Страница 8 из 21
Да, так думали все мы… кроме одного. Низкорослого и юного секонд-лейтенанта Петеркина приписали к Третьему Карабинерскому совсем недавно, но он вообще был из молодых, да ранних: если бы существовала книга «Инструкция для мальчиков: 50 способов казаться взрослым еще до того, как у тебя пробьются первые усы», то он стал бы ее усерднейшим читателем. В том числе и по части карточных игр. В девять лет он, благо финансы семьи позволяли, уже сам делал букмекерские ставки, в десять скопил из выигрышей очень приличную сумму, а к тринадцати годам ставки уже не делал, но принимал – иными словами, держал подпольный тотализатор. Так что к тому времени, как он обзавелся первыми усами и лейтенантскими погонами, Петеркин был уже настолько сведущ, проницателен и опытен, что мог дать фору иному ветерану.
В области карт, естественно.
Для юнца, к тому же «из чужаков», это не такое уж достоинство. Однако мужеством Петеркин тоже не был обделен, да и чувство юмора у него имелось – в общем, мы с ним прилично ладили. До тех пор, пока он не обронил в адрес майора первое слово подозрения.
Отлично помню, как это случилось. Дело было утром, в бильярдной: нас, лейтенантов, там собралось шестеро, и еще Остин, молодой капитан. Он как раз гонял с Петеркином шары – и вдруг с грохотом швырнул кий на пол.
– Вы – проклятый маленький лгун, Петеркин! – воскликнул Остин.
Мы понятия не имели, в чем там дело, но сразу повернулись к ним. Петеркин вовсе не выглядел смущенным. Он спокойно натирал мелом набойку своего кия.
– Думаю, капитан Остин, вскоре вам придется пожалеть о своих словах, – безмятежно, даже почти весело произнес Петеркин.
– Вы так считаете?
– Да. Более того скажу: полагаю, вы за них передо мной извинитесь.
– Да неужто?
– Вот именно. Все, чего я прошу, – пойти сегодня со мной вечером на… скажем так, на разведку и убедиться во всем собственными глазами. А завтра все мы снова встретимся тут в этот же час, и вы сообщите ныне присутствующим здесь джентльменам свои выводы по поводу… предмета нашей размолвки.
– Эти джентльмены не имеют к ней никакого касательства!
– Простите, капитан, но отныне имеют. Вы бросили мне… гм, необдуманное обвинение в их присутствии – и взять свои слова назад вам тоже надлежит в их присутствии. Впрочем, если желаете, я сейчас объясню им суть нашего спора, и они сами решат, как…
– Ни слова! – гневно воскликнул Остин. – Не смейте повторять эту клевету!
– Что ж, как хотите. Но в этом случае вы должны согласиться на мои условия.
– Хорошо, я сделаю это. Сегодня вечером я отправлюсь в то, что вы изволили назвать «разведкой», а завтра, когда мы все встретимся здесь, публично расскажу о ее результатах. И уж будьте уверены, молодой человек: после этого вам придется сменить место службы, потому что пребывание в Третьем Карабинерском для вас сделается очень некомфортным!
Капитан удалился, в ярости хлопнув дверью. А Петеркин только хмыкнул и продолжил катать шары уже в одиночестве, оставаясь совершенно глухим к нашим вопросам по поводу того, что же сейчас произошло.
Разумеется, на следующее утро все мы собрались в бильярдной. Петеркин по-прежнему не говорил ничего – но в глазах его мелькнул странный блеск, когда капитан, единственный из нас слегка запоздавший, появился на пороге.
Остин словно постарел лет на десять. Таким удрученным мы его еще не видели.
– Ну что ж, – произнес он, – никогда бы не поверил этому, если бы не увидел собственными глазами, – никогда! Вынужден, черт побери, взять свои слова обратно. Петеркин, вы были правы. Представить себе не мог, что офицер карабинеров способен пасть так низко…
– Да, это скверная история, капитан, – кивнул Петеркин. – Конечно, заметил я ее только случайно, но раз уж так…
– Раз уж так, то вы правильно сделали, что не стали молчать. Такие случаи выносят на офицерский суд чести.
– Если это такое дело, в котором затронуты вопросы чести, то, полагаю, прежде всего следует посоветоваться с майором Эррингтоном, – вступил в беседу лейтенант Хартридж.
Капитан горько усмехнулся.
– Ладно уж, молодые люди, придется вам сказать, – произнес он после паузы. – Это не тот вопрос, который можно держать в секрете… Помните, майор недавно играл с полковником, и на столе были крупные суммы? Так вот, знайте: Эррингтон специально тренируется, отрабатывая шулерский трюк, позволяющий при сдаче карт спрятать одну из них в рукав и тем усилить свою карточную руку18. Мы, Петеркин и я, наблюдали эти тренировки два вечера подряд, своими собственными глазами. Да, джентльмены, сейчас вы можете сказать мне все, что собираетесь, но повторяю: вчера я стоял напротив окна комнаты майора и видел это, черт побери, наяву. А вы же знаете, что наш старина полковник, при всем мастерстве игры, близорук… Эррингтон передергивал самым бесстыдным образом, будучи абсолютно уверен, что противник ничего не заметит, а никто другой к игре и присматриваться не будет… по крайней мере, в этом смысле. Я… я должен рассказать это полковнику. Полагаю, это моя обязанность.
– Наверно, нам всем следует присутствовать при игре сегодня вечером, – сказал Петеркин. – Конечно, не подходить к столу вплотную и не таращиться на игроков, но быть начеку. Шестеро свидетелей – вполне достаточно, чтобы уладить вопрос.
– Даже шестьдесят свидетелей не заставят меня поверить, что… – начал было Хартридж.
– Что ж, тогда вы просто поверите своим собственным глазам, как мы с секонд-лейтенантом поверили своим, – пожал плечами капитан. – Разумеется, младшим офицерам крайне неловко обвинять в таких вещах одного из своих командиров, человека с двадцатилетним послужным списком – черт побери, блестящим! Но то, что неуместно для нас, уместно для командира полка. А он будет предупрежден, будет бдителен – и сможет поступить так, как сочтет в той ситуации нужным. Шулерство в офицерской компании – не та вещь, которой можно позволить долго существовать. Сегодня вечером мы решим этот вопрос раз и навсегда.
И вот наступил вечер. Мы все собрались в кабинете полковника. За стол, как и в прошлый раз, сели только двое старших, майор и сам полковник. Лицо последнего приобрело чуть более багровый оттенок, чем обычно. Это, как нам было известно, являлось несомненным признаком близкой ярости: редкой, но неукротимой.
Лицо капитана Остина было аналогичного цвета. Конечно, он имел основания предполагать, что, если обвинение не подтвердится, гнев полкового командира будет излит на него.
– Какие ставки? – спросил майор.
– По фунту за партию, как и раньше.
– По фунту за каждую взятку, если не возражаете, – предложил майор.
– Отлично. Фунт за взятку19. – Полковник надел пенсне и смерил противника изучающим взглядом. Майор перетасовал колоду и дал подснять.
Первые три партии закончились вничью. У майора карты были лучше, но его противник оказался искуснее в розыгрыше.
В четвертой партии сдача снова перешла к майору. Он положил колоду на стол и прикрыл ее локтями так, что мне стало не видно, как он тасует.
Полковник зашел с валета, и майор побил его дамой. Когда он протянул руку, чтобы забрать взятку, полковник вдруг резко подался вперед в кресле и с его уст сорвалось ругательство, столь непривычное для всех, кто знал нашего командира.
– Поднимите рукав, сэр! – воскликнул он в следующий миг, вскакивая на ноги. – Ну же! У вас карта под рукавом!
Майор тоже вскочил, опрокинув кресло. Мы все уже были на ногах, но ни один из участников игры не обратил на нас ни малейшего внимания.
Полковник, уже совершенно багровый от негодования, указывал пальцем на одну из карт, лежащих рубашкой вверх. Майор вытянулся, как на плацу. Он слегка побледнел, но и не более того.
– Да, сэр, должен признать: у меня в рукаве карта. Но вы же не станете на основании этого обвинять меня в шулерстве?
Полковник оперся на стол костяшками кулаков.
18
Карты, полученные игроком после раздачи.
19
Тут возникает непереводимая игра слов, потому что характерные для виста (в который, видимо, сейчас играют майор с полковником, хотя это и не указано однозначно) термины «карточная партия», «карточная взятка» и «полный розыгрыш круга» обозначаются тем же словом trick, что и шулерство.