Американская мечта

Ближе к полуночи официантка тактично напоминает нам, что кафе нужно закрывать. И мы ныряем в прохладу апрельской ночи. Гуляем, пока ноги не начинают гудеть, забредаем на чью-то домашнюю вечеринку, где никто и не поймет, что ты лишний, и танцуем, притворяясь своими. Я второй раз в жизни пью пиво, и оно не кажется мне таким уж плохим.

Громкая музыка, которую приходится перекрикивать, быстро надоедает, и мы, так и не замеченными, уходим. В половину четвертого, сдавшись под уговорами Эдварда, я оказываюсь в его квартире. Не то, чтобы я против этого, но спорить и приводить контраргументы я возможности не упущу.

Пока я привожу себя в порядок в ванной, Эд чем-то громыхает в комнате. Наконец, он заглядывает ко мне, держа в руках серую растянутую кофту и синие пижамные штаны с изображениями Спанч-Боба.

— Верх или низ? — под моим недоумевающим взглядом, парень протягивает мне кофту. — Не думаю, что спать в джинсах и рубашке тебе будет очень удобно.

Я сцапываю вещь и закрываю дверь у Эда перед носом. Он недовольно вздыхает, нарочито громко причитая, что его выгнали из собственной ванной. Я раздеваюсь и отвечаю, что он все равно не увидел бы ничего нового и экстраординарного в девушке в нижнем белье. Эдвард парирует тем, что одно дело другие девушки, а другое дело — я.

В этот момент я запутываюсь в штанинах и шлепаюсь задницей на жизнерадостно-зеленый плиточный пол. Из груди вырывается болезненный стон, а дверь ванной распахивается. И вот Эд созерцает меня сидящей на полу в бирюзовом белье и беспомощно запутавшейся в собственных джинсах. Задыхаясь от сдерживаемого хохота, он стаскивает с моих ног штаны и помогает мне подняться. Я замечаю, что он уже переоделся и щеголяет в штанах с желтой мультяшной губкой и с обнаженным торсом, чуть ли не целиком забитом татуировками. Завороженную этим зрелищем (а также немного пьяную из-за выпитого ранее пива) меня без проблем облачают в теплую и уютную кофту, подхватывают на руки и несут в комнату. Если совместная жизнь такова, то это просто сказка…

***

Комнату наполняет уютная тишина, состоящая из множества живых звуков: тихонько тикают настенные часы, ветер разбивается о преграду окна, чтобы через минуту снова собраться с силами, а соседи сверху без устали скрипят кроватью.

Эд наблюдает за мной из-под ресниц. Я уже давно заметила, что ресницы у него довольно длинные, светлого золотистого оттенка, как солнечные лучи. Да и сам Эдвард напоминает мне солнышко, тёплое и яркое. И пахнет от него будто тёплым летним днём.

— А меня бы родители домой не пустили, если бы я сделала татуировку, — вздыхаю я, заворожено обводя пальцами контуры белой акулы, нарисованной у него на ребрах. Я уже с полчаса лежу на боку под рукою парня, рассматривая, прослеживая кончиками пальцев всевозможные наколки.

Он гортанно смеется, отчего у меня по спине пробегают мурашки. Как и каждый раз, когда он так смеётся.

— И что же это было бы?

— Якоря на щиколотках, — я подтягиваю к телу ноги и дотрагиваюсь до щиколоток сзади. — Как знак того, что у меня есть к чему вернуться…

К концу фразы я тушуюсь и притихаю.

— Хочешь, я сам их тебе набью? — предлагает Эд, протягивая руку и гладя меня по щиколотке. Я таю от этого простого, но настолько нежного жеста. — Мне их сделали уже столько, что я сам уже мастером быть могу.

— Заманчиво, — улыбаюсь, придвигаясь к нему ближе и опуская голову на его плечо. Руку я перекидываю через его живот, а колено устраиваю на бедре.

— Какие ещё безумства ты хотела совершить с собой? — Эд устраивает ладонь у меня на талии, будто этот изгиб был создан специально для него. Сквозь тонкую ткань кофты я чувствую тяжёлое тепло.

— Перекраситься в розовый пару лет назад, — бормочу я.

— Серьёзно? — кажется, он искренне изумлен. Я чувствую, как движется плечевая мышца под моей головою, а рука парня взлетает вверх, чтобы коснуться моих волос. — Перекрасить такую красоту.

Мы оба рыжие. Но волосы Эда светло-рыжие и забавно топорщатся во все стороны. Мои же цвета меди и крупно вьются. Чем они длиннее, чем сильнее завиваются. Сейчас они чуть ниже плеч.

— Мне хотелось перемен, — лениво оправдываюсь я. — Но родители — консерваторы…

— И Слава Богу, — с ехидной интонацией вставляет парень.

— И поэтому я волосы не перекрасила, но обрезала асимметрично. И потом ещё полтора года мучилась, пока отращивала.

— Я буду следить в оба, чтобы ты больше ничего не делала со своими волосами. Моя рыжая девочка, — напевно произносит он, — моё солнышко… Моя рыжая кошечка…

Я закрываю глаза, чутко ловя каждую нотку его голоса, каждое слово. Я давно не чувствовала себя настолько умиротворенно и уютно. Меня ничего не тревожит и не беспокоит.

— Моя девочка, укутайся в мою любовь, — едва слышно напевает Эдвард, возвращая руку на талию.

И я засыпаю.

Комментарий к Глава девятая

* Нервы “Батареи”

** Бритни Спирс «Oh, baby, baby»

========== Глава десятая ==========

Пункт восьмой:

Не скрывай своих чувств от нее.

Еще толком не проснувшись и не начав полноценно соображать, я чувствую себя счастливой. И это не правильно. Это не вписывается в привычную концепцию. И ночью я не просыпалась от того, что Соня в очередной раз врезала мне коленом по почкам во сне. А на талии что-то тяжелое, наверное все одеяло туда сбилось. Странно…

Открываю левый глаз. Потом правый. Эй, левый, откройся обратно! Так, хорошо.

Первое, чего касается мой взгляд, это небритая щека Эда. Сонные тараканы в моей голове с полминуты любуются тем, как утреннее солнце вызолачивает короткие жесткие волоски. Самый бодрый таракан, которого другие загоняют в угол, шикая на него, наводит панику, что мы проспали все на свете. Но я его старательно игнорирую, приподнимаясь на локте.

Эдвард лежит, одну руку расположив на моей талии, а другую закинув за голову. Ресницы чуть подрагивают, а уголок губ еле заметно дергается. Не спит. Притворяется. И я подыгрываю, покрывая его лицо невесомыми поцелуями и находя губами его губы. Дождавшись желаемого, парень притягивает меня к себе ближе, надавливая рукой на мой затылок. В следующее мгновение уже не я нависаю над ним, а он — надо мной.

— Доброе утро, — хрипло шепчет и жадно целует. Бесцеремонно и немного грубо врывается языком в мой рот, но я прощаю ему эту грубость. Чувствую, как его ладони оглаживаю мои бока, от подмышек до бедер. Слышу, как громко и быстро стучит его сердце под моей ладонью. Знаю, о чем он думает и чего хочет.

Эд разрывает поцелуй, склоняясь над моей шеей, ласкает губами нежную кожу, покусывает её… Я шумно выдыхаю, когда это сладкое безумие вдруг прекращается.

— Не так это должно произойти, — раздается над моим ухом почти что виноватое. — Но, боже, как я хочу этого… — он внимательно смотрит мне в лицо потемневшими глазами. — Ты же простишь мне эту маленькую слабость? Мою маленькую слабость, мое желание владеть тобой целиком, — его рука взлетает к моему лицу, осторожно касаясь щеки. — Владеть твоими мыслями, твоей душой, твоим телом… Я ужасный собственник, Полли. Знала бы ты, как я ревную тебя, и как не хочу оставлять тебя здесь. Я люблю тебя.

Где там моя челюсть?

— Я понимаю, что все слишком быстро, — срывающимся голосом продолжает парень. — И пойму, если ты не чувствуешь того же…

— Ой, да заткнись ты, — резко прерываю его я и привлекаю к себе за шею, настойчиво увлекая в поцелуй, размыкая его губы. — Я тебя тоже.

Но стоит только мне перехватить инициативу, мерзко звенит будильник. Мы игнорируем его сколько можем, переплетаясь телами в объятьях и оттягивая момент разлуки, но убегать от реальности вечно невозможно. У Эда через три часа самолет, а он явно еще даже вещи не собирал.

Эдвард встает с постели с самым несчастным видом и ищет на полу джинсы, в которых оставил звенящий мобильный.

— Если бы не ты, выбросил бы эту адову технику к черту, — он морщится, наклоняясь. Улучив момент, я подползаю к краю кровати и шлепаю его по заднице. Получив удивленный взгляд, невинно улыбаюсь и потягиваюсь. А я что? А я ничего. Парень грозит мне пальцем и наконец-то выключает будильник. Я с интересом наблюдаю, как он потирает подбородок, после чего выуживает из комода трусы и футболку и, виляя бедрами, направляется в сторону ванной. Я хихикаю, опрокидываясь на спину. И лежу так не в силах перестать широко улыбаться, пока один из самых бойких тараканов не предлагает приготовить завтрак.