Так могло быть

Соне было стыдно, что она не может оправдать маминых надежд. Андрей приветливо улыбался, говорил маме милые комплименты. Он сидел рядом с Соней и изо всех сил старался ей угодить. Ей даже стало жалко его и маму: столько усилий – и все впустую. За столом были слышны только их голоса, иногда вступал в разговор папа. Бабушка ела и поглядывала то на Соню, то в окно. Удивительно, но Андрей Соню не раздражал, он был ей абсолютно безразличен. А ведь совсем недавно на даче у Наташи она с трудом смогла перенести его прикосновение. Вот оно, это прекрасное состояние, о котором Соня так долго мечтала: ура, это свершилось. Чудо? Да-да, и я, кажется, знаю, как зовут это чудо. Спасибо тебе, Алекс! Даже если мы с тобой больше не увидимся. Ты уже сделал благое дело, мое чудо.

Володя сидел напротив Андрея и Сони, и та видела, как он еле сдерживался, чтобы не перегнуться через стол и хорошенько не врезать гостю по физиономии. Руки у брата явно чесались, даже зудели, но от взгляда Сони, брошенного с предупреждением, порыв быстро прошел. «Поскорей бы уж покончить со всем этим!» – читалось у него на лице.

В конце обеда мама, обращаясь к Соне, произнесла ласковым голосом:

– Соня, пригласи Андрея на ужин или вечерний чай, как кому захочется.

У Володи округлились глаза, и он с мольбой взглянул на сестру.

– Он не может, ему нужно срочно вернуться в Москву, – быстро протараторила Соня и замолчала.

Ей стало стыдно за свою ложь. Но и терпеть присутствие Андрея в этот день уже не было сил.

Наклонившись и посмотрев ей в глаза, Андрей четко, чтобы все слышали, сказал, обращаясь к Сониной матери:

– Спасибо, Галина Васильевна, за приглашение. Был рад вас всех повидать и надеюсь, что мы и впредь останемся друзьями. А сейчас мне действительно срочно нужно вернуться в Москву. Извините.

Андрей встал из-за стола, поклонился и направился к выходу, а Соня, вскочив, взяла его под руку и вышла с ним в сад.

– Мое присутствие тебе неприятно. Мне не нужно было приезжать.

– Не нужно было…

– Ты так меня и не простила, – тихо сказал Андрей.

Соня не стала отвечать. Она считала, что их время прошло, и об этом уже не следует говорить.

– Соня, любимая, не проходит ни дня, чтобы я себя не проклинал. Если хочешь, убей меня. Но я люблю тебя и только тебя. Что мне сделать, чтобы ты простила меня?

– Не нужно ничего делать. Я тебя уже простила. Но с болью ушла и любовь. Извини меня, Андрей, но я больше не люблю тебя.

– Соня, мне плохо без тебя. Ты хоть слышишь меня? Я люблю тебя и любил всегда, – Андрей взял ее за руку и с мольбой заглянул в глаза.

– И тогда тоже? – с улыбкой тихо спросила Соня.

Она вдруг почувствовала, как снова накатила волна обиды и горечи. Ведь только сейчас она ничего не чувствовала к Андрею, и вот опять… Соня убрала руку за спину и отступила на шаг назад. Андрей вздохнул, развел руками и, не оглядываясь, направился к машине. Только сев в машину и опустив стекло, он посмотрел на Соню и, махнув рукой на прощание, уехал. На крыльце ее ждал Володя:

– Чего этот придурок орал? Уехал?

– Уехал. И он не придурок.

– Ну, допустим, это так. Ты в порядке?

– Нор-маль-но. Зови Таню, будем мыть посуду и накрывать чай.

– Зачем? Мы только из-за стола.

– Ну, пока мы помоем эту кучу посуды, а мыть ее мы будем не спеша, поговорим о том, о сем, и вечер настанет. А там нужно будет заварить чай в большом чайнике и сварить кофе…

– …в большом кофейнике, – весело продолжил Володя.

– Ты же сам все понимаешь. У нас еще должен быть…

– …большой пирог, и не один, – подмигнув Соне, радостно проговорил Володя.

– Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал? – весело спросила Соня.

– Валюша сказала сейчас. Они уже с мамой пошли на старую дачу их выпекать.

– А какие пироги? – вся в предвкушении, допытывалась сестра.

– Сладкий и твой любимый, лимонный.

– Ах, Володенька, как хорошо жить! Сейчас на нашей даче тишь, гладь и божья благодать и, заметь, с роскошными пирогами. А затем – сюрприз! – она похлопала его по плечу. – Мужайся, брат. В нашем женском полку будет пополнение, следовательно, будет больше пирогов. Предупреди, пожалуйста, Танюшу, чтобы ее будущая жизнь не показалась ей особенно сладкой.

– То-то я смотрю, ты от плиты не отходишь. Ладно, идите и заступайте на вахту мытья посуды, женский полк, – ухмыльнувшись, Володя направился к старой даче, затем обернулся и предложил: – А может, в посудомоечную машину ее запихнуть? Так быстрее будет.

– Пойди маме предложи, а я на тебя погляжу и послушаю.

– О нет, любимая сестра. У меня много недостатков, но я не совсем идиот. Считай, что это было моим советом. А тебе решать, следовать ему или проигнорировать.

Мамин любимый фарфор и хрусталь отмывали очень долго, что неудивительно. На помощь пришел Володя, и процесс вообще остановился. Прогнав его, они, наконец, закончили с посудой. Все блестело и сверкало.

Вечер был тихим и теплым. Закутавшись в пледы, Соня и Таня уселись на ступеньке крыльца, и Соня тихонько затянула песню, которую она любила петь в детстве с Леной, сидя на крылечке старой дачи:

«Вечер тихой песнею над рекой плывет, дальними зарницами светится завод, где-то поезд катится точками огня, где-то под рябинушкой парни ждут меня».

Татьяна наклонила голову к плечу Сони и запела вместе с ней чистым, звонким голосом:

– Ой, рябина кудрявая, белые цветы, ой, рябина, рябинушка, что взгрустнула ты.

У Тани оказался очень приятный голос, и пела она явно с удовольствием. «Неужели она знает эту песню, – подумала Соня, – и поет ее не фальшивя». У них получился отличный дуэт. Соне стало так хорошо, спокойно на душе. На крыльцо вышел Володя, протянул сестре бокал шампанского, а Тане – стакан с соком, а потом сел рядом с Таней и, обняв ее за плечи, вдруг стал подпевать девушкам. Когда песня закончилась, Соня с Володей чокнулись за здоровье Татьяны.

– Эх, жаль, что у меня нет гармошки, а то бы я вам подыграл.

И в этот момент из комнаты донеслись звуки мелодии песни, исполняемой бабушкой на рояле. Соня с Таней захлопали в ладоши.

– Кто-то только сетует, а кто-то делает, – изрекла Соня, состроив умилительную рожицу.

Володя, соглашаясь, поднял руки вверх.

– Удивительное дело. Когда я прихожу в бюро, я чувствую себя личностью. Я осознаю, что от моей квалификации и знаний зависит работа всего бюро. Ко мне обращаются с вопросами коллеги по цеху, их интересует моя работа и мое мнение по разным проектам, я даю указания своим сотрудникам и слежу за их выполнением. Но как только я появляюсь на даче, моя самооценка падает ниже плинтуса. Не говоря уже о том, что я у бабули прохожу под вывеской «оболтус». И должен отметить, что это еще не самое уничижительное, а скорее это даже похвала, потому что сам я чувствую себя тупицей. Соня, почему? Может здесь атмосфера особенная?

– Наверное, потому что там ты берешь карандаш и начинаешь уверенно творить, а здесь ты сетуешь, что у тебя нет гармошки…

– …а вам хочется петь, и вы поете, – перебил ее Володя.

– Именно.

– Сонь, – улыбаясь, спросил Володя, – и сколько таких песен о деревьях ты знаешь?

Это явно была шутка, но Соня проигнорировала этот момент и серьезно ответила:

– Много.

– Понятно, – Володя был озадачен настроением сестры. – А главное, очень убедительно. Интересно, а Интернет тоже дает такой ответ?

– Вот и спрашивай свой Интернет, – съязвила Соня.

Таня поняла, что Володя так просто не оставит сестру в покое. Соня сама подставилась и теперь получит сполна.

– Ну нет, – обиженно проговорил Володя. – Нашей дружной компании интернет сейчас не нужен. Он чопорный и скучный. Умники меня всегда раздражали. В нем нет души, и ему не понять, что моя душа требует живого общения, ласки и ехидства моей любимой сестры. Да он просто четвертый лишний на этом празднике жизни. Да, дорогая? – и он поцеловал Таню в голову, а та в ответ радостно кивнула, предвкушая интересный диалог.