Луна жестко стелет

– Да знаю я.

– Хммм. А какая стерилизация? Радикальная или контрацептивная?

– Контрацептивная. Трубы можно снова открыть. Но, Мании, женщина, которая урода родила, во второй раз не рискует.

Она в протез мой пальчиком ткнула.

– Вот эта штука у тебя. Разве ты не стал в восемь раз осторожнее, чтобы не рисковать вот этой? – она провела по моей натуральной правой. – У меня то же самое. У тебя свой мандраж – у меня свой, и я тебе вовек бы не призналась, не будь ты тоже подранок.

Я не стал разливаться, насколько моя левая мастеровитей правой, поскольку Вай была права: правую на такую же, как левая, я не обменял бы. Чем бы я девчонок гладил, не говоря о прочем?

– И всё же уверен, что можешь иметь вполне здоровое потомство.

– И еще как! Восьмерых имею.

– Как это?

– Мании, я зарабатываю выноской детей.

Я открыл пасть, закрыл пасть. Идея не новая. Я об этом читал в газетах с Эрзли. Но сомневался, чтобы в Луна-сити в 2075 году нашелся хирург, хоть раз сделавший такую пересадку. Ино дело у коров, это да, но очень уж непохоже, чтобы какая-нибудь женщина в Эл-сити носила за другую, хоть озолоти ее. Даже у последней замарахи было от мужа до шести (поправочка: замарах вообще не было; все красавицы, одни чуть больше, другие чуть меньше). Глянул на ее фигуру, быстренько прикинул.

– Не пяль глаза, Макни. Сейчас я не ношу, – отозвалась. – Слишком в политику ушла. А для вольняшки-одиночки это хорошее занятие. Платят весьма неслабо. Есть китайские семьи – богатейшие, все мои младенчики были китайчата, китайчата меньше нормы, а я коровища та еще! мне китайчонок на два с половиной или три кило – это запросто. Фигуры не портит. А насчет этих, – глянула она на свои прелести, – так я же их не кормлю, я их даже не видела ни разу. Так что выгляжу, как нерожалая, и не исключено, что моложе своих лет. Я сама не своя была от радости, когда в первый раз услышала, что есть такая возможность. Я тогда счета вела у одного индийца в лавчонке, платили – еле на еду хватало, и вдруг читаю в «Гонконггун» объявление: требуется! Подманилась на мысль, что смогу иметь ребенка, здорового ребенка. Никак не могла выбраться из эмоциональной травмы из-за своего урода, так что это мне было в самый раз. Пропало ощущение, что мне по женский линии конец. Денег огребла больше, чем могла бы рассчитывать на любой другой работе. И время почти целиком мое, ребенок меня почти не связывал, самое большее – последние шесть недель, и то только потому, что я хотела быть с клиентами по-честному: ребенок – штука ценная. И в темпе ударилась в политику. Стоило звякнуть – подполье само со мной связалось. Манни, тут-то и началась для меня настоящая жизнь. Я взялась за политику, экономику, историю, научилась говорить с трибуны, вышло, что у меня есть организаторские способности. Эта работа меня радует, потому что я в нее верю, убеждена: Луна будет свободной. Только… Хорошо бы иметь мужа, который спешит домой… Если ему без разницы, что я стерильна. Но я об этом не думаю, времени нет. Услышала про твою счастливую семью – вот язычок и распустила, и не сверх того. Прошу прощения, что надоела.

Это редкость, чтобы женщина просила прощения. Но Ваечка в некотором смысле была больше мужчина, чем женщина, невзирая на восемь своих китайчат.

– Да вовсе не надоела.

– Дай то бог. Манни, почему ты говоришь, что наша программа нежизненна? Ты бы нам очень сгодился.

Ох, и устал я! Сразу почувствовал, как это услышал. Как сказать очаровательной женщине, что ее заветная мечта – сплошная лажовина?

– Ваечка, давай начнем сначала. Ты им сказала, что надо делать. Они начнут? Возьмем, к примеру, тех двоих, которых ты сама выделила. Заложусь на что хочешь, тот ледокол кроме как в своем ледокопстве больше ни в чем не рубит. И так и будет ковырять свой лед и продавать Главлуне, потому что больше ни на что не способен. И с тем фермером то же самое. В свое время попался на ссуду под урожай – так до сих пор и водят телка на веревочке. Чтобы стать независимым, надо завести многоотраслевое хозяйство. Часть себе на прокорм, остальное на рынок, и держаться подальше от среза катапульты. Уж я-то знаю, я же сам фермер.

– А говорил, что по компьютерам.

– И по ним. Иллюстрация на ту же тему. Компьютерщик я не ахти, хоть и лучший на Луне. Служить вольняшкой не пойду, так что Главлуне приходится при нужде платить мне по трудовому соглашению, сколько запрошу. А иначе надо посылать за эрзликом, платить страховку, платить проездные сюда и назад и следить, чтобы умотал на Эрзлю до наступления необратимых физиологических изменений. Сколько я ни запрошу, всё дешевле. Так что когда имеет место случай, я на них вкалываю, при том, что Главлуна меня не касается: я свободнорожденный. А когда работенки нет, – обычно-то находится, – я сижу дома, а поесть-то люблю во как! Но есть своя ферма, однако не монокультурная зерновая. Цыплята. Белолобики на мясо плюс молочные коровы. Свиньи. Фруктовый сад. Огород. Пшеница тоже есть, мелем сами, на белой муке не настаиваем, излишек продаем, – вот и твой свободный рынок. Пиво свое, самогонка своя. По буровому делу я намастачился, когда наши туннели наращивал. Все работают, причем не убиваются. Подростки скотине физзарядку дают, причем разнообразную; стандартной мы не пользуемся. Малышня яйца собирает, цыплят кормит, насчет механизации мы не усердствуем. Воздух можем покупать от Эл-сити: мы от города недалеко, есть связь по спрессованному туннелю. Но чаще продаем, благо растения; общий цикл дает избыток кислорода. Так что на оплату счетов деньжат хватает.

– А вода? А энергия?

– Не так уж дорого. Энергию частично берем от солнечных экранов с поверхности, ледяной карманчик есть. Вай, наша ферма была основана еще до двухтысячного года, когда Эл-Сити был просто естественной пещерой, и мы постоянно что-нибудь совершенствуем. В том-то и преимущество цепочек. Они не умирают, а серьезные улучшения накапливаются.

– Но ведь ваш лед всяко не навеки!

– Ннуу, видишь ли, – я поскреб в затылке и улыбнулся. – Мы бережливы. Отходы и помои собираем, сами стерилизуем и пользуемся. В городскую систему ни капли не сбрасываем. И-и, только чур Вертухаю не говори, очень давно, когда Грег учил меня буровому делу, мы нечаянно проткнули дно главного южного бассейна, у нас был с собой кран, так что почти ничего не пролили. Но мы обязательно покупаем воду по счетчику, чтоб никто не догадался, а на ледяной карман ссылаемся, объясняя, почему мало берем. А что касается энергии, то ее слямзить еще легче. Ваечка, я же классный электрик.

– Вот здорово! – Вайоминг в полном восторге вознаградила меня долгим «фьюитем». – Все бы так!

– Не дай готт, ведь обнаружится. Пусть сами продумывают, как с Главлуной тягаться. Они – по-своему, мы – по-своему. А что касается вашего плана, Ваечка, то в нем две ошибки. Во-первых, вы никогда не добьетесь «солидарности»: типы вроде Хаузера ее подорвут, потому что они и впрямь в западне; не удержатся. А во вторых, предположим, что вы ее добились, солидарности этой самой. Такой прочной, что на срез катапульты не поступает ни одной тонны зерна. Забудем про лед, весу Главлуне придает именно зерно, но ведь она не просто агентство, ради этого учрежденное. Итак, зерна нет. Что последует?

– Переговоры насчет справедливой цены, вот что!

– Дорогуша, ты и твои дружки, вы слишком слушаете то, что сами поете. Главлуна объявит это бунтом, выведет на орбиту крейсера с бомбами, а те возьмут на мушку Эл-сити, Гонконг, Саб-Тихо, Черчилль и Неволен, высадят десант, и фрахтовики с зерном пойдут, по приказам комендатуры пойдут, а фермеров заставят сотрудничать. У Эрзли есть пушки, есть власть, бомбы и крейсера, и она не потерпит беспорядков со стороны бывших зеков. Подстрекателей вроде вас и меня, – ведь я в душе с вами, – переловят и ликвиднут, проучат нас. А эрзлики подряд скажут, что по заслугам, поскольку нас-то с вами на Эрзле ни одна душа в жизни не выслушает. Ваечка, похоже, заупрямилась.

– Но ведь прежде революции побеждали. Ленин победил, а с ним была всего горсточка.