Страница 28 из 34
Нахмурившись ее последним сказанным словам, я огляделся.
Просторная гостиная, совмещенная с обеденной зоной, напомнила мне магазин детских игрушек. Потому что игрушки были повсюду, но не возникало ощущение беспорядка. Наоборот, это выглядело очень милым и пахло уютом. На журнальном столике лежали небрежно раскиданные листы с рисунками. Почти половину громоздкого углового дивана занимал огромный мягкий лев в пиратской шляпе, а под одной из передних лап находился сверток. Карта?
Заметив мой заинтересованный взгляд, Шарлотта пояснила:
— Лукас обожает Джека Воробья, поэтому мы часто играем в пиратов и ищем сокровища.
Уголки моих губ невольно приподнялись вверх.
У длинного аквариума, встроенного в стену, стоял синтезатор. Шарлотта умела играть?
— Я собираюсь принять душ, — ее приглушенный хриплый голос раздался совсем близко. — Не хочешь составить мне компанию?
— Не в этой жизни.
— Что с тобой не так, Зак? — сложив губы в трубочку, она напустила на себя обиженный вид. — Любой другой мужчина на твоем месте давно бы пускал слюни только при виде моего тела.
Вероломно вторгнувшись в мое личное пространство, Шарлотта провела ладонью по моему торсу, облизнув верхнюю губу.
— Ты давным-давно перестала привлекать меня, — я закатил глаза и мягко оттолкнул ее от себя.
Но она подошла снова.
— Прекрати. Я не шучу.
Кажется, она хорошо постаралась напиться как можно сильнее, потому что, в очередной раз проигнорировал мое предупреждение, приподнялась на носочки и прильнула к моей шее. Шарлотта сделала глубокий вдох, вдыхая аромат моего парфюма. Ее руки ловко обвились вокруг моей талии. Она действовала поразительно быстро для пьяной и была на удивление сильной.
— Это ты прекрати, Зак. Строишь из себя недотрогу? Весь такой правильный, верен своей девушке… Серьезно? На это смешно смотреть. Такие, как ты, не становятся пай-мальчиками, не влюбляются в хороших девочек. Такие, как ты, не меняются и не становятся хорошими мужьями.
— Ты заходишь слишком далеко, — я поморщился, пытаясь избавиться от ее рук, которые навязчиво исследовали мою спину. — Не заставляй меня становится последним поддонком.
— О, не сдерживай себя со мной! — мои слова только раззадорили ее, зажгли в ее глазах огонь и нарисовали на губах насмешливую улыбку. — Пройдет время, и ты поймешь, что правильная жизнь не подходит тебе. И от щенячьей преданности к Наоми не останется следа. Ты бросишь ее. Разобьешь ей сердце и оставишь ни с чем. Как делал это с остальными.
— Мои отношения с Наоми тебя совершенно не касаются, уясни раз и навсегда, — прорычал я, перехватив тонкие запястья Шарлотты и с силой сжав их. — По-моему, выглядишь смешно здесь только ты. Ты — моя самая большая ошибка в жизни, и знание того, что ты мать моего сына, мне омерзительнее всего. Я ненавижу вспоминать то, каким идиотом был, когда мечтал держать тебя за руку, когда мне казалось, будто ты самая прекрасная девушка во всем мире. Потому что ты была, есть и останешься эгоистичной дрянью.
Возможно, я переборщил, но не смог остановиться даже тогда, когда увидел застывшие слезы в голубых глазах, с неожиданной робостью глядящих на меня.
— Кажется, ты хотела принять душ? — выдавил я на шумном выдохе и подхватил Шарлотту, закинув на плечо.
Она вырывалась, нечленораздельно вопила ругательства вперемешку с проклятиями и требовала отпустить. Я нашел ванную комнату и завел нас туда, поставил Шарлотту на кафельный пол и включил душ. Удерживая девушку одной рукой так, чтобы она не могла побить меня, второй я направил на нее струи ледяной воды.
Шарлотта извивалась и плакала. Она говорила и говорила, но я не понял и слова из всей ее гневной тирады, обрушенной в мой адрес. Спустя несколько минут она перестала сопротивляться, сдавшись, и выглядела полностью отчаявшейся. Ее одежда — бардовая блузка и черная юбка — промокла, прилипнув к телу. И моя фланелевая рубашка попала в «зону поражения». Вода струилась по длинным светлым волосам, уничтожив прическу, и по ничего не выражающему бледному лицу, оставив черные разводы от туши под глазами.
Я выключил душ, взял с умывальника аккуратно сложенное ванное полотенце и бросил его Шарлотте.
— Прости, — просипела она, устремив взгляд в пол.
Я проглотил сарказм и отвернулся от нее, чтобы уйти.
— Считаешь меня отвратительной? — краем глаза увидел, как Шарлотта обернула вокруг плеч полотенце и села на край ванны.
Я промолчал.
— Мне не стыдно. Кто бы что ни думал, я ни о чем не жалею. Да. Я отвратительна. Я плохая, потому что хочу быть счастливой. Я плохая, потому что хочу, чтобы мой сын вырос в полноценной семье. И если для этого потребуется причинить кому-то боль, то я рискну. Если борьба за счастье для тебя зло, то я согласна быть дьяволом.
Я покинул дом, чтобы переждать метель в машине.
ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Дьявольски хотелось спать.
Ночевать в машине — последнее, что я когда-либо захочу повторить.
Протрезвев и успокоившись, Шарлотта пыталась уговорить меня вернуться в дом, но я даже не посмотрел в ее сторону. Я предпочел замерзнуть в холодном автомобиле, на половину утонувшем в стремительно выросшем сугробе, чем провести хотя бы еще несколько минут в одном помещении с сумасбродной блондинкой.
Хорошо, что я все-таки не замерз насмерть.
К четырем часам утра снегопад прекратился. Уже к обеду дороги Рапид-Сити были благополучно расчищены, и я мог ехать.
Я нервно тарабанил пальцами по рулю весь обратный путь в Спирфиш, поглядывая на телефон.
Наоми ни разу не позвонила мне со вчерашнего дня и не ответила ни на один из трехсот моих звонков. Я набирал ее номер каждые две минуты, надеясь услышать голос вместо гудков. Она решила игнорировать меня? Обиделась? Проклятье. Это плохо, если так. Очень плохо.
Но я заслуживал это. Заслуживал все, что бы она сейчас ни чувствовала. Будь то обида, злость и даже ненависть. Из-за меня наши планы на Рождество пошли коту под хвост. Наверняка она плакала в одиночестве, укрывшись одеялом с головой.
Стоило мне хоть на мгновение закрыть глаза, передо мной всплывал образ ее воодушевленной мечтательной улыбки и взгляда, устремленного в будущее — в наше идеальное Рождество, к которому она так усердно готовилась.
Я заслуживал хорошей пощечины. Определенно.
Но Наоми не оказалось дома, когда я вернулся. Ни в гостиной, ни на кухне, ни в спальне — я зашел в каждую комнату. Переступив порог, единственное, что я услышал, это отчетливое и громкое тиканье настенных часов. Меня встретила звонкая тишина и чувство вины, витавшее в морозном недвижном воздухе.
За эту ночь не произошло никаких изменений. Похоже, Наоми не стала встречать Рождество без меня. Праздничный стол так и не был накрыт. На кухне я увидел не распакованные пакеты с продуктами, которые Наоми привезла из супермаркета.
Наверняка, она с Джессикой.
Я позвонил Джессике, и она подтвердила, что Наоми с ней. Они в общежитии — единственные оставшиеся во всем здании — и я сказал, что сейчас подъеду.
Заезжая в университетский городок, я лихорадочно подбирал слова оправданий. Но у меня сперло дыхание и сердце, издав приглушенный болезненный толчок, рухнуло в желудок. Оно стало пульсировать с яростной силой, когда мой взгляд наткнулся на знакомую «Porsche Panamera» серебристого цвета, припаркованную у общежития.
Я уже видел эту тачку.
Видел ее владельца.
Темноволосый мудак, который однажды рискнул подкатить к моей девушке и, к его несчастью, был замечен за этим мной.
В прошлый раз я был слишком добр, и он отделался лишь вмятиной на бампере его «Porsche». Мне следовало оставить вмятину и на лице наглого ублюдка.
Я раздраженно сдвинул брови у переносицы, когда, подъехав чуть ближе, увидел того самого парня у входа в общежитие. И я едва не взорвался, обнаружив Джессику и Наоми в его компании. Более того, он стоял чертовски близко к Наоми, всей своей позой экспонируя желание оказаться еще ближе. Намного ближе. Возможно, даже обнять ее. Взять за руку. Прикоснуться.