Страница 20 из 20
« Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой!»
После Лондона у меня появились запоздалые вопросы относительно вождя. Первый касается национальности этого великого лидера иннацизма. В нём соединились еврейско-немецкая и русско-калмыцкая национальности. В случае Пушкина новая кровь означает ясный гений. Здесь букет наций породил злого гения Евразии, рационального идеолога, жестокого политика, и, наконец, всесильного диктатора России, лидера голодной стаи волков.
Его настоящая фамилия Ульянов-Бланк. Своими делами, а не только исходя из национальности матери, он может быть по праву помещён в Пантеон как великий Ленин из еврейских героев. И мой прямой вопрос к Еврейскому музею, как жаль, что я не попал туда, на той же Тевисток-сквер: не плохо бы знать, как он представлен в их экспозиции? Может быть, это групповое фото первого советского правительства (1918), который состояло на 90% из евреев и на 100% из волков? Как без лишней скромности они представили в этой экспозиции весь процесс из грязи, да в князи, когда товарищ Ленин, великий политик и расчётливый демагог, стал с их помощью царем великой единой и неделимой России. Пора сделать этот уникальный материал достоянием широкой общественности! Пора объяснить, за что мы, русские, славяне боролись до победы? К тому, как возник вопрос по этой актуальной теме, мы ещё вернёмся в ходе описания субботней прогулки по площади Тевисток-сквер в следующей части отчёта.
Отметим, что автор испытывает к фигуре Ленина и к судьбоносному прошлому, которое с ним связано, своего рода ностальгию. По сути, это ностальгия от противного или обратного, не смешивать с ностальгией по противному. Такой вот неожиданный, подсказанный математикой, термин для обозначения смешанного чувства симпатии и отчуждения, гордости за свершение, считай, невозможного и, одновременно, ненависти к холодной жестокости переворота и братоубийственной войны.
На это обстоятельство не стоило бы и акцентировать внимание, если бы описанный вновь обретённым термином букет противоречивых чувств не был, по моему мнению, вообще характерным для русского человека, как по отношению к уникальному прошлому страны, так и применительно к собственной судьбе каждого. Мудрость «нет худа без добра, и наоборот» подходит и к историческим перипетиям и к личным судьбам. Поэтому чувство ностальгии и приемлет не только позитив, но и явно противное ему.
Отсюда, те актуальные уточнения, которые кратко представлены в этом клипе, без сомнений являются ностальгией от противного. Это так. Но рассматривать эту частную особенность памяти надо шире. Любое прошлое событие, представленное в ней, для любых явлений и личностей видятся нам, каждому в разной степени, как возможные быть идеальными, но если бы не то или иное… Увы! Что случилось, то случилось. Разум знает, что сожалеть о прошлом бессмысленно, но чувства в нашей природе всегда неизбежны, отсюда и ностальгия от противного. Собственно, и весь этот отчёт – тоже ностальгия от противного.
Вернёмся к отелю. Он был достаточно респектабельным, но без излишеств. В просторном и безлюдном вестибюле за стойкой меня встретил с некоторым любопытством портье-малаец. У него под рукой располагался старомодный телефонный коммутатор. Думаю, этот коммутатор внутренней связи, установленный, видимо, ещё в начале века, был данью консервативной старине. Меня ждал скромный одноместный номер с ванной и телевизором. Для трёхзвёздочного отеля за ₤12.50 в сутки, без налогов и включая завтрак, это было замечательно. За эту цену я получил свою нерушимую социальную защиту, приют для моей скромной личности в огромном Большом Лондоне, Великобритании, во всём великом мире, поскольку вся моя наличность в этот момент составляла примерно 10 фунтов. Кроме того у меня был банковский чек на сумму ₤70. Таким образом, мой номер стал моей крепостью, в которой были также некоторые запасы продовольствия: круг полукопчёной колбасы, что-то из консервов, и пресное вафельное печенье под названием «Московский хлебец». Наличие пачки этой продукции в моём портфеле вынудило меня объяснить таможеннику свою любовь к русским национальным блюдам. Он тщательно и с некоторым подозрением исследовал обертку печенья, но ничего не смог возразить против моей любви к домашней провизии.
Обратный билет, который я в дальнейшем подтвердил в офисе аэрофлота, была в Лондоне и такая советская контора, также стал частью социальной защиты и якорем в море событий. Он давал мне шанс попасть из моей индивидуальной нищеты в Лондоне снова к нашей коллективной бедности в России. Тем не менее, здесь, в Лондоне, мой капитал был не в моём пустом кармане. Ведь я был гражданином великой страны!
Моим главным капиталом, вернее, беспроцентным кредитом на всю жизнь было положение официального посетителя страны на государственном уровне эксперта, пусть даже в весьма ограниченной области. Я был гостем Британского государственного института со всеми вытекающими последствиями, и, не в последнюю очередь, для самого Лондона. Я был полномочным представителем могущественного противника Запада, великого и могучего СССР. За рубежом Союз стал моим надёжным кредитором по всем вопросам, хотя эта его щедрость не касалась денег. Тут мой кредитор становился скупым, как Гобсек. Кстати, его жадность и, в то же время, неограниченные возможности, были широко известны. Так что моя персона, в части её финансовых прорех, возбуждала среди хозяев встречи и коллег смесь любопытства, симпатии, недоверия, некоторого опасения и иронии. Но все они уважали моего кредитора, и лучи его могущества освещали меня.
В мои обязанности входило принять участие во встрече, организованной МЭК в офисе под названием Хэмптон-хаус, расположенном на Грин-стрит, Мэйфэр, рядом с Гайд-парком и Оксфорд-стрит. Это был старый, добрый и скромный дом в тихом и спокойном месте для встреч и совещаний Британского института стандартов и рядом с ним. Он был открыт с 8:30 утра до 5 вечера. Работа велась с 9 часов утра и до 12 часов, и снова с 2 часов дня до 5 вечера. Повестка дня была подготовлена заранее до встречи, и я знал, что и когда меня ждёт, в том числе и в части возможных социальных мероприятий. Планировалось обсуждение вопросов надёжности электроники. Эти вопросы были для меня интересны, но ещё более интересной была мне компания мужей-специалистов, среди которой была и одна леди. Я интересовал их, они меня. По внешности мы были вроде портретов разных живописных школ, по-своему рисующих одну человеческую природу.
Портрет автора, думаю, вписывался в каноны социалистического реализма. Портреты американцев были в стиле одного нового направления американского искусства, в основе которого лежит фотография. Они были фундаментальны, выразительны, но стандартны в их формах. Европейские портреты производили впечатление старой, добротной и многоукладной, по особенностям их стран, школы рисования маслом, хотя некоторые лица, например, финны, были выполнены в карандаше, без насыщенных тонов, по стереотипу этой спокойной нации. Большинство из их хорошо знали друг друга и свою работу в рамках этой встречи. Так что эта встреча была их праздником в череде грядущей работы.
Наши документы и я, их носитель, были новым пунктом общей обширной рабочей программы. Теперь мы работали вместе и к взаимному удовольствию. Они снисходительно оправдывали некоторые мои профессиональные промахи, процедурное невежество и слабую позицию нашей национальной рабочей группы. Это хорошее, доброжелательное отношение ко мне было ещё одним подарком моей судьбы в Лондоне, W1, Великобритания.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.