Deus ex machinа

Алк опустил голову, чувствуя, как полыхают уши.

- Она хоть красивая?

- Не знаю... С ней просто. И фехтует хорошо.

Клон не мог сказать ничего более осмысленного, потому что действительно не знал. А ощущение родства, болезненного сходства и знакомого до тошноты ощущения, что ученице Соиф некуда идти определить вслух было почти невозможно.

Из коридора донесся какой-то грохот и многоэтажная речевая конструкция. Кажется, Хан что-то уронил на Чубакку...

Огромная стартовая платформа висела на незначительном расстоянии от астероидного поля. Для участия в гонке было достаточно сесть на одно из ее стартовых полей и ответить на вызов, назвав корабль и его владельца. “Птичка” на самом краю системы подождала, пока усядется “Тысячелетний сокол”, и пристроилась рядом, всего через одно поле. Алк ощутил смутное беспокойство Силы и понял, что их узнали и ни разу не рады, но удирать форсер не стал.

Так и назвавшись “Алком”, пилот получил номер 89, хихикнул над совпадением и подумал, что если вором в самом деле окажется Трисса, то придется приглашать ее на танец в ближайшей кантине. Или не в ближайшей, а какой-нибудь уютной. И вообще... Правда, еще участвовать в гонке и выручать “Сокола”, но это пока ощущалось само-собой разумеющимся.

Взлет дали примерно через полчаса, и девяносто три машины сорвались с места.

Чубакка и Ранзо остались в мехотсеке – им, если что, экстренно переключать системы и вообще выполнять обязанности ЭВО. Люк за основным штурвалом, Алк за дублирующим, Хан на месте пассажира-стрелка, но закрытым голосованием обязанностей ему не доверили и заблокировали доступ к туррелям, поэтому контрабандист зол, как снежная вампа.

Мастер легко обходит первые мелкие камни, стараясь пристроиться к “Соколу” поближе, а лучше вообще полностью сесть на хвост. Кто-то в кого-то по-тихому постреливает, а машины здесь у большинства защищены лучше старика-кореллианца, хотя и похуже “Птички”.

Клон пытается достучаться до воришки-форсера, но тот упорно закрывается вглухую. Номер 92 настроился всадить “Соколу” под хвост заряд из противометеоритника, но сам получил для острастки: в отличие от него у яхты есть не только курсовые орудия. Правил здесь нет, только скорость, камни и чужие машины, считать – враги.

— Алк?!

Он и не знал, насколько обрадуется голосу. Словно внутри стало тепло и пушисто.

— Ага. Он самый. Как насчет танца?

— Попозже?

— Сегодня? После гонки.

— Ладно.

Он понял, что улыбается. Прямо как Кайло, почти до ушей. Мастер крутил какие-то немыслимые фигуры, уворачиваясь от средней величины планетоидов, и при этом не отпуская “Тысячелетний сокол” дальше, чем на один корпус вперед. Позади камни сталкивались и дробились, заставляя мозг додумывать жуткий грохот.

— Ты ради танца меня гонял, милый?

— Чтобы голограмму отдать, – вспоминая старый анекдот про акк-собаку с фоторужьем, ответил клон.

— А у тебя есть моя голограмма?

— Когда тебя награждать будут, сделаю.

— Смеешься?

— Нет.

— Я хочу хоть на третье место выйти, – говорит Третья. – Первое этой машине не вытянуть.

— За третье только топливо.

— А мне топливо и надо. Много, но не так, как она хочет.

“Сокол” едва не встретился с обломком какого-то звездолета, – и встретился бы, если бы Скайуокер не придал таковому дополнительного ускорения выстрелом.

— С тобой все норм? – спрашивает клон, потому что даже контакт идет с микроскопическими перебоями.

— Пятая ночь без сна.

— Двужопый сарлак, – высказывается Алк, пробовавший похожие нагрузки в учебке. На пятые сутки без сна пилот способен летать только не очень трезвым методом, а стимуляторы уже не помогают. – Сила?

— Ага. И Сила воли.

Вторая едва-не-авария. Коррелианца даже цепляет каменюкой, хотя совсем чуть-чуть.

- Не смей дырявить мой корабль!!! – орет Хан во всю глотку.

— Что с пилотом, Алк? – спрашивает мастер.

— Плохо. Вот-вот вырубится... Что делать?

Страх внутри шевелится и начинает распускаться, как самый мерзкий в мире цветок.

— Если позволит – контроль разума. Полный.

Клон знает, о чем идет речь. На мгновение по хребту бегут ледяные пальцы – знать одно, а делать – совсем другое. На короткое время он станет Триссой, полностью, получив ее рефлексы и тело, а она просто отключится, но других вариантов, кажется, просто нет.

— Третья? Третья, не спать!

— Да не сплю я! Почти!

— Трисса... пусти к штурвалу.

— Что???

— Контроль. Полный контроль. Я клянусь, что отпущу на финише, тут же. Слово джедая.

Ее страх слышно очень отчетливо.

— Трисса, иначе ты разобьешься. Я так не хочу.

— Я корабль все равно не отдам. У меня нет другого.

Новая скала, вырастает посреди экрана, как злобный призрак. “Птичке” приходится круто брать вправо, а “Соколу” влево, но за первой обнаруживается вторая, какая-то на диво угластая и неформатная.

— Трисса!!!

— Бери...

Он ощущает, как снимаются щиты. Рубка яхты сменяется потрепанной рубкой “Тысячелетнего”, его руки – руки Триссы, – лежат на рычагах, а скала уже готова предоставить свои объятия. А вот фиг тебе, каменюка-переросток...

Кореллианский звездолет уклоняется в последнюю секунду, ввинчивается в какую-то совершенно неподходящую трещинку, мчится насквозь, царапая стабилизаторы. Вокруг грохочет какой-то трек (Третья летает под музыку), а секунду спустя он узнает “Фантом”, любимую композицию и неофициальный гимн пилотов, как имперских, так и повстанцев.

Алк улыбается чужими губами, ускоряет сердце Силой, как умеет делать Бони, и (пока) не умеет Трисса, и начинает подпевать. Понимает, что голос у Третьей поставлен, как надо, и петь она умеет и любит, снова улыбается и проскакивает перед самым носом у внезапно объявившегося “курьера”. Прикидывает, как скинуть его с хвоста – парень, кажется, вознамерился отстаивать именно этот проход, как свою собственность, но мастер Люк не дремлет, и отжимает умника в сторону. Он бесспорно знает, кто сейчас за штурвалом “Сокола”, и позволяет себе куда более тесные и сложные маневры.

Трек кончается, и сменяет его “Поворот” (он же “Гонка” в более узких кругах). Клону хочется обнять Третью, хотя бы за то, что музыкальные пристрастия у них полностью совпадают, но он только выговаривает “хорошая подборка, умничка-девочка”, проскакивая последние мелкие камешки.

Финишная платформа совсем близко. Пока на нее вышли всего три машины – “Сокол”, “Птичка” и некий грозный агрегат, неведомо-чьей постройки, который, судя по количеству стволов, просто проплавил себе дорогу через астероиды.

Он старается подловить мастера, понимая, что проще выбить сперва более мощный корабль, а только потом прикончить старика. “Птичка” вынуждена кувыркаться, но освободить “хвост” не может, он тоже летает весьма недурно, а кроме того лупит из всех стволов. Алк может спокойно выйти на финиш, да только... не может. Потому что тяж не просто стреляет, а еще и сбрасывает самонаводящиеся ракеты. Мастер Люк ставит щиты и мчится обратно камням, чтобы избавиться от подарочков, а падавана накрывает волной бешенства.

Он не позволит разнести “Птичку”. Он не позволит какому-то кретину, наемнику, орденцу или сопротивленцу (очень уж похожа летучая крепость на “повстанца” с Орд-Радамы) угробить своих друзей. “Сокол” разворачивается и изящно притирается к чужаку почти в упор, выполняя “маневр вуки”, от которого с таким трудом уходил его мастер пару месяцев назад. Тяж пытается кувыркнуться борт-борт, не успевает разминуться с очередным камешком, и продолжает кувыркаться дальше, с отрехтованным крылом.

Алк с наслаждением делает жест “есть” чужой рукой (с разбитыми до черных синяков пальцами, но это все равно лучше, чем совсем никакого жеста), и мягенько разворачивает кореллианца к финишу.

И едва не теряет первое место, проскочив в последние доли секунды перед носом “курьера”. “Птичка” садится третьей. “Тяж”, как-то договорившийся с управлением – четвертым.