Страница 8 из 9
Потеря Тортуги нанесла сокрушительный удар по могуществу авантюристов, лишив их надежного убежища недалеко от Санто-Доминго, а следовательно, на пути испанских судов. Кроме того, несмываемое кровавое пятно легло на честь флибустьеров, которых до сих пор считали непобедимыми. Во что бы то ни стало необходимо было вернуть Черепаший остров, это орлиное гнездо, откуда так безопасно вылетали флибустьеры, чтобы неожиданно нападать на испанские колонии.
Вернувшись на остров, д'Ожерон, не объявляя о своем присутствии, надел костюм флибустьера, сел со своими двумя людьми в ветхую лодку, в которую из всех щелей вливалась вода, сумел незаметно пройти среди многочисленных судов, и после семнадцатидневного путешествия, в котором он раз сто чуть не погиб, ему удалось высадиться целым и невредимым в Пор-де-Пе. Прибыв на Санто-Доминго, губернатор отправил одного из своих людей к Пьеру Леграну, старому флибустьеру, которого он давно знал, назначил ему свидание в гостинице и открыл ему свои планы, подключив к переговорам и своего племянника Филиппа, который имел большое влияние среди флибустьеров благодаря своей необыкновенной энергии, львиному мужеству, а особенно счастью, сопровождавшему все его предприятия.
Д'Ожерон внимательно следил за выражением беспокойства, которое внезапно появилось на лице молодого человека, когда было упомянуто о Черепашьем острове. Старик нахмурил брови и, устремив на молодого человека проницательный взгляд, спросил:
– Что это значит, Филипп? Ты колеблешься, не решаясь напасть на испанцев?
– Нет, дядюшка, – ответил Филипп с очевидным замешательством, – я не колеблюсь, сохрани меня Бог!
– Ты просто отказываешься, – добавил дядя с насмешкой.
Молодой человек побледнел еще больше, если такое возможно, при этой язвительной иронии.
– Вы не поняли смысла моих слов, дядюшка, – почтительно заметил он.
– Так объясни мне все откровенно, – сказал губернатор с нетерпением, – я должен знать, по крайней мере, что у тебя на уме.
Хотя уже и будучи стариком, д'Ожерон, все еще молодой сердцем и умом, сохранил со времен прежней отважной жизни вспыльчивость, которая при малейшем противоречии заставляла кровь бросаться ему в лицо и пробуждала в нем страшный гнев.
– Я очень хочу объясниться, дядюшка, но сделаю это с одним условием.
– С каким? Говори же.
– Вы должны выслушать меня спокойно и не сердиться.
– Где это ты видел, чтобы я сердился, черт побери! – вскричал раздражительный старик, ударив кулаком по столу так, что тот чуть не разлетелся в щепки.
– Вот видите, вы уже начинаете сердиться!
– Отправляйся к черту!
– С удовольствием, – ответил Филипп, делая шаг к двери.
Но дядя торопливо схватил его за полу камзола.
– Полно тебе, оставайся здесь и поговорим, – сказал он кисло-сладким тоном.
– Хорошо, лучше закончить этот разговор сейчас.
– Я тоже так думаю.
– Вы хотите взять Тортугу?
– Хочу.
– Чем?
– Как чем?
– Я полагаю, что вы не имеете намерения захватить остров в одиночку?
– Еще бы!
– Так что же вы собираетесь делать? Испанский гарнизон многочислен, офицер, командующий им, опытен, он всегда остерегается, прекрасно зная, что когда-нибудь мы вздумаем напасть на него врасплох; кроме того, остров отлично укреплен.
– Я знаю все это, дальше!
– Дальше?
– Ты что, хочешь сказать, что Черепаший остров неприступен?
– Я не хочу ничего сказать, нет, я только хочу заставить вас понять, насколько трудна эта экспедиция, особенно теперь.
– Почему же именно теперь?
– Потому, что все наши самые храбрые братья отсутствуют, и здесь никого не осталось.
– Я уже заметил это господину д'Ожерону, – вставил Пьер Легран, выбивая трубку об угол стола.
– А что я на это ответил?
– Вы ответили, что можно обойтись без отсутствующих.
– И опять скажу то же самое – слышишь, племянник?
– Прекрасно слышу, дядюшка.
– Ну, а хочешь ты услышать мое мнение обо всем этом?
– Мне будет очень лестно узнать его, дядюшка.
– Так вот мое мнение, милостивый государь: по причинам, мне неизвестным, но о которых, будьте уверены, я узнаю, вы не желаете, чтобы Тортуга была атакована.
– О, дядюшка! – сказал Филипп, краснея. – Как вы можете предполагать что-либо подобное?
– Полно, полно, племянник! Со мной увертки бесполезны, я достаточно стар, чтобы меня можно было обмануть.
Молодой человек сделал усилие над собой.
– Вы действительно предлагаете нам отнять остров у испанцев? – спросил он резко.
– Конечно.
– Если так, выслушайте меня, дядюшка.
– Ничего другого я не желаю. Вот уже целый час я приглашаю тебя говорить.
– Это дело слишком важное, – продолжал Филипп, – его нельзя обсуждать здесь, куда всякий может войти, и притом трактирщик ненадежен; в Пор-де-Пе полно испанских шпионов, наш план будет тотчас же известен неприятелю.
– Все это очень хорошо. Вот я люблю, когда ты так говоришь.
– Сохраните ваше инкогнито, дядюшка, ваше присутствие здесь должно оставаться в тайне, а мы с Пьером послезавтра созовем наших братьев на островок Мариго.
– Почему послезавтра? Почему на островок?
– Потому что на островке никто не сможет шпионить за нами, там мы будем чувствовать себя как дома и свободно поговорим.
– Хорошо, но послезавтра будет уже поздно.
– Нужно время, чтобы предупредить наших друзей; кроме того, нам нужны достоверные сведения о состоянии обороны Тортуги.
– Правда, но кто нам доставит эти сведения?
– Я, черт возьми! Я проберусь на остров, и – можете быть уверены! – от меня ничто не ускользнет.
– Мы отправимся вместе, – с живостью сказал Пьер.
– Благодарю, но я отправлюсь один, так будет гораздо лучше, один человек всегда может спрятаться, двое же рискуют попасть в засаду.
– Как хочешь, друг.
– Ну как, решено, дядюшка?
– Да, решено, Филипп, ей-богу, ты настоящий молодец! Теперь мне жаль, что я сердился на тебя.
– Ба-а! Забудьте об этом, дядюшка, я уж и сам не помню.
– Решено, послезавтра.
– Непременно.
– Только не дай себя убить.
– Не так я глуп! Испанцы меня не увидят.
– Что мы будем делать теперь?
– Уйдем. Становится поздно, и вам надо отдохнуть.
– Итак, ты предлагаешь мне гостеприимство, Пьер?
– Еще бы! Хорош бы я был в ином случае!
Пьер подозвал трактирщика, расплатился, и все трое встали, чтобы уйти. В ту минуту, когда они дошли до дверей, молния прорезала темноту, и страшный удар грома сотряс стекла.
– Ого!.. Это еще что такое? – спросил д'Ожерон.
– Начинается ураган, – ответил Пьер, – он собирается уже два дня. Я жалею о судах, которые пытаются пристать к берегу в подобную бурю.
– Ш-ш! – остановился вдруг Филипп, с живостью наклонив голову вперед. – Вы слышали?
– Что такое? – спросили они.
– Пушка!
– Как пушка? – вскричали они с беспокойством.
– Слушайте! Слушайте!..
Все прислушались. Прошло несколько секунд, потом дважды раздался слабый звук, в происхождении которого опытные моряки не могли ошибиться.
– Это пушка! – вскричали они.
– Погибает судно!
– Да, да, – сказал д'Ожерон, печально качая головой, – это сигнальная пушка: ветер гонит судно к берегу, и на нем знают, что погибли, но кто попытается помочь им в такую бурю?
– Я, если не найдется никого другого! – благородно вскричал Филипп.
– Мы! – повторил Пьер, спокойно снимая свой красивый расшитый мундир и старательно складывая его, чтобы не испортить.
– Да вы с ума сошли, друзья мои, – увещевал их д'Ожерон, – вы двадцать раз утонете, прежде чем доберетесь до этого судна. Притом, откуда вы знаете, что это наш корабль? Это, верно, какой-нибудь испанский галеон, которого прибило к берегу.
– Тем лучше, дядюшка! – весело заметил Филипп.
– Тем лучше?! Почему?
– Потому что мы его захватим, – ответил Филипп, смеясь.
Д'Ожерон, загнанный в тупик этим ответом, опустил голову, сложил руки на груди и пожал плечами. Такая смелость превосходила все, что он видел до сих пор.