Гениальный наставник

Совету дали день, чтобы ознакомиться с приказом.

И настало завтра.

Ни Баки, ни Куу не попали на собрание, но часа четыре спустя они узнали, что большинством голосов приказ был принят, а на войне был поставлен жирный, казалось, окончательный крест.

Четыре дня. Осталось подождать четыре дня, и то, ради чего Орочимару вернулся, наконец-то произойдёт. Небо, конечно, не изменится, не изменится и земля, однако Третий Хокаге умрёт и тем заплатит за всё, что когда-либо сделал. Один из столпов дома под названием «Коноха» рухнет и потянет за собой всех, кого якобы защищал… Вот она, главная цель Орочимару. Он тщательно подготовился и, что бы там ни думали враги, вовсе ни в ком не нуждался.

Один из столпов дома под названием «Суна» рухнул с одного удара Кусанаги, и это было важно лишь постольку, поскольку успокаивало Данзо. Поставить Песок на колени? Обезоружить его лучших шиноби? Раскрыть силу его джинчурики миру? Право, Орочимару уважал политику, но не так, чтобы тратить на неё столько сил. Просто это потребовал Данзо в обмен на то, что Корень не станет мешать Орочимару вершить свою месть.

В Листе он имел только два интереса: смерть Третьего Хокаге и тело Учиха Саске. Песок был лишь для того, чтобы Данзо сидел смирно и не высовывался. Пока что всё шло как надо. Лист наводнили люди Звука, проникли под личиной мирных жителей, желавших хлеба и зрелищ на арене экзамена.

Орочимару, довольный, негромко засмеялся и долго слушал эхо собственного смеха, которым откликнулись стены здешнего старого убежища.

====== Глава 15. Ценность существования ======

Грязная муть, в конце концов заполнившая сон, растворилась в прозрачной ясности сознания — Сасори проснулся. Открыв глаза, он минуту бессмысленно смотрел в потолок. В комнате было темно: окна выходили на запад, да и солнце едва ли взошло. Ночь завершилась спокойно. Этой ночью Сасори пытались убить разве что покойники из сна-воспоминания. Тех времён, когда многое оставалось непонятным, а мир казался местом поистине уродливым.

Третий этап экзамена начнётся через три дня, и времени разлёживаться не было, так что Сасори, поднявшись, отправился чистить зубы. После боя с Орочимару кукол пришлось долго чинить, хоть это и дало возможность воссоздать их иными, иначе расставить акценты, тем не менее сохранив суть. Работа ещё не закончилась. Сасори с удовольствием окунулся бы в искусство, но это было непозволительно. Однообразные действия руками успокаивали, освобождали от всякого мусора разум, и с каменным лицом Сасори выслушивал доклад за докладом шпионов, голоса которых звучали только в его голове.

Всё решится одиннадцатого августа.

После собрания с Листом в ночь на седьмое число Сасори написал Юре с коротким проверочным словом, на которое явился верный ответ, а следом — подписи Баки и Куу. Их почерк, как и чакру, не спутать было ни с чьим. Сасори сообщил, что с ниндзя Песка, которые засядут в лесу, затаятся резервные силы Конохи. Зачем? Обезвредить, если те станут пешками врага.

Силы двух Деревень объединятся в живой запас, и если первая его треть с началом битвы выступит к арене на первом, четвёртом и шестом направлениях, по которым Орочимару бросил силы Звука, то остальные две трети — сидят и не высовываются, пока не пригодятся где-либо. Командирами этого участка назначили Ибики и Баки. Так что Баки должен был немедленно вернуться, о чём Сасори ему и поведал. Час спустя подоспел новый доклад: фальшивый Казекаге повязан. Баки, Куу, Чиё и Юра при поддержке своих лучших шиноби ворвались в дом Казекаге и схватили его без серьёзных потерь. Смотрелось типичным свержением власти, благо Совет не возражал. Уверенный, что Чиё-то уж сладит с ситуацией, Сасори решил подумать о поддельном Казекаге позже и сейчас шаг за шагом проводил чистку: вычислял шпионов-предателей. Таковых было меньше, чем он ожидал.

«Подожди», — велел Сасори Амае, одной из «дальних» лазутчиц, и повернулся к дверям. В квартиру вежливо постучались ещё раз. Кто бы это мог быть? Взглянув на только что отлаженную куклу, он потянул за нити тайные рычажки и поднял её в воздух. Мужчина, джонин Ивагакуре, при жизни владел стихией Лавы. Теперь он будет владеть ею — столетия.

Печать, хлопок, облачко дыма — и марионетки как не бывало. Не издав ни звука, Сасори покинул комнату и приблизился к входной двери. Тот, кто стоял по другую сторону, мог замышлять что угодно, и кунай тут был бы не лишним. Сасори никогда не ходил безоружным. Открыв дверь, он встретил мужчину, непримечательного на вид. — Акасуна Сасори-сан, верно? Не дождавшись ответа, мужчина продолжил вежливо и уверенно: — Я бы хотел поговорить с вами. Вы всё-таки ни много ни мало Скорпион Красных Песков, гениальный мастер ядов, один из лучших в мире. Минуту Сасори раздумывал — и всё-таки встал полубоком, впуская нежданного гостя. Тот вошёл, извинившись за вторжение, попутно осмотрелся, да так, что сразу выдал себя как врача. Люди, что служили медицине, как правило, ещё во время учёбы становились жутко чистоплотными, во многом из-за знания последствий обратного. И это было заметно. — Меня зовут Ияши Котаро, приятно познакомиться, — начал он со лжи. — О чём вы хотели поговорить? — Сасори притворил дверь, не спеша щёлкать замком. — Точнее, не я. Я работаю в Госпитале Конохи, заведую хирургическим отделением, и наш главврач, Катара-сан, хотел бы встретиться с вами лично. — В таком случае он должен был прийти вместо вас.

— Катара-сан бы с радостью, но у него, к сожалению, очень плотный график.

— Как и у меня, — заметил Сасори, подавляя неуместную досаду: месяц назад он бы сам пришёл в Госпиталь за приятной беседой и знанием, но обстоятельства не позволяли, теперь же…

Теперь он оценивал, не враг ли перед ним. Сомнения, впрочем, таяли с каждой секундой, хотя Сасори не расслаблялся. Ияши Котаро — один из тех копуш, что подошли к Хьюга Хинате, только когда она кашлянула кровью.

— Конечно, вы вправе отказаться, — уточнил он, и Сасори, степенным шагом вернувшись в свою комнату, подошёл к самому окну, как и «Ияши».

— Может, закончим с этой глупой постановкой? Я оценил, поверьте, Катара-сан.

— Хм. — Маскировка лопнула, как пузырь. Сасори шевельнул рукой, мимолётно проверив кунай в рукаве, и посмотрел на Катару, крепко сбитого, уже поседевшего мужчину с острым проницательным взглядом. — Как видите, я пришёл лично, Акасуна-сан.

— Польщён.

— Так каков же ваш ответ? — Катара изогнул губы в улыбке, и Сасори, потянув время, чтобы создать иллюзию раздумий, всё-таки согласился: медицина Скрытого Листа какой уже год считалась лучшей, и было бы глупо упустить возможность проникнуть в тайны её достижений. — Рад слышать, Акасуна-сан.

— Один вопрос, Катара-сан.

— Да?

— Почему вы пришли именно сейчас?

— Раньше не получалось, — многозначительным тоном ответил Катара. — Отношения Листа и Песка в последнее время разладились, и вести с вами открытые беседы…

Сасори кивнул и, назначив встречу на пять часов вечера, свернул потерявшую смысл беседу, и Катара наконец-то ушёл. Связи Амая не разрывала; Сасори приказал ей продолжить доклад. Оставалось два свободных часа, и их следовало провести с пользой. Темари, Канкуро и Гаары не было: ушли в кафе-барбекю, несмотря на повышенную бдительность. Никто не мог помешать. Распечатав следующую куклу и продолжая слушать Амаю, Сасори вернулся к работе.

В назначенное время он зашёл к Катаре-сану. Тот, отложив толстую историю болезни, отвёл его в лабораторию, где они и застряли на три, если не четыре, часа, в основном обсуждая проблему яда, разработанного недавно Ивой. Конечно, это интриговало. Деревня Песка знала о яде и искала противоядие, так что послушать мысли Листа Сасори не отказался. Он оставил клона наблюдателем, но тот ни разу не дал о себе знать. Катара говорил искренне? Орочимару был ни при чём? Почему именно яд, тревоживший учёных что Песка, что Листа?

Сасори задавался этими вопросами, пересекая коридор за коридором, что вели на первый этаж мимо крыла пациентов. По всему выходило, что беседа с главврачом оказалась просто беседой. Катара не пытался выведать тайны, купить Сасори либо продаться, не предлагал сомнительные опыты, вёл себя совершенно… обычно. Так, как и должно хорошему шпиону, но едва ли это относилось к Катаре. На такие вещи у Сасори был нюх.