Страница 76 из 100
как Дэвид Бэкхем, Уинстон Черчилль и Джеймс Бонд. Прошел конкурс,
экспертная комиссия отобрала подходящий проект памятника, который
вскоре установят возле одного из красноярских ресторанов.
Не исключено, что это просто «утка». Но утка, заметим, очень аппетитная...
Как известно, Романа Аркадьевича недавно понизили в должности,
из губернаторов ЧАО он стал всего лишь спикером чукотской Думы – но
любовь народная от этого не угасла. Поэтому если у красноярцев по каким-
то причинам сорвется, непременно надо поставить памятник Абрамовичу
в столице СФО.
Кто бывал в Новосибирске, наверняка видел впечатляющую скульптурную
группу на площади Ленина. Шесть здоровенных каменных
граждан стоят напротив Оперного театра. В середке там Ленин, а об остальных
персонажах приходится догадываться, так как подписей скульптор
почему-то не поставил.
Справа стоит девушка, торжественно держащая над головой скелет
рыбки. (Видимо, планировали пшеничный колос, но так уж вышло). Рядом
мужчина, у которого в руке то ли факел, то ли каменный топор (а некоторые
считают, что он сушит носок – натянул для скорости на швабру
и держит на ветру). Это яркое художественное решение много лет радует
жителей Новосибирска и гостей города.
Роман Аркадьевич очень недурно встал бы как раз между девушкой и
ее соседом-топороносцем.
Да, но как должен выглядеть этот замечательный монумент?
Беглый опрос на улицах Новосибирска дал следующие ответы:
– В виде оленя! Чуток подправить разрез глаз (чтоб более соответствовал)
и водрузить в составе оленьей упряжки. Скажем, справа. Или в
центре. И будет он – коренной олень. Коренник!
– Ни-ни-ни! Никакого оленя, жалко зверюшку. Роман Аркадьевич выразительно
гляделся бы в виде Пушкина («И чувства добрые я нефтью
пробуждал»). Как на Пушкинской площади в Москве. Бакенбарды, темная
бронза… А сверху голубь сидит.
– Санта-Клаусом бы его… Или елочкой!
– Космонавтом! Типа открытый космос, а он плавает.
Был и такой разговор:
– А я предлагаю в виде футбольного мяча! «Челси» и все такое…
– Абрамович в виде мяча? Хм, неочевидный эстетический прием…
Это, знаете ли, дерзко!
– Не Абрамович, а памятник. В виде мяча. Я такой в Харькове видел,
в саду имени Т. Шевченко. Стоит здоровенный бронзовый шар на гранитном
постаменте, в честь футбольного клуба «Металлист». Вокруг фанаты
ходят, птички поют, милиционеры ездят – хорошо!..
– Так, мяч. А Роман Аркадьевич рядом?
– А Роман Аркадьевич в мяче. Внутри.
– Как это внутри?
– Да так уж… Чего ему снаружи-то? Лучше внутри…
– Но его же видно не будет!
– Ну дак и хорошо! Чего нам на него пялиться, не видали, что ли? Бог
с ним, с Абрамовичем, пусть уж внутри посидит!..
А и вправду…
P. S. Очень неплохо, если памятник будет петь. В полдень над площадью
Ленина разносится мелодия песни о городе («Мой Новосибирск
родной»). А ровно в полночь можно было бы дать Романа Аркадьевича.
Пусть прямо из своей упряжки поет голосом оленя: «Мы поедем, мы помчимся
на оленях утром ранним… Э-гей!» и т. д.
Данное дивное художественное мероприятие придаст новый импульс
развитию туризма в Новосибирске. К нам хлынут падкие на экзотику туристы,
всяческие японцы, обвешанные фотокамерами, немцы и прочие
валютодержатели. В городскую казну потечет денежка…
И станет Новосибирск островком стабильности посреди бушующего
океана мирового финансового кризиса.
…И чтоб непременно сверху – голубь!
ЙОГУРТ ПИТЬЕВОЙ
Корову все любят. Ни бузотер-оппозиционер, ни окостенелый сталинист,
ни заматерелый государственник, ни вострозубый либерал – никто
коров не ругает. Раз в двенадцать лет, под новый год, с коровой заигрывают,
галантно целуют копытце и сажают в почетный президиум. Потому
что – ее год.
В этот раз год коровы решили отметить молочной реформой.
Как это было, с чего началось, откуда сей скорбный марш раздался,
никто ведать не ведает.
Просто однажды начальствующие слои воскликнули:
– Доколе!
У нас время от времени обязательно раздается гневное: «Доколе!»
Если месяц-два никто вопит, значит, готово дело – или обратно путч-дефолт,
или просто воздуху в грудь набирают, дабы возопить с удвоенной
силой.
После вопля переходят непосредственно к действиям. Облившись слезами
(гражданственного, впрочем, характера), проезжий представитель
начальствующих слоев тычет пальцем в картонный пакет с молоком:
– Эт-то что за гадость?
Ответственный за местность с полной готовностью докладывает:
– Молочко! От коровки, так сказать, хе-хе-хе…
– И… что же?
– Пьем мы его.
(Руководителя слегка поташнивает.)
– Из чего же это делают?
– Из ингредиентов всяких. Порошок. Вода опять же…
– И пьют?!
– Глуп народ, тянет в рот что попало. Да оно хорошее, молочко-то!
Почти как настоящее!
(Руководителя тошнит.)
– Пардон, мы больше не будем его пить! Перейдем на обрат.
(Руководителя качает).
– Да что ж такое… Не будем, не будем обрат! Только однопроцентный
кефир!
(Позеленевшего руководителя уносят в «Мерседес».)
– Слаб оказался. А говорили, кремень, – бормочет ответственный за
местность. – Что ж нам теперь делать-то?..
Вскоре на места поступают указания. Чтобы не ввергать проезжающее
руководство в коматозное состояние, следует на упаковке давать расшифровку.
Если молоко – то молоко. Если не молоко, а ингредиенты – писать
поаккуратней. Типа: напиток молочный (т. е. молокообразный).
Бывают человекообразные обезьяны, а бывают молокообразные напитки.
Сходство с оригиналом – одинаковое.
Реформа, безусловно, правильная. (У нас все реформы правильные.
Если они не выходят или выходят, но не туда, то причина не в них. Одни
реформы чуть-чуть неверно начали, другие капельку неправильно продолжили,
третьи закончили не так – ввиду того что закончились те, кого