Страница 8 из 54
Несмотря на впечатляющее количество этих пастишей (21 рассказ), никакими биографическими сведениями о П. Никитине мы не располагаем. Его первая книга Новейшие приключения Шерлока Холмса в России: Из записок знаменитого сыщика вышла в свет 19 июля 1908 г., последняя — По следам преступника: Похождения «воскресшего» Шерлока Холмса в России — 30 мая 1909 г.; в промежутке Никитин опубликовал сборники Воскресший Шерлок Холмс в России и Сверхсыщик: Из последних приключений Шерлока Холмса в России (обе — 1908). Рассказы Никитина публиковались также в виде «выпусков», объединенных в две серии: Новейшие приключения Шерлока Холмса в России (1908) и Воскресший Шерлок Холмс в России (1908–1909).
Итак, П. Никитин представляет собой, на первый взгляд, полнейшую литературную загадку. Но решение у этой загадки все же имеется, и путь к нему лежит в плоскости языка.
Никитин выступил как прямой продолжатель Конан Дойля: серия выпусков Новейшие приключения Шерлока Холмса в России открывалась рассказом Конан Дойля Преступление под сенью дуба («Одинокая велосипедистка»). В первой же собственной вещи, Таинственный дом, Никитин смело обратился к языковому вопросу — и дал на него довольно изящный ответ. Его Холмс на «чистейшем» русском говорит новому клиенту, купцу Черепанову: «Я прожил, благодаря стечению некоторых обстоятельств, три года в России и очень хорошо изучил ваш язык». Для читателя, знакомого с каноническими произведениями Конан Дойля, намек был прозрачен: после дуэли с профессором Мориарти у Рейхенбахского водопада, великий сыщик скрывался в России от пособников профессора. Тем же ходом воспользовался, к слову, Н. Михайлович в небольшой повести Три изумруда графини В. Д.: (Из воспоминаний петербуржца о Шерлоке Хольмсе) (СПб., 1911).
Сложнее пришлось Никитину со спутником и хроникером детектива. В данном случае объяснение выглядит натянутым — по словам Холмса, «доктор Ватсон, как истый лингвист, тоже знает его <русский язык> в совершенстве».
Рассказы из цикла Никитина выходили один за другим и, судя по весьма приличным 10-тысячным тиражам, неплохо расходились. Через некоторое время увидел свет очередной рассказ — Тайна нижегородского Главного дома. Начинается он с появления Холмса на Нижегородской ярмарке; приехал туда сыщик из «желания поближе познакомиться с далекой Россией, о которой англичане имели лишь смутное понятие». Автор замечает:
«Знаменитый английский сыщик, еще будучи в Буэнос-Айресе, в продолжение двух лет снимал помещение со столом в семье русских эмигрантов и, находясь с ними в постоянных близких сношениях, отлично изучил русский язык»[60].
Зачем понадобилось Никитину, чей Холмс три года прожил в России, вновь объяснять его знание русского языка — и громоздить для этого несуразную конструкцию с русскими эмигрантами в Буэнос-Айресе? Почему известный «Великий Хиатус» в биографии Холмса объясняется здесь пребыванием в Аргентине?
Но этим странности отнюдь не исчерпываются. Если в других рассказах Никитина повествователем, как и положено, выступает доктор Уотсон, в данном случае повествование ведется в третьем лице — роль нарратора берет на себя автор. Для сравнения укажем, что подобная техника применяется лишь в двух написанных гораздо позже рассказах Конан Дойля о Холмсе, Его прощальный поклон и Камень Мазарини. С другой стороны, эта повествовательная техника традиционна для переводных «выпусков»; характерны для «выпусков» и рубленые фразы-абзацы рассказа.
Злоумышленники в Главном доме мастерят светящийся скелет: «призрак» материализуется посредством синематографического аппарата. Но испускающий мрачное свечение призрак-скелет, созданный с помощью подручных технических средств (кости, фосфор и споры грибов), уже был использован преступниками — в схожих целях — в Таинственном доме!
Призраков, видений и привидений в рассказах П. Никитина немало, но вся эта «область сверхъестественного», как правило, получает трудами Шерлока Холмса логичное и рациональное объяснение. Однако в рассказе Убийцы, выполненном в том же «рубленом» и, скажем прямо, разухабистом ключе, финальную разгадку обеспечивает не дедукция и не отважная погоня за преступниками, а… мистическое прозрение! «С сегодняшнего дня я начинаю верить в таинственные явления» — подводит итог Холмс.
Как говорится, невероятно, но факт… И уж совсем непредставимо, чтобы благородный Шерлок Холмс, изображенный в первых рассказах никитинского цикла, произносил такую тираду, как его бледная копия из Главного дома:
Мы, англичане, пересчитываем каждый шаг и момент на деньги и, конечно, несмотря на живейший интерес, который вы вызвали у меня рассказом, я не стал бы терять времени даром. Потрудитесь написать обязательство[61].
В чем же дело? Неужели Никитин внезапно ударился в мистицизм — и был так ошарашен потусторонними откровениями, что позабыл, где, когда и как Холмс изучил русский язык, упустил из виду, что сыщик целых три года прожил в России, дважды за очень короткое время использовал один и тот же сюжетный ход? Мало того — решил вдруг полностью исказить основополагающие черты характера и свойства личности героя?
Что это? Небрежность? Помрачение рассудка?
Вовсе нет. Внимательный читатель и без дедуктивных талантов Шерлока Холмса заметит очевидное: такие рассказы, как Тайна нижегородского Главного дома или Убийцы, написаны совершенно иным писательским почерком. Отсюда необъяснимая забывчивость П. Никитина, сюжетные нестыковки и повторы, смена нарративной стратегии и вторжение чуждых (мистических) элементов. Чужая рука, по крайней мере на уровне фрагментов, ощущается и в некоторых рассказах второго цикла Никитина, Воскресший Шерлок Холмс в России.
Вывод напрашивается — «П. Никитиных» было как минимум двое. Назовем их «Никитин-I» и «Никитин-II».
Основной массив рассказов, судя по всему, написан Никитиным-I. Это автор, вдохновленный каноническим Шерлоком Холмсом и серьезно вознамерившийся создать его российский эквивалент. Во всех его пастишах сквозит глубокое уважение к оригиналу: сознавая свою ограниченность как стилизатора, Никитин-1 тщательно старается воспроизвести некий дух и особенно структуру рассказов Конан Дойля, выстраивает систему внутренних связей и отсылок не только к прототипу (такова серия рассказов о противостоянии Шерлока Холмса и «русского Мориарти» Бориса Николаевича Карцева), но и к другим иконическим произведениям детективного жанра (в Страшном душителе, к примеру, сквозят мотивы Убийства на улице Морг Э. По). Можно отметить у Никитина-I и отчетливые либеральные нотки: так, он не упускает случая основательно «пройтись» по черносотенным мракобесам из «Союза русского народа» или раскритиковать вековечное бездарно-хищническое отношение российских властей к природным богатствам страны. Некоторые его язвительные пассажи об армии полицейских и тайных агентов, поглощенных борьбой с инакомыслием, звучат поразительно актуально и словно написаны о современной России:
— До свидания, Англия! — воскликнул я. — Мы отправляемся в страну снега и медведей!
Холмс улыбнулся.
— Было бы вернее, дорогой Ватсон, если бы вы сказали: в страну чрезвычайных охран. Россия — одна из самых курьезных стран: когда у нее кончается война, она заводит чрезвычайные охраны, по положениям о которых полиция и войска, приведенные на военное положение, начинают защищаться и защищать…
Шерлок Холмс запнулся, но, встретив мой вопросительный взгляд, неуверенно пояснил:
60
Никитин П. Загробный гость: Приключения Шерлока Холмса в России. Б. м.: Salamandra P.V.V., 2014. С. 95.
61
Никитин П. Там же, с. 196.