаю, но то спокойствие, что дарит это место, так обманчиво.

— Дорогая, ты готова? — стучит в дверь цыганка.

— Сейчас, — отвечаю сразу, чтобы не нервничали.

В последний раз смотрю в зеркало, и мне не нравится то, что я там вижу. Следы от швов на губах остались, была бы косметика — замазала, может и не заметил бы никто. Снимаю повязку с глаза, вздыхаю и не решаюсь открыть глаза. Ну же, не трусить! Рядом только враги, хватит верить чужим словам! Раскрываю глаза, но вижу по-прежнему только одним, левым. Вздыхаю ещё раз, в зеркале второй глаз выглядит нормально. Брови отросли, скрывая несколько аккуратных швов, почти ничего не заметно. Только рука в гипсе сильно выделяется, так что даже в почти летнюю жару натягиваю на себя поверх белой цыганской юбки и блузки с коротким рукавом тонкий кремовый свитер. Поправляю короткое каре, в которое превратились мои когда-то длинные и красивые волосы.