Страница 16 из 23
Курайшиты знали, что Мухаммад намеревался встать к Каабе и произнести свое послание лично паломникам, собравшимся со всего полуострова. И хотя это был не первый раз, когда какой-то проповедник обвинял курайшитов и заведенный ими порядок, впервые такое обвинение звучало из уст успешного и известного дельца-курайшита, «одного из них». Воспринимая это как угрозу, с которой невозможно не считаться, курайшиты приступили к реализации стратегии по пресечению плана Мухаммада. Их замысел заключался в том, чтобы расставить людей «на дорожках, по которым посетители приходят на ярмарку», чтобы они предупреждали всех проходящих, что около Каабы их ждет «колдун, получивший послание, с помощью которого он разлучает людей со своими отцами, братьями, женами или сразу со всей семьей», и что не следует придавать его словам значение.
На самом деле курайшиты не считали Мухаммада колдуном; они лишь публично признавали, что откровения, которые он получал, по-видимому, были связаны с колдовством. Но они были абсолютно искренни в своем убеждении, что Мухаммад был причиной разделения семей Мекки. Вспомним, что в доисламской Аравии социальное самоопределение человека полностью зависело от его принадлежности к племени, что обязательно влекло за собой участие во всех видах деятельности сообщества, в особенности тех, что были связаны с племенным культом. Однако присоединение к движению Мухаммада означало не только изменение веры, но также отделение человека от жизни племени – по сути, удаление из него.
Такое положение дел стало предметом серьезной озабоченности курайшитов, чья главная претензия к Мухаммаду (по крайней мере публично) не касалась ни его призыва к социальным и финансовым реформам, ни его идеи радикального монотеизма. Действительно, как отмечал Ричард Белл, во всем Коране нет ни одного упоминания о защите курайшитами многобожия, которая основывалась бы на искреннем убеждении в ее истинности. Курайшитов, как показывают их адресованные паломникам предупреждения, скорее больше беспокоило настойчивое высмеивание Мухаммадом их ритуалов и традиционных ценностей их предков, традиций, на которых основывалась социальная, религиозная и экономическая жизнь города, а не его послания о монотеизме.
Их предупреждения о необходимости игнорировать «колдуна», стоящего у стен Каабы, лишь предсказуемо подогрели интерес к посланию Мухаммада, так что к тому времени, как паломнический цикл и ярмарки были завершены и паломники отправились по своим домам, о Мухаммаде – человеке, так напугавшем неприкасаемых курайшитов, – говорила вся Аравия.
После неудачных попыток заставить Мухаммада замолчать на время проведения паломнических ярмарок курайшиты решили атаковать его же оружием – экономикой. Бойкот был объявлен не только Мухаммаду и его Сподвижникам, но и, в духе настоящих племенных законов, всему его клану. Вследствие этого никому в Мекке не разрешалось вступать в брак с кем-либо из членов Бану Хашим, покупать у них что-то или продавать им товары (включая еду и питье) независимо от их принадлежности к числу последователей Мухаммада. Бойкот не был попыткой заставить Мухаммада и его Сподвижников покинуть Мекку, это был просто способ продемонстрировать последствия отделения от племени. Если Мухаммад и его Сподвижники желали отделиться от социальной и религиозной жизни Мекки, тогда они должны быть готовы отделиться и от ее экономики. В конце концов, если религия и торговля были неразделимы в этом городе, никто не мог так нагло отрицать первое и все еще рассчитывать на участие во втором.
Как и ожидалось, бойкот разорил бунтовщиков, многие из которых, включая Мухаммада, по-прежнему зарабатывали на жизнь торговлей. Фактически последствия этого бойкота были настолько разрушительны, что он был опротестован видными членами курайшитов, которые отвергали Мухаммада, но не могли более «есть, пить и одеваться, когда Бану Хашим погибал». Спустя несколько месяцев бойкот был отменен, и Бану Хашим вновь было разрешено вести коммерческую деятельность в городе. Но как только Мухаммад, казалось, вновь приобрел в Мекке почву под ногами, череда трагедий сразила его – почти одновременно скончались его дядя и заступник Али Талиб и его жена и наперсница Хадиджа.
Значимость утраты Абу Талиба очевидна: Мухаммад более не мог рассчитывать на непоколебимую защиту своего дяди, который оберегал его от бед. Новый шейх Бану Хашим Абу Лахаб испытывал личную ненависть к Мухаммаду и официально лишил своего покровительства. Результаты не заставили себя ждать. Мухаммада открыто оскорбляли на улицах Мекки. Он более не мог проповедовать или молиться публично. Когда он предпринял попытку это сделать, один человек вылил ему на голову ушат грязи, а другой бросил в него внутренности овцы.
Потеря Абу Талиба пошатнула положение Мухаммада, но смерть Хадиджи совершенно опустошила его. Она ведь была не только его женой, но также человеком, в котором он нашел поддержку и отраду, человеком, который вытащил его из бедности и буквально спас ему жизнь. В полигамном обществе, где и мужчине и женщине разрешалось иметь неограниченное число супругов, моногамные отношения Мухаммада с женщиной на пятнадцать лет старше его были, мягко говоря, удивительны. Утверждение Максима Родинсона о том, что Мухаммад едва ли испытывал физическое влечение к Хадидже, учитывая ее возраст, необоснованно и оскорбительно. Потеря защиты Абу Талиба, безусловно, деморализовала Мухаммада и лишила его чувства безопасности. Но тот факт, что по возвращении домой после одного из болезненных силовых актов откровения или после страдания от унижения со стороны курайшитов – с покрытой грязью головой и в запачканной кровью тунике – он не находил там Хадиджи, которая закутала бы его в плащ и держала бы в своих руках до тех пор, пока ужас его не утихнет, стал невообразимым горем для Пророка.
После утраты двух людей, которые были его физической и эмоциональной опорой, Мухаммад не мог оставаться в Мекке. Чуть ранее он отправил малые группы своих последователей – тех, кто не имел какой-либо защиты в обществе Мекки, – временно в Абиссинию, отчасти для того, чтобы найти убежище у христианского императора, или «Негуса», а отчасти затем, чтобы попытаться сойтись с одним из главных торговых соперников курайшитов. Но в настоящий момент Мухаммад нуждался в постоянном доме, где он и его Сподвижники могли бы быть свободны от безудержного гнева курайшитов.
Он попробовал податься в город-побратим Мекки – Таиф, но лидеры местных племен были не намерены выступать против курайшитов, предоставив убежище их врагу. Он посетил ярмарки вокруг Мекки – места, где он был известен и как торговец, и как нарушитель спокойствия, – но напрасно. В конце концов он получил приглашение от маленького клана Хазрадж, который проживал в агрокультурном оазисе в 250 милях[10] к северу от Мекки, – это был конгломерат деревень, в совокупности известный как Ятриб. Хотя Ятриб был далеким и совершенно незнакомым городом, у Мухаммада не было другого выбора, кроме как принять приглашение и подготовить своих Сподвижников к немыслимому: отказаться от своих племен и семей ради неопределенного будущего там, где у них не будет никакой защиты.
Эмиграция в Ятриб проходила медленно и втайне, Сподвижники проделывали путь к оазису, разбившись на небольшие группки по несколько человек. К тому времени, когда курайшиты поняли, что происходит, в Мекке остались только Мухаммад, Абу Бакр и Али. Опасаясь, что Мухаммад покинет Мекку для того, чтобы собрать армию, шейхи разных кланов приняли решение выбрать по одному мужчине от каждой семьи – «молодых, могучих, благородных, аристократических воинов», – чтобы они пробрались в дом Мухаммада, пока тот будет спать, и одновременно вонзили мечи в его тело, тем самым возложив ответственность за его смерть на всех членов племени. Но когда убийцы прибыли в дом Мухаммада, они обнаружили спящего в его кровати Али, притворяющегося Пророком. Узнав накануне ночью о готовящемся покушении, Мухаммад и Абу Бакр ускользнули из дома через окно и бежали из города.
10
Чуть больше 400 километров. – Прим. ред.