Страница 13 из 33
«Что касается уменья считать, производить самые скрупулёзные расчёты, то на это крестьяне мастера первой руки. Чтобы убедиться в этом, стоит только посмотреть, как крестьяне делят землю рассчитываются, возвратясь из извоза. Конечно, вы тут ничего не поймёте, если вам не известен метод счёта, вы услышите только крик, брань и подумаете: как они бестолковы, ну точно, как в рассказе Н. Успенского «Обоз»! У. схватил только внешнюю сторону, но его рассказ грешит тем, что читатель, незнакомый с народом, выносит впечатление о совершенной бестолковости, глупости изображённых в рассказе мужиков-извозчиков. Но подождите конца, посмотрите, как сделан расчёт, и вы увидите, к какому результату привели эти бестолковые крики и споры, – земля окажется разделённою так верно, что и землемер лучше не разделит.
Какая разница в этом отношении между рассказами Тургенева и Успенского, рисующими русского крестьянина! Внешняя сторона у Успенского вернее, чем у Тургенева, и, попав в среду крестьян, вы в первый момент подумаете, что картина Успенского есть действительность, «голая правда», а картина Тургенева – подкрашенный, наряженный вымысел. Но подождите, и через несколько времени вы убедитесь, что певцы Тургенева есть, а извозчиков Успенского нет. В деревне вы услышите этих «Певцов» в песне косцов, возвращающихся с покоса, и в безобразном трепаке подгулявшей нары, возвращающейся с ярмарки, и в хоре калик перехожих, поющих о «блудном сыне», но «Обоза» вы нигде не увидите и не услышите… Успенский выставил нам русского простолюдина простофилей. Но это-то, я думаю, и неверно… Ум-то (у крестьянина) есть, только знаний нет, и круг приложения ума очень тесен, а дайте-ка ему простор!..»
Глава 5. Паразитизм и гнилость «благородного сословия»
В числе бытующих в наше время, особенно в среде интеллигенции (как «демократической», так и части «патриотической»), мифов о процветающей царской России одно из главных мест занимает миф о благородном и просвещённом дворянстве как опоре экономики и культуры страны. Дворян-помещиков представляют заботливыми отцами крестьян, особенно бывших своих крепостных. Именно такая радужная картина рисуется, например, в книге князя Е.С. Трубецкого «Минувшее», правда, воспринятая глазами 9-летнего мальчика. Он рассказывает, как их семейство приезжает в одно из имений Дедушки, все взрослые крестьяне и крестьянки (а их несколько сотен) пришли поздравить помещика с приездом, подносят ему хлеб-соль. Дедушка благодарит их и обильно угощает – мужиков водкой и салом, баб – сладостями. И дальше даётся характеристика Дедушки:
«Дедушка (князь Александр Щербатов) был с молодости сторонником освобождения крестьян от крепостной зависимости и одним из деятелей в «эпоху великих реформ» Императора Александра II, любимого царя Дедушки. Однако, после освобождения крестьян, Дедушка не счёл себя освобожденным от заботы о своих прежних крепостных. Крестьяне уже были не «его», но он по-прежнему оставался «их» барином. Дедушка постоянно заботился о благосостоянии крестьян и о всех их нуждах. В своих именьях он повсюду строил церкви… школы и часто больницы. В (имении) Хорошем при нас освящали большую каменную школу, где, по специальному желанию Дедушки, была большая зала для «народных чтений» с волшебным фонарём (кинематографа тогда ещё не было).
Пожары – бедствие русских деревень… Когда такие пожары бывали в деревнях бывших дедушкиных крестьян, он неизменно оказывал погорельцам щедрую помощь, чтобы заново отстроиться…
Дедушка очень любил Москву и в свое время был её первым выборным «всесословным» городским головой… по Городскому положению Императора Александра II. Недаром, до революции, несколько московских больниц и школ носили имя «Щербатовских». (В подтверждение своих слов Трубецкой ссылается на «Воспоминания» Б.Н. Чичерина.)
Дедушка во многом показывал путь, но по этому пути шёл не он один, а многие. Нигде в Западной Европе я не видел более глубокого чувства социальной ответственности, чем то, которым были проникнуты у нас очень многие представители старого поместного дворянства…
Конечно, и среди русского поместного дворянства, как и повсюду, встречались негодные элементы, но, повторяю, в смысле социальной ответственности, сословие это стояло исключительно высоко».
Интересно, когда Дедушка так щедро помогал бывшим своим крепостным крестьянам, приходила ли ему в голову мысль, что ведь он отдавал им лишь малую толику своего громадного богатства, созданного трудом этих самых мужиков и баб?
Ну и несколько сцен нарушали нарисованную князем идиллическую картину:
«В детстве я слышал только от двух лиц «антикрестьянские» суждения. Они меня тогда так поразили, что я запомнил их на всю жизнь.
Я помню, как однажды тётя Паша Трубецкая (рожд. кн. Оболенская), жена дяди Сережи, говорила о чем-то с другими взрослыми. В комнате находились сын тёти Паши, Котя Трубецкой (мой двоюродный брат и однолетка), и я. Вдруг тётя Паша резко повернулась к нам и, обращаясь именно к нам, а не ко взрослым, сказала: «Знайте, что мужик – наш враг! Запомните это!» Меня это так поразило, что я это запомнил, хотя и не понял тогда, что хотела сказать тетя Паша. Это так отличалось ото всего, что я слышал.
Помню я и суждение по этому вопросу старого дворецкого Дедушки Щербатова Осипа. Он не раз и по разным случаям говаривал: «А отчего я такой вышел? – (он был очень доволен собой)
– Потому что родился и воспитан при крепостном праве. Вот почему! Без крепостного права народ пропадает! Народ теперь стал не тот! Народ стал разбойник и будет ещё хуже.» – Слова Осипа меня всякий раз поражали: он был почти единственным и во всяком случае, самым страстным сторонником крепостного права, которого я знал в жизни. Я помню, как раз (я был тогда очень мал) я стал убеждать Осипа, что освобождение крестьян было очень хорошо: «Это мне Дедушка сказал…» (Осип был очень предан Дедушке). Я вижу и сейчас улыбку сожаления, с которой Осип посмотрел на меня: «Дедушка Ваш – слишком хороший человек, он мужика не знает… Может быть когда-нибудь, не дай Бог, Вы узнаете. Вспомните тогда…»
Позднее (мне было тогда лет девять) я помню, как Осип разговаривал о мужиках с нашим учителем И. В. Сторожевым.
Разговора я не помню, он вёлся в стороне от нас, но последние слова Осипа меня поразили и врезались в память. «Господа деревни не знают, – говорил Осип. – Мужик – зверь! Руку лижет, а норовит укусить! Уж я-то знаю, свой же брат! Только управы на него теперь нет. Зазнался мужик! И всё хуже будет… Вот старый князь (Дедушка), Бог даст, не доживет, а князьков-то (Осип показал на нас с братом) может когда мужики и прирежут…»
Таких мемуаров, вообще книг о благородном дворянстве, об «отцах своим крестьянам» – бесчисленное множество. Я не хочу этим сказать, что всё это сказки. Бывали помещики, действительно заботившиеся о своих крестьянах, знаю это, например, по жизнеописаниям основоположников славянофильства, изучением которых в своё время занимался. И братья Киреевские, и Хомяков (они до освобождения крестьян не дожили), и Кошелев хорошо знали условия жизни своих крепостных и в трудных случаях (при неурожае и пр.) помогали им. Но это были редкие примеры, тонувшие в море дворянского хищничества.
Вот и в наши дни Союз потомков российского дворянства самочинно переименовал себя в Благородное российское дворянское собрание. И некоторые его члены (в первую очередь доктор исторических наук С. Волков) публично заявляют, что истинные культура и благородство доступны лишь дворянам по рождению. А дети рабочих и крестьян, несчастные «совки», сколько бы ни учились и ни старались, к высочайшим ценностям и подлинному созиданию неспособны: нет у них в жилах «голубой крови», не те гены. Письма А.Н. Энгельгардта «Из деревни» показывают, кроме всего прочего, полную несостоятельность подобных утверждений «дворянских хамов», в частности, гораздо (при неграмотности) лучшую память, сообразительность, умение считать, знание природы и пр. у крестьян по сравнению с культурными дворянами (особенно, если сравнивать крестьянских и дворянских детей). Книжные знания и манеры поведения – дело наживное, а в смысле природных задатков часто крестьяне превосходили своих бар.