Верь

— Хорошо, скоро вернется от своей девушки. Может сказать ему, что бы позвонил вам? — предлагаю спокойно.

— Мы позвоним ему сами, — отец, как всегда, в своем репертуаре.

— А что за девушка у него? Хорошая? — мама улыбается, слабо, но счастливо.

— Да, очень, — вру, не моргнув и глазом.

Эта Дарья никогда мне не нравилась, тёзка больная на всю голову. Что Ваня в ней нашел? Обнаглевшая от своей важности альфа сука! Слегка кусаю себе язык, что не ляпнуть это в слух. Что в ней хорошего есть? Только симпатичная мордашка и вонь волчья?

— Это хорошо, а то так внуков побаловать хочется! А у тебя как дела? — мама улыбается снова и мне приходится делать это в ответ.

— Хорошо, все хорошо, — улыбаюсь, снова не замечая, как просто лгу.

— Еще бы у нее не было все хорошо! Сбежала от всех непонятно куда, нагулялась, деньги кончились, и она решила вернуться! Браво, дочка! Я так горжусь тобой! — кричит с сарказмом отец, пока мама хлопает его по руке, пытаясь успокоить.

— Я же извинилась сразу же, как вам позвонила, — говорю ещё одну лицемерную фразу.

— И что с того? Тебя не было полгода почти! Ты можешь хотя бы внятно сказать где была? Мы заявление в милицию носили, тебя никто не нашел! — кричит отец так громко, что на заднем фоне окно дрожит.

Прекрасно понимаю почему он злится, как и то, что, если будь он сейчас здесь, получила не пощечину, а куда сильнее. Да мне самой себе хочется дать в челюсть с ноги, но что поделать, лучше такая ложь чем правда.

— Отдыхала, на море была — вот как загорела. Хорошо проводила время, — стараюсь говорить это радостно, хотя голос и скрипит от едва сдержанных настоящих чувств.

— Даша! — вскрикнул папа, хлопнув по столу.

— Что?

— Откуда ты деньги взяла? — надавил отец, как видно его сейчас это очень волнует.

— Там, где и вы — у Кая, — вру без зазрения совести, словно это обычное дело для меня.

— Ты взяла его деньги и сбежала ничего, не сказав? — лицо папы покраснело до состояния помидора, а все от злости.

Не высокого же обо мне мнения собственные родители, может и правда стоило своровать у Рада и наличность? Надо же соответствовать мнению родителей!

— Взяла, вы же тоже деньги взяли и в Израиль уехали не от продажи нашей квартиры, я так понимаю. Так почему мне нельзя? Что вас смущает? Что в этот раз я продала сама себя, а не вы меня, как обычно? — слова вырываются сами, но как только договариваю их понимаю какую совершила ошибку.

Одна ложь тянет за собой другую и неизбежно кому-то от нее будет больно. Мама всхлипывает, пока я отворачиваюсь под грозный крик отца. Язык чешется сказать, что ничего плохого я не сказала — ведь это была правда. Но это слишком жестоко, даже если я злюсь сейчас на них, это не будет продолжиться долго на то они и родители. Эти люди дали мне жизнь, я всегда буду им должна за все что было в прошлом.

— Ты никогда не была такой, не так я тебя воспитал! — причитает отец, пока я всего лишь вздыхаю.

На языке снова вертится колкая фраза, о том, что ему не было, когда меня воспитывать. В перерывах между попойками, командировками и Эммой места не хватало. Одна высказанная ложь, а столько проблем!

— Возможно, но как получилось, так получилось.

— Даш, вы хоть предохраняетесь? — задает мама неожиданный вопрос, от которого мы с папой слегка в шоке.

— В смысле? — переспрашиваю у нее, даже улыбку не могу на лице сделать.

— Ты же умная и взрослая, все понимаешь, — с остывшим выражением лица отвечает мне мама.

Разве она только что не говорила о том, что хочет внуков? Это чем же я хуже Ваниной сучки? Да и вообще с чего она взяла что я… буду так отрабатывать деньги, которые якобы взяла у Кая? Почему моя ложь заставляет МЕНЯ разочаровываться в собственных родителях? Вот если бы каждая ложь приносила людям такие же страдания как мне сейчас, люди бы не лгали.

— Как ваше здоровья, мама? Вижу лучше, я рада. У нас сейчас поздно, я пойду спать? — стараюсь говорить вежливо, но сарказм в голосе тяжело скрыть.

Никогда не говорила с ней на «вы» раньше, но похоже теперь всегда так будет. Если нас с родными связывают невидимые нити, то нить что связывала нас с мамой порвалась. Если с ее стороны ее аккуратно отрезали ножницами, а с моей вырвали со клочком одежды.

— Хорошо, нам пора на процедуры, — соглашается папа, пока мама, слегка махнув рукой уходит.

Отец садится в ее кресло, но не нажимает отбой, только цепко смотрит судя по взгляду на меня.

— Даша, не делай таких глупостей больше.

— Я постараюсь, папа, — соглашаюсь уже не пытаясь улыбаться и первой кладу трубку.

Вздыхаю, закрыв глаза и бросаю расческу на пол. Почему иногда слова приносят куда большую боль, чем удары? Почему уважение у родных так легко потерять, а заслужить зачастую просто невозможно? Столько вопросов и ни одного ответа, возможно потому что ответа никто не знает.

***

Оборачиваюсь на коробки, разобрать что ли? Или просто пойти спать? Глаза слипаются, но после умывания, становится лучше. Возвращаюсь в спальню, но сразу же покидаю ее. В коридоре темно, наверняка Марго пошла спать, уже и правда поздно. Пройдя по коридору останавливаюсь на том же месте, где много месяцев назад впервые увидела Кая. Точнее я думала, что в первые, сейчас в этом не уверена. Воспоминание, что пришло ко мне во сне, такое яркое, как будто все это произошло совсем недавно. Именно это меня и настораживает, кажется, что это такая игра разума, выдумка моего больного воображения. Хотя какая разница, это же всего лишь прошлое, да и он судя по всему забыл об этой глупой встрече, если она вообще была. Кай вообще кажется слишком многое забыл за последние полгода, или просто изменился, очень сильно и мне это не нравится. Я не знаю, как теперь с ним себя вести, моё глупое сердце что-то воротит, когда он ведет себя не так раньше.

Взять хотя бы вчера. Подговорив Артура вырубить камеры еще раз, засунула в стиральную машину все свое постельное белье (как прикрытые). Дожидалась пока стиральная машина выключится от отключения электричества, а затем полезла в шахту лифта. Где-то на уровни первого этажа нога соскользнула и сдавленно визгнув свалилась в подвал, благо оборотень успел меня поймать. Да еще как поймал, за самую филейную часть, от чего я чуть вместе с ним не забурилась на бетонный пол.

— Хорошо, что ты сегодня одела штаны, — прокомментировал ситуацию волк, отпустив меня на землю.

Только вдумайтесь: он даже меня не обозвал, как обычно! Может потому что я похудела и ему не за что обзывать меня коровой? Или ему худые нравятся и все дело было в том? Почувствовала себя паршиво и гадко, пускай я выгляжу так, но чувствую себя такой же, как раньше — толстушкой. Может поэтому и не комплексную по поводу шрамов, для меня их как будто нет. Кстати о лице, достаю с сумки за плечом свечу и спички, пытаюсь зажечь, но у меня плохо получается. Теперь, когда с глазом такие проблемы, мне сложно делать то, что требует движений каждой руки по отдельности. Возможно поэтому правая рука не слушается и не может удержать пачку спичек, она падает куда-то на пол.

— Чёрт! — ругаюсь, собираясь нагнутся, чтобы поискать на ощупь коробок, но меня опережают.

Теплые пальцы касаются моей руки, коробочка со спичками возвращается в мою руку, но я ее снова роняю. В этот раз она падает не случайно, теплое дыхание обжигает кожу на лице — он так близко стоит? Его пальцы слегка касаются моих, поглаживают так нежно, что просто не могу прекратить эту ласку. Чувствую некое напряжение, просто не знаю, что делать. Оттолкнуть его? Но он же не делает ничего плохого, даже силком не целует. Облизываю губы, чувствую некое разочарование. Он поворачивает мою ладонь и перекрещивает пальцы с моими. В этом движении читается поддержка и защита, словно мы одно целое. Я должна сжать его руку пальцами так же, но я не могу, они не послушаются. Не хочу показывать насколько беспомощна, потому выдираю свою руку из его, отшатываюсь словно его близость меня пугает. Да зачем мне свет? И так хорошо, красных щек в темноте не видно, хотя бы не так стыдно. Оборотень молчит, пока я сбираюсь с мыслями что бы поведать план побега.