Шторм моей любви

***

12 января

Сидела на деревянной табуретке с бабушкой на кухне за столом, пока племянники играли с дедом в зале. Светочка сладко спала второй час подряд, что радовало. В деревне она всегда хорошо спит и ест. Чистый воздух творит чудеса. Разливая по кружкам кипятка и заварки, уже не могла смотреть на пироги, блины и пирожки, которые родная женщина приготовила.

– Ты, заметь, Лера! Завтра уезжаешь, а они даже не позвонили. Непутевые! Совсем им дети не нужны! – гневно выдала Раиса Никитична, а потом добавила: – Это все Ленка. Как была всю жизнь завистливой и жадной гусыней, так и осталась.

– Бабуль, ну что ты?! Это же твоя дочь, – напомнила, отпивая из своей кружки. Очень люблю горячий чай с молоком, правда, в городе такой никогда не пью. Сама не знаю почему. Только здесь.

Аверина помрачнела лицом, а потом посмотрела на меня и тихо с чувством проговорила:

– Дочь, то она дочь…. Но только вот такая Елена уродилась, что душу мою всю искалечила. Искромсала. Изгадила. Сколько я в нее, непутевую, не пыталась вдолбить хоть толику сочувствия, любви, доброты, но она только сама по себе. Алчная и злобная, эгоистка в чистом виде. Все ей должны и обязаны, а она только горазда принимать. На Наську мою зуб точила, что та девка видная, умная, бегали за ней табуном, а она все одна… пока этого… в городе не нашла, да тихомолком замуж за него не пошла.

– Тетя Настя была хорошей женщиной? – спросила, с интересом ожидая продолжения.

– Хорошая, – счастливо выдохнула Раиса Никитична, прижимая руку к груди, сердечно улыбаясь. – Я, нельзя так говорить, но безумно любила ее, да и дед тоже. Души в ней не чаяли. За доброе сердце, но в то же время за ум, гордость, честь. Не было в ней ненависти, злости и учеба давалось легко. Не могла нарадоваться на нее. Старшенькая и такая молодец. Куда только ее не звали после всех олимпиад и практик, которые она прошла. И уехала… сами заставили, видя, что не место ей тут. А потом… потом приехала… и увидела его, ирода проклятущего. Влюбилась, стала сама не своя. А он… он сгубил мою девочку.

– Кто? – удивленно воскликнула, первый раз слыша эту историю.

– Да кто?! Иуда! Вот кто! Мужик, которому и жена с ребенком не помеха. Гулять все хотелось, все мало ему. Подлюка… Настя сильная девка была, упрямая. Могла сломать и себя, если хотела. Уехала в Санкт-Петербург, чтобы не видеть его. Устроилась там на другую работу и квартиру ей даже дали. Все хорошо было, я не могла нарадоваться. А потом… через два года…

– Раиса, хватит уже былое вспоминать! Ты бы корову посмотрела. Телиться сегодня-завтра будет. А ты девчонки голову забиваешь, – буркнул дед, выходя из коридора, присаживаясь на стул.

Бабушка поникла и, кивнув рукой, встала и направилась на выход к вешалке, где висели сарайная одежда. Накинула на голову шаль и принялась дрожащими руками застегивать телогрейку. Видела, что сдерживает себя, пытается не заплакать. Дед только отвернулся к окну, стараясь не замечать.

– Бабуль, давай я помогу? С тобой пойду, – предложила, рассчитывая продолжить разговор, чтобы узнать, что же случилось, раз ей до сих пор больно.

– Не не. С дедом сиди. Мне нужно… одной. Посмотрю заодно за коровой. Отдыхай, моя хорошая. А то когда еще приедешь… – со вздохом проговорила она, и вышла из дома.

Задумчиво нахмурилась и, посмотрев на дедушку, громко поинтересовалась:

– Зачем нас прервал? Посмотри, как она расстроилась.

– А зачем былое вспоминать?! Все уже… случилось и… не вернешь, а тебя только травить… прошлым. Все хорошо у тебя, а это главное. Больше ничего и не нужно, – выдал он, поглядывая на меня с любовью в глазах. Улыбнулась. Хоть Николай Афанасьевич был резок да суров, но показывал свои истинные чувства глазами, теплой рукой, прижав к груди.

– Да уж, – проговорила, даже не открывая рот про будущий кредит.

Зачем? Дед с бабой у меня очень впечатлительные, да и нельзя им такое знать. Дедушка в больницы не любит ходить, даже ненавидит, тем не менее сильно болеет. Да и бабушка периодически с давлением, да глазами мучается.

– Как твои ноги? – взволнованно спросила, отмечая седые жесткие волосы, орлиный нос, темно-карие глаза.

– Да что я? Хожу да хожу себе.

– Ты же понимаешь, что так нельзя, – пробурчала, стараясь не давить, но намекнуть, что нужно не только в деревенский ФАП (Фельдшерско-акушерский пункт) заглядывать, но и в районную больницу похаживать.

– Понимаю, да, но… не хочу. Как-нибудь уж. А когда плохо, Машу зову. Хорошая женщина. Массаж старику сделает и можно дальше ходить. Руки золотые, да и сердце у нее есть. Просто так порой заглядывает, чтобы поинтересоваться не нужно ли чего.

Улыбнулась ему, понимая, что не переубедить, и положила руку на его ладонь, чуть сжимая:

– Ты дед, давай, не подводи. Видишь сколько внуков у тебя и им без тебя никак…

Аверин довольно ухмыльнулся и произнес:

– Это да. Это да. Такого увальня, как их отец, поискать надо. Слава богу, к тебе не лезут. А то бы и в город приехал. Поговорил с этими дармоедами.

«Лезут… Давно уже залезли. Они мне уже все поперек горла стоят… А если точнее – сидят… На шее».

– Праздный образ жизни ведут, – весело ответила и тут же предложила: – Может, чай?

– Ой, ну ладно. Давай, – с серьезный видом согласился Николай Афанасьевич и сразу спросил: – А ты… как? Мужчина у тебя есть? А то не дело – красивой бабе быть одной.

«Конечно, не дело! А вот потом будет дело… красивой бабе…кормить еще… одного…»

– Эх-х-х, все на лице написано у тебя. Ничего, моя хорошая! Повстречаешь своего мужика. Настоящего. Такого, что в обиду не даст!

– Деда, как найду такого экспоната, сразу привезу к тебе, – пообещала ему, даже не представляя, каким должен быть мужчина, чтобы осмелиться ехать к моему деду.

– Как найдешь, то он пусть и везет, а не ты, – буркнул Аверин.

Счастливо рассмеялась и налила заварку в пиалу, так как Николай Афанасьевич кружки не любил, а потом кипятка. Молоко он недолюбливал, да и сахар не добавлял. Внезапно вспомнила, что хотела попросить, и начала:

– Дедушка, ты не против, если я возьму лестницу и заберусь на крышу? Хочу достать на чердаке игрушки, а то мы не взяли с собой, а тут совсем нет. Старые свои достану.

– Конечно. Мне бы старику самому об этом подумать, а я… – со вздохом пожурил себя пожилой мужчина.

– Зачем тебе лезть на крышу? Я сама найду мешок с игрушками, – уверенно заявила, рассчитывая быстро их найти, чтобы они даже соскучиться не успели.

– Только ты осторожнее там…

– Переживаешь за крышу? – усмехнулась.

– Наговоришь мне, – недовольно произнес он, и я тут же встала позади него и обняла за плечи, искренне шепча:

– Дедуль, как же я рада, что приехала к вам. Так соскучилась…

Сжал мои пальцы и кивнул. Он у меня такой. Немногословный. Поцеловала в щеку, и не двигалась, радуясь этому мгновению, впитывая в себя, чтобы запомнить на долгие годы.

– Дед, корова-то уже… того. Стоит… переминается с ноги на ногу. Надо проверять чаще… Уверена, сегодня отелится, – громко выдала бабушка, входя домой и, снимая в коридоре вещи.

– Она уже второй стоит день… и все никак, – буркнул Николай Афанасьевич.

– Ой, вы пока здесь, а я полезу на чердак, – проговорила и направилась к вешалке, планируя потеплее что-нибудь натянуть.

– Телогрейку мою одевай. Она теплее, – грозно попросил дед. – И валенки!

– Нет, будет неудобно, – промямлила, тут же скрививши нос, зная, что сейчас услышу.

– Я тебе дам неудобно! Давай, давай, а то потом свалишься с температурой и все…

Улыбнулась и, одевшись, как никогда, тепло, медведицей потопала на выход. Пока топала по хрустящему снегу, предвкушала радость детей от огромного количества игрушек, которых они ни разу не видели и их не рекламировали по телевизору. Эксклюзив, так сказать.