Страница 30 из 51
Это Керри и она с моей красавицей. Я прикладываю руки ко рту и кричу:
— Какая-то старая мышь брызнула перцовым баллончиком Паркеру в лицо. Ему нужна помощь.
Девочки ныряют обратно, затем через минуту дверь открывается, и выходит Керри с кусочком ткани.
Она наклоняется над Паркером.
— Ты спровоцировал миссис Ромирез?
— Черт, нет! — вздрагивает Паркер.
Керри скрипит зубами.
— Пошли, Спарки. Давай промоем глаз.
Вы это слышали?
Мы идем внутрь. Да благословит вас бог, миссис Ромирез, и вашу сумасшедшую паранойю.
Беря под руки Паркера, мы помогаем ему подняться наверх, где нас с каменным лицом встречает Элла. Она одета в черные штаны и мешковатую рубашку. Ее золотистые волосы убраны в хвост, а красивые глаза покраснели и припухли.
И все из-за меня и Придурка.
Она смотрит на синяк, и у неё на лице появляется сначала отвращение, а затем беспокойство. Керри и Элла обмениваются понимающим взглядом, как будто общаются на телепатическом уровне, который могут слышать и расшифровывать только женщины.
— Хорошо, ты тоже можешь войти, но предупреждаю, одно неверное решение, и я катапультирую твою задницу прямо в Бруклин.
Мы входим. Миссия выполнена. Почти.
Керри провожает ворчащего Паркера внутрь квартиры и усаживает его на диван.
Ух ты… Керри не шутила, когда сказала, что цветы были лишними. Это место похоже на траурный похоронный зал.
Я следую за Эллой на кухню. Она готовит кофе.
Она выглядит измученной, да?
Выражение ее лица нечитабельное и неприветливое. Я упираюсь рукой в стену и пытаюсь рассмешить ее.
— Я не люблю молоко, помнишь?
Она сладко улыбается.
Затем целенаправленно идёт ко мне с кружкой в руке. Только я собираюсь поздравить себя за то, что заставил ее улыбаться… как она выливает горячее молоко прямо мне на промежность.
Иисус Христос. Это больно.
Я стискиваю зубы и прислоняюсь к стене.
Продолжай улыбаться, Слэйд. Прими это как мужчина.
Она дразнит меня.
— Ой, похоже, рука соскользнула. Я знаю! Почему бы нам не назвать это член-с-молоком? За счет заведения!
Я это заслужил, не так ли?
Давайте расшифруем язык тела. Посмотрите, ее руки скрещены на груди, нога нетерпеливо постукивает. Все просто: она хочет убить меня.
Я тяжело сглатываю:
— Элла, я знаю, что должен был рассказать тебе о Тайлере. Прости, хорошо?
Она молчит.
Я покажу, насколько мне жаль. Хватаю деревянную ложку со стойки на стене.
— Элла, я знаю, ты злишься. Позволь мне побыть твоей боксерской грушей?
И сую оружие ей в руку.
Она насмешливо поднимает бровь:
— В самом деле? Ты уверен? Потому что я очень зла, Алекс.
Я киваю. Она поднимает ложку.
Удар.
Правый бицепс покалывает от боли.
Представь себе что-нибудь хорошее, Слэйд. Просто представь, что она шлепает тебя, сидя верхом.
Теперь она прыгает с ноги на ногу как боксер, готовый нанести удар.
— Я ненавижу тебя!
Ещё удар.
— Ты высокомерный засранец!
И опять.
— Я ненавижу вас, ненавижу мужчин!
Стыдно признаться, но это возбуждает. Я бы сейчас как следует отделал ее. Но учитывая мою текущую ситуацию, не буду говорить это вслух.
Удар.
— Вы все одинаковые! Засранцы.
Ещё удар.
— И знаешь что, Алекс. Ты прав. Это смешно.
Она отступает и копается в ближайшем ящике, не сводя с меня глаз.
Элла достает чесночный пресс и щелкает ручкой вверх и вниз, издавая звенящий звук. Она держит его близко к моей промежности, слишком близко. С благосклонной улыбкой, она поднимает молоток для отбивки мяса и слегка постукивает им по ладони.
— Как насчет этого? Что-то заостренное?
Шлепки. Наручники. Воск. Шелковый шарф. Я авантюрный парень и пробовал все, но меня никогда не шлепали молотком для отбивных. Еще одно что-то новое с тех пор, как я встретил ее.
Я посылаю Элле ослепительную улыбку.
— Элла, может, начнем с затычек и колец для сосков, а потом уже перейдем к кухонным приборам?
Она изображает удушающее движение.
— Хорошо, хорошо, возьму мясорубку.
В любом случае мои яйца слишком опухли, чтобы влезть в пресс для чеснока. Она приближается и размахивает оружиями для пениса. Я облизываю губы в ожидании.
— Поскольку я пропустила занятия по хирургии в Корнеле, мне придется импровизировать.
Я умоляю ее:
— Если ты сделаешь это, через час у твоей двери соберется толпа разгневанных женщин. Подумай об этом.
Она проводит молотком по моему подбородку.
— Ты мог рассказать мне раньше! У тебя был шанс, но ты ничего не сказал.
Я вздрагиваю.
Женщина. Это горячо.
Она продолжает:
— Быть униженной таким образом перед всеми этими людьми.
Я качаю головой.
— Элла, если тебе станет легче, я хотел избить его, как только встретил. Прости, что не сказал тебе раньше, но у меня были на то причины... Как бы то ни было, ты выбрала не того парня.
От расправы меня спасает заходящая в комнату Керри. Которая тащит грустного Паркера за шкирку. Элла опускает молоток, в ее глазах все еще пляшут огоньки ярости. Не думаю, что она закончила со мной, не так ли?
Керри толкает Паркера на стол
— Продолжай моргать, Спарки. Вода не поможет. Ты должен поплакать.
Она сует руку под его футболку. Паркер хрипло стонет.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Увидишь
— Ты сумасшедшая!
Вы видите. Она просто щипает его за соски. Керри подходит ко мне:
— Не собираюсь извинятся за тебя, Слэйд. Ты можешь засунуть себе в жопу эти цветы и назвать это вазой.
Затем она поворачивается к Элле.
— Вот что сейчас будет. Вы оба уйдёте и поговорите. Сделаете все что нужно, чтобы ты пришла в себя.
Элла моргает.
— Что?
Керри прикрывает ладонью рот, и они обмениваются телепатическим взглядом.
— Помнишь, что ты сказала мне после вечера в музее?
О, здравствуйте. Стало интересно.
— Что именно она тебе сказала?
Элла хмурится, и ее глаза наполняются ужасом. Керри тыкает меня пальцем в грудь.
— То что она велела мне не рассказывать тебе, если она сама того не захочет! А теперь я хочу, чтобы вы оба вышли из моей кухни и, ради Бога, поговорили!
Взгляд Керри падает на мою молочную промежность.
— Держи его под замком, Слэйд! Просто потому, что она реагирует, не значит что и твои штаны должны! У меня сиськи, и я устанавливаю правила, понятно?
***
Я когда-то читал что шок, отрицание и изоляция первые три стадии распада. И судя по тому, как яростно Элла портит плакаты Придурка, могу сказать, что мы добрались до четвёртой.
Гнев.
Мужчины и женщины справляются с этим этапом по-разному. Когда Карл был подростком, он в течение двух лет встречался с девушкой по имени Дженни Олдерсен. Она была горячей штучкой - здесь я говорю о ее модельной внешности. Он бросил ее, когда понял, что она никогда не проглотит. И я хочу сказать вам следующее: думаете, он сидел и плакал в мое пиво? Черт, конечно же, нет. Позже вечером мы прошвырнулись по городу и нашли, с кем ему перепихнуться. Дважды.
Через две недели Дженни Олдерсен оказалась на моем пороге в самой короткой юбке, которую я когда-либо видел. Она хотела узнать, как можно вернуть Карла. У меня не хватило духу сказать, что ей нужно улучшить технику игры на кожаной флейте. Дженни была ранима, и ее нужно было успокоить. Ее нужно было держать за руку, и говорить какая она красивая. И я так и сделал под открытым небом, на пляже, тет-а-тет. Потом мы выпили восемь бутылок сидра и трахнулись, как пара кроликов.
Я говорю вам это потому, что Элла демонстрирует ту же уязвимость что и Дженни Олдерсен. Иногда она кажется не пострадавшей и контролирующей себя, но ее опухшие глаза и поведение говорят о другом.
Я решил, что не хочу, чтоб она была как Дженни Олдерсен и согласилась на секс из жалости. Я отказываюсь, набрасываться на нее, когда она нуждается в помощи. Я хочу, чтобы Элла умоляла вставить ей. Это мужское эго.