Страница 46 из 54
Едва я добежал до трамвая, который только что подошел, как около площадки оказалась толпа каких-то джентльменов, которые все зараз упорно лезли в вагон. Произошла давка, и какой-то верзила подставил мне ножку, и я растянулся на мостовой. Не успел я подняться, как с меня сдернули левый ботинок и вдруг толпа рассеялась.
«Что делать? ехать к Холмсу без шляпы и ботинка?» Это было и смешно, и рискованно. Стоял январь… Возвращаться домой? Но ведь этого, по-видимому, и хотели преступники. Я решил ехать во что бы то ни стало. У Холмса были и цилиндры, и ботинки и костюмы. «У него переоденусь» — решил я и влез в трамвай. Я уселся, поджав под себя разутую ногу, а голову обвернул шарфом.
Пассажиры вытаращили на меня глаза и стали перешептываться. Я стал пытливо всматриваться в их лица. Я чувствовал, что среди них есть мои враги. Но кто? И сколько их?
Какая-то толстая женщина вдруг встала и, желая выйти из вагона, пошла к выходу. По дороге она тяжелым сапогом наступила на мою единственную ногу. Я зашипел от боли, но мужественно выдержал адскую боль: я понял, что меня вызывали на скандал, на полицейский протокол… Хорошенькая девочка, лет девяти, сидевшая против меня с мамашей, долго порывалась что-то сказать мне, наконец, не выдержала и спросила:
— Сэр! А где у вас вторая нога?
Я промолчал. Холмс научил меня хладнокровию и выдержке. Кондуктор подошел ко мне и предложил взять билет. Я опустил руку в карман. Кошелька не оказалось. Вместо кошелька я вытащил изящную карточку с надписью: «Доктор Ватсон — осел». Часов, моих любимых часов, золотых часов, которые так долго служили мне, тоже не оказалось!
Я не мог удержаться от проклятия. Приходилось выходить из трамвая. Франт, сидевший против меня, неприлично заржал. Я невольно сжал кулаки: самообладание покидало меня!
— У меня украли деньги, — сказал я кондуктору.
— Это случается очень часто, — не без иронии протянул кондуктор. — Тем не менее вам придется выйти из вагона.
Вдруг хорошенькая девочка, сидевшая против меня, конфузливо протянула мне деньги и сказала:
— Сэр! Мне жалко, что вы на одной ноге и без шляпы. Позвольте вам помочь!
Я мысленно благословил маленькую спасительницу и, взяв у нее деньги, хотел ей дать мою визитную карточку. Совсем забыв, что было написано на той карточке, что в карман подсунули воры, я протянул ей карточку с надписью: «Доктор Ватсон — осел».
Девочка прочла. Недоумение выразилось на ее личике и вдруг она, прижавшись к матери, воскликнула: «Он… Он — сумасшедший. Мама!.. боюсь».
Франт сорвался с места и кинулся к кондуктору с требованием немедленно остановить трамвай и высадить меня. Кондуктор подошел и стал внимательно смотреть на меня. Смотрел долго, потом вдруг спросил:
— Вам нездоровится, сэр?
— Нет, сэр, — ответил я, напрягая все силы, чтобы сохранить хладнокровие. — Я совершенно здоров, чего и вам желаю.
— У вас голова в порядке? — вежливо осведомился кондуктор.
— В совершеннейшем.
Кондуктор с недоумением покачал головой и обратился к пассажирам с вопросом, мешаю ли я им или нет. В вагоне поднялись споры: одни кричали, что я мешаю, что сумасшествие заразительно, что они требуют моего удаления. Другие заступались за меня и уверяли, что я заслуживаю только сожаления. Некоторые, однако, выскочили на площадку и следили за мной оттуда, ожидая, когда я начну безумствовать. Выскочила и моя маленькая спасительница с матерью.
Кондуктор не знал, что ему делать. Франт горячился, рассказывая, что я сбежал из дома сумасшедших, что меня ищут по Лондону… Я был спокоен, как уличный фонарь, и ни на какие провокации не поддавался. В вагон явился контролер. Кондуктор начал ему что-то с жаром объяснять, показывая на меня пальцем. Контролер угрюмо посмотрел на меня, потом медленно стал приближаться. Остановился от меня шагах в четырех и, не подходя далее, сказал:
— Эй, вы! Как вас там?
Я спокойно назвал свою фамилию. Франт сорвался с места и закричал:
— Он — самозванец! Он назвался именем одного из самых почтенных лондонских врачей! Я д-ра Ватсона прекрасно знаю… Я лечусь у него.
Контролер посмотрел на него, посмотрел на меня, потом опять заговорил, обращаясь ко мне:
— Вы что же врете? Какой же вы Ватсон?
— А вам какое дело, кто я? — вдруг, теряя терпение, закричал я. — Ведь у других пассажиров вы не спрашиваете их имен?!..
Контролер опешил, тупо посмотрел на кондуктора и потом промямлил:
— Вы бы лучше вышли из вагона!
— Почему это?
— Публика требует!
Тут в вагоне опять начались споры: одни заступались за меня, — другие настаивали на моем удалении… Но мне было уже все равно: мы подъезжали к дому Холмса. Я встал вдруг на обе ноги и стремглав кинулся к выходу… Несколько человек устремилось за мной. Теперь я видел своих врагов.
Выйдя из трамвая, я устремился к дому Холмса. К удивлению моему, около дома стояла толпа и дико хохотала, читая какое-то объявление. Я подбежал, втиснулся в толпу, совсем забыв, что я без шляпы и без ботинка. Я впился в афишу… Это был огромный плакат с карикатурами на Холмса. Тут же было витиеватое поздравление… от лондонских воров… Меня оттиснули в толпе. Какой-то усач давил меня плечом, какой-то оборванец отчаянно давил мне живот… Я понял, что все это неспроста и стал выбираться из толпы. Это было адски трудно: минут пять пришлось поработать локтями, выслушать кучу ругательств, подвергнуться тычкам и вдруг… вдруг оказалось просторно — толпа расступилась, и мне был предоставлен выход… Но, Боже мой, в каком я был виде! Пользуясь давкой, негодяи обрезали полы моего нового пальто, причем обрезали и фалды моего фрака. Я оказался в какой-то детской курточке… Что было делать? Бежать к полисмену и требовать снятия плаката, позорящего моего друга? Но я был в таком виде, что уж тут-то, наверно, меня прямо отвезли бы в дом сумасшедших. Я бросился к подъезду, сопровождаемый диким хохотом негодяев… Я стремглав понесся по лестнице, прыгая через две ступеньки. У двери Холмса я перевел дух и дал резкий звонок. Никакого ответа!.. Я стал колотить кулаками в дверь… Ни звука! Мне стало страшно!.. Ужасные мысли зашевелили мои волосы. Сердце останавливалось…
Я возобновил стуки. Вдруг одна из дверей на лестнице тихонько приотворилась и чей-то нос тревожно выглянул из-за двери. Я бросился к этим дверям… Но дверь моментально захлопнулась. За дверью раздался возглас ужаса и дверь стали запирать на ключ, на цепочку, на какие-то крючки и затворы. По-видимому, я был действительно страшен, со своим перекошенным лицом, без шапки, без сапога, в какой-то детской курточке.
Я терялся. Я не знал, что делать!.. Спуститься вниз?.. Позвать полицию? Но я был в таком виде! Да к тому же я не хотел вмешивать полицию. В такой торжественный день и вдруг полиция спасает того Холмса, который на тысячу голов выше полиции всего мира! Я стал осматривать дверь и вдруг увидал, что она заколочена снаружи несколькими крупными гвоздями. Их можно было выдернуть. Но чем? Я стоял и беспомощно озирался вокруг себя. Вдруг внимание мое было привлечено каким-то мешком, который лежал на площадке лестницы. На мешке была записка. Я схватил ее и с изумлением прочитал: «Доктору Ватсону». Текст записки был следующий: «Многоуважаемый доктор! Предвидя затруднения, которые вы, вероятно, испытаете, если пожелаете проникнуть к уважаемому юбиляру — мы великодушно предоставляем вам необходимые инструменты. Передайте наше искреннее поздравление маэстро. Мы были у него сегодня, но, к сожалению, некоторые обстоятельства помешали нам лично поздравить его и пожать его честную руку». Следовали подписи — те же, что и в записке, полученной мною сегодня утром.
Я принялся за дело. Медлить было невозможно. Надо было поспеть все уладить до приезда депутации. Я работал так, что моментально стер себе руки до крови. Но я не обращал внимания, выворачивал гвоздь за гвоздем. Наконец, дверь открылась. Но боже мой! Что это?.. Вся прихожая была перевернута вверх дном. Огромный шкап был придвинут к дверям кабинета Холмса. Дверцы шкапа были открыты настежь. Он был пуст. В углу на стуле сидела какая-то странная фигура в белых панталонах. Головы не было видно, рук тоже. Фигура не двигалась. Я выхватил револьвер и, протянув его перед собой, медленно стал подходить.