Страница 2 из 46
— Одно мгновение, — сияет юноша и удаляется.
— И зачем ты так со мной? — с укором вздыхаю я, садясь за столик.
— Я обещал о тебе заботиться по мере своих сил, — подмигивает мне друг. — И пока ты не поешь, я тебе не расскажу большую тайну.
— Это шантаж.
— Шантаж — это пирожное, — с сильным акцентом на русском парирует он. Этой фразе научила его Соня, некогда обожавшая пирожное «Шантаж», состоящее из венских вафель и начинки — пастилы.
Через несколько минут перед нами на столике возникают тарелочки с всевозможными лакомствами — от эклеров с масляным кремом до панкейков, политых черничным джемом. Себастьян скребет подбородок и присваивает себе панкейки и макаруны…
Следующие сорок минут мы наслаждаемся сладким и обществом друг друга. Когда с основной частью вкусностей покончено, Себ заговорщически перегибается через стол и шепчет:
— Хочешь узнать большую тайну?
Я киваю, не сводя взгляда с хитрых серых глаз. Мужчина медленно протягивает руку, нежно касаясь кончиками пальцев моей щеки (на самом деле он стряхивает крошки). Откуда-то слева доносится девичий писк «он её сейчас поцелует!».
— Я так давно хочу тебе сказать, — очень интимным, томным голосом произносит Себастьян, держа зрительный контакт. Если бы я знала его хуже, сама бы мысленно пищала. Но между нами стоят его девушка, тринадцать лет разницы в возрасте и чисто платоническая любовь. — Полина, дорогая…
-Себастьян, дорогой, — подражая ему, говорю я, — если ты так хочешь съесть последний капкейк, то съешь его…
— Правда? — в его глазах на секунду мелькают смешинки. Мужчина откидывается назад, на спинку стула и оценивающе оглядывает кексик, а потом свой живот. Мы оба знаем, что на его фигуру эта слабость к сладкому не повлияет — он отработает все съеденное сейчас в спортзале. — Спасибо. Но я не об этом. У меня есть два билета на концерт Эда Ширана в эту пятницу, но сам я не смогу пойти. Подумал, что вы с Соней не откажитесь. Ну так как? Ты согласна?
— Шутишь? Я бы тебя расцеловала, да последний эклер явно был лишним и не дает мне встать! — я счастливо смеюсь, тянусь вперед и ловлю Себа за руку. Девочки-подростки за столиком слева снова пищат от умиления и вздыхают, что тоже хотят такой любви. Мы почти синхронно начинаем ржать над этим.
— И как же ты пойдешь на занятия? — со смехом качает головой Стэн. Он подозвал официанта и попросил счет.
— Я поеду. На тебе! — радостно заявляю я. — Заодно посмотрю, что там наверху за погодка.
— Дует вечно.
На прощание меня снова обнимают до хруста ребер, треплют по волосам и дают ряд напутствий. Когда Себастьян умудрился стать настолько заботливым, я не знаю. Но это дополнение мне нравится. Ему идет быть заботливым папочкой, это уравновешивает его неуемный характер.
Выйдя из кофейни, я радуюсь встрече с другом и приближавшемуся концерту одного из любимых исполнителей. С ума сойти — я попаду на концерт Эда Ширана! Себу надо было очень потрудиться, чтобы заполучить на него билеты, да еще и всего через неделю после выхода нового альбома. Насколько мне было известно, через три недели музыкант отправится в тур, а пока дает лишь небольшие концерты, «разогреваясь».
Облака на небе расползлись рваной ватой, сквозь которую просматривается небесная лазурь. Ветерок, все время норовивший сорвать с меня капюшон, потеплел. Остаток дня обещается быть неплохим, будто Себастьян каким-то образом исправил мою летевшую под откос реальность.
========== Глава вторая ==========
Пункт девятый:
Она любит себя накручивать из-за пустяков.
И боится телефонных разговоров.
Позаботься о её психическом здоровье.
Пятница начинается практически также, как и вторник. За исключением того, что с Себастьяном я не ругаюсь и предвкушаю сегодняшний вечер. Этот вечер должен стать самым ярким событием поездки в Нью-Йорк. Поэтому утром я снова опаздываю, но делаю это с глуповатой улыбкой.
Соня на меня странно косится и на всякий случай убирает банку с кофе подальше. Я ей лучезарно улыбаюсь и принимаюсь готовить себе фруктовый чай. Пока я занимаюсь таинством смешивания яблок, лимона, клюквы и корицы, часики тикают.
— Я из-за тебя опаздываю, — обвиняю я подругу, жующую свой огромный бутерброд за столом-стойкой.
— А я то тут при чем? — праведно возмущается она. Только что откушенный кусочек выпадает у неё изо рта.
— Я у тебя научилась!
— Да я вообще не помню, когда в универ последний раз опаздывала!
— Потому что ты просто не приходила.
— Один-ноль, — усмехается София. — Топай давай.
Вниз я снова несусь, перепрыгивая через ступеньку и неуклюже размахивая руками. Рюкзак болтается за спиной. В руке по своему обыкновению расписанный под хохлому термостакан.
И я снова вылетаю из подъезда и почти врезаюсь в человека. На этот раз меня ловят за плечи, бережно придерживая. Я снова улавливаю знакомое сочетание ароматов. В этот раз я даже осмеливаюсь дать ему название «тёплый летний день».
— О, это снова ты, — усмехается незнакомец. Голос у него оказывается приятный, низкий и с лёгкой хрипотцой. Говорит он без привычного американского акцента, и как на записях, прилагающихся к учебнику по английскому для средней школы. Британский акцент. — Девушка с кофе.
Ещё не подняв глаза и не рассмотрев своего оппонента, я спокойно его поправляю:
— Для справки: это чай.
— Чай, речь без американского акцента, — с задумчивостью перечисляет он. — А мы случайно не из одной страны приехали?
Любопытство берет верх и я смотрю на собеседника. И я надеюсь, мой приоткрытый рот он списывает на стеснительность и испуг, а не на то, что я оказалась его поклонницей. Если быть дотошно точной, то поклонницей его творчества.
Передо мной стоит никто иной, как человек, на чей концерт я собираюсь вечером. Солнечные лучи путаются в его рыжих волосах, создавая вокруг его головы золотистый ореол. Симпатичное лицо с щеками, не свойственными статичным красавчикам. Внимательные голубые глаза, с улыбкой смотрящие на меня из-за стекол больших очков в синей оправе. Ободряющая сдержанная улыбка. Эд Ширан.
— Н-нет, — бормочу я, не зная куда себя девать от смущения. Оказывается неловко стоять перед человеком, чьим песням постоянно подпевала.
— Кстати, ты обронила в прошлый раз, — он достает из кармана своей синей куртки мой пластиковый пропуск в главный корпус Университета. Эд протягивает мне его. — Мне пришлось эти два дня ходить этим маршрутом, чтобы вернуть его тебе… Полли.
— Полин-на, — снова бормочу я себе под нос. И куда девался мой громкий голос?
— Эд, — представился он. Будто я не знаю, как тебя зовут!
— Спасибо, что вернул, — выдавливаю я из себя улыбку, забирая пропуск. На мгновение наши пальцы соприкасаются, и меня обдает жаркой волной. Наверняка, я краснее клюквы в своём стакане.
— Эй, успокойся, — парень кладет руку мне на плечо. — Я не кусаюсь. Хоть ещё и не завтракал.
— Мн-не надо идти. Занятия. Учёба. Опаздываю. Ух, — чувствую себя полной дурой, пытаясь сказать хоть что-то. Мозг пребывает в состоянии «потерян сигнал сети», а единственный таракан бегает и кричит «что делать? Что делать-то?». Я ещё раз по-идиотски улыбаюсь и иду прочь.
— Полли? — окликает меня Эд.
Я порывисто оборачиваюсь.
— Надеюсь, ты завтра снова в меня врежешься! — и он одаривает меня открытой жизнерадостной улыбкой. И это одна из самых потрясающих улыбок в моей жизни. На душе почему-то становится вдруг так тепло и спокойно. Солнечно.
И я, собрав всю свою смелость, улыбаюсь в ответ.
— Я тоже надеюсь!
***
Когда я захожу в здание университета, пропуск снова выпадает из кармана. Судьба настойчиво требует, чтобы я заметила что-то важное. Этим важным оказывается оранжевый листочек, приклеенный к оборотной стороне пропуска. Я с минуту смотрю на круглые печатные буквы, скорее продавленные, чем написанные, простым карандашом на бумаге.
«Позвони мне, девушка с кофе. Полли… Полли… Полина… На вкус как мечта. Позвони мне.»